После чая Тират предложил гостю прогуляться по дворцовому парку. Гайер был рад возможности поговорить с Владыкой в непринуждённой обстановке, вдали от постоянно снующих слуг.

Раскланявшись с Кристель, они вышли в парк. После нескольких малозначительных фраз Гайер приступил к тому, ради чего прибыл во дворец.

- Мой Владыка, позволь просить о дочери твоей, Кристель. Не секрет для тебя, какие чувства я испытываю к ней, что смысл она всей моей жизни, ради неё все свершения и победы. Клянусь, что сделаю всё, чтобы в её жизни всегда было солнце, и тень печали никогда не коснулась её лица.

Алемоский говорил, стараясь вложить в свои слова все чувства, что обуревали им. Но, Тират ничего не отвечал, и весь пыл рейцега вяз в этом гнетущем молчании. Наконец, Владыка остановил поток слов Гайера жестом руки.

- Мой друг, ты лучший из моих приближённых, твоя верность мне и Кэртису залог процветания Владычества. Народ славит тебя, и без сомнения тебя ждёт великое будущее, достойное знатного рода Алемоских. И я не сомневаюсь в твоём благоразумии и политическом чутье. Ты сделал почти невозможное, победа над эртами вырвала нас из лап многолетней войны. Но эта борьба поставила Кэртис на край нищеты, сейчас впервые со времён Великого Голода, нам требуется мощная поддержка. И эту поддержку может дать Антра. Ты знаешь, пока Кэртис воевал, Антра благоденствовала и сейчас только былая мощь да превосходство в землях может привлечь Антру для союза с нами. Кроме того, выход в море через соседнее Владычество позволит вести торговлю с далёкими государствами, что всегда было весьма затруднительно из-за отсутствия морских путей у Кэртиса. Ты всё это знаешь и сам...

Гайрер молча слушал Владыку и не мог возразить, потому что верным было каждое его слово.

- Выдать мою дочь замуж за Владыку Антры - это лучший способ стать союзниками. Ни одна другая связь не может быть такой крепкой, как родственная.

- Но сердце твоей дочери уже занято, мой Владыка.

- И это я знаю. Но чувства - пламя, которое рано или поздно гаснет. Нам дана великая власть, но и столь же большая ответственность. Мы не вправе выбирать судьбу, руководствуясь чувствами. Кристель это понимает и готова принять то, что лучше для владычества.

- Мой Владыка! Всё, что ты говоришь, верно, как всегда. Но я уверен, что твой разум и твоё великодушное сердце подскажут тебе другое решение. Владыка снова остановил его жестом руки.

- Моё решение останется неизменным. И я уверен, что ты, как мой верный подданный примешь его и будешь со мной до конца.

- Не сомневайся, мой Владыка. Но прошу...

- Я всё сказал. Закончим разговор.

- Ещё слово!

- У меня много дел. Я не могу слушать тебя вечно.

- Но мы вернёмся ещё к этому разговору, - Гайер и не думал сдаваться.

- Бесполезно. Тебя проводят. Лесс! - позвал Владыка старшего слугу.

Рейцег откланялся.

Когда Алемоский скрылся за поворотом, Тират позволил себе расслабиться. Он знал, что ему предстоит этот тяжёлый разговор, и был готов к нему. Владыке нравился молодой рейцег и если бы не сложившиеся обстоятельства, Тират не раздумывая, дал бы согласие на его свадьбу с Кристель. Владыке было тягостно, сомнения противными угрями вползали в сердце и рвали его с болью, но Тират привык к доле властителя судеб своей и чужих.

Вдруг Владыка почувствовал сильный укол в грудь. Он схватился за неё и наткнулся пальцами на рукоятку кинжала. В последнюю минуту Тират поднял глаза, чтобы разглядеть убийцу, но вокруг были лишь деревья, а уплывающее сознание не могло зацепиться ни за одно из них и что-либо разглядеть. На слабый крик прибежали слуги, срочно послали за лекарем и дочерью Владыки, но никто не решился звать служителей Бога Архира, хотя все понимали, что кинжал в груди не даёт шансов на выживание.

Лекарь и Кристель прибежали тотчас же и велели нести Владыку в покои. Лекарь послал слуг греть воду и старался создать видимость деятельности, хотя с первого взгляда на рану Владыки понял, что его не спасёт даже чудо.

Тират, Владыка Кэртиса, умер быстро в своих покоях, сжимая руку дочери Кристель. Несколько часов она не выходила из покоев отца. Когда советники настойчиво стали посылать слуг за Кристель, она, наконец, оставила умершего Владыку на попечение лекаря.

В тронный зал Кристель вошла стремительно, твёрдая походка и решительное выражение лица были так непривычны для кроткой дочери Владыки, каковой её привыкли видеть окружающие, что советники и приближённые немедленно склонили головы.

- Сегодня утром убили моего отца и Владыку Кэртиса - Тирата, - звучный голос разнёсся по залу, заставляя всех собравшихся устремить взгляд на суровое лицо молодой женщины.

- Отец умирал у меня на руках и в последние минуты жизни назвал имя убийцы. По залу пронёсся быстрый шепоток. Кристель обводила взглядом всех, и каждому казалось, что она пристально смотрит именно на него. Все ждали. Когда тишина стала предельной, ясный голос женщины зазвучал вновь.

- Удар пришёл от того, от кого мы не ожидали. Вероломно используя своё положение и хорошее отношение Владыки, утром нанёс визит рейцег Гайер Алемоский, для того, чтобы потребовать у отца выдать меня за него замуж. Но Тират, как великий Владыка и человек слова, обещавший меня в жёны Владыке Антры, отказал рейцегу Алемоскому в его требовании и был за это им предательски убит. Вот доказательство - кинжал рейцега7, ещё в крови моего отца.

Возгласы изумления прокатились по залу. Слова Кристель казались невероятными, но никто не решился усомниться в них вслух. Женщина дождалась пока её слова дойдут до сознания каждого из присутствующих, затем тоном резким и холодным как лёд, произнесла.

- Убийца Владыки должен быть казнён.

Люди замерли, но спустя несколько минут под тяжёлым, пронизывающим взглядом Кристель, закивали

- 'убийца должен быть казнён'.

Рейцега Алемоского схватили в тот же час, весть об убийстве Владыки ещё не распространилась по Кэртису, поэтому арест Гайер воспринял как нелепость. Несколько дней в тюрьме в подземелье Алемоский провёл как в бредовом сне. Скупая информация, что ему удалось выдавить из тюремщиков, казалась несуразицей. Он каждую минуту ждал, что послышаться быстрые шаги и в камеру войдёт Кристель, увидит его, распластанного на соломе, и броситься к нему на шею, прося прощения за чудовищную ошибку. Стараясь не глядеть на неприятное копошение соседок - крыс, он подолгу в почти непроглядной темноте смотрел на стену камеры, временами впадая в забытье, где в солнечном свете видел зелёные смеющиеся глаза Кристель и почти физически ощущал мягкость её великолепных рыжих волос...

Рейцега почти не кормили. Поначалу, когда настороженный стражник приносил похлёбку, Гайер требовал, просил, обещая вознаграждение за то, чтобы к нему позвали Кристель, но тюремщик только мотал головой и спешил скрыться за железной тяжёлой дверью. В конце концов, Алемоский понял, что ничего не добьётся от стражника и бросил свои бесполезные попытки. Он стал уповать на то, что Кристель или его семья сами скоро вызволят его из темницы. Гайер потерял счёт времени, но однажды, когда Алемоский в очередной раз спросил принёсшего воды и кусок чёрствого хлеба стражника о том, известно ли что с ним будет, он услышал в ответ, что завтра на рассвете его казнят. Рейцег так и не притронулся к еде. В какой-то момент ему стало казаться, что он всё ещё на войне, его ранили и в лихорадочном бреду ему всё это кажется. Но осторожное, словно на пробу, покусывание пальцев его рук обнаглевших крыс не давало Гайеру уйти в спасительное забытье. Наконец, Алемоский стряхнул оцепенение, встал, и с трудом передвигая дрожащие от слабости ноги, подошёл к двери и, собрав силы, затарабанил в дверь.

- Эй! Кто-нибудь! Отведите меня в божий дом!

Никогда не думал Алемоский, что ему придётся однажды воспользоваться правом приговорённого к смерти обратиться к богу Архиру.

Вскоре Гайера отвели в небольшой божий дом неподалёку от тюрьмы. Здесь было всего одно помещение, поэтому стражники, окинув его взглядом, оставили рейцега одного, и, заперев за ним дверь, замерли у входа. Приговорённый печально посмотрел на деревянные скамьи, на обшарпанный словник8: этот неказистый божий дом не соответствовал статусу рейцега и Гайер опасался, что Архир не услышит его из этого убогого места. Однако выбора у него не было. Подойдя к словнику, он смиренно положил на него руки и сквозь решётку в потолке устремил взор в ночное небо.