Девочка нахмурилась сильнее, исподлобья глядя на Эжени, шмыгнула носом и вдруг убежала, исчезнув в туманной дали. Эжени хотела было остановить её, окликнуть, но тело словно существовало отдельно от разума, само по себе.

Наверное, она спит или блуждает где-то в пустыне забытья. Должно быть холодно, однако Эжени тепло и даже возникает ощущение руки, касающейся её волос. Мягкой поверхности, на которой она, похоже, лежит. Тяжести сверху – кажется, это одеяло. Источающее жар тело рядом.

Тиканье часов. Голоса вдали – скорее всего, со двора.

Запах душистого чая.

– Надеялась скрыться от меня? – шепот возле уха. – Не выйдет, Эжени. Уже поздно убегать и прятаться.

Открыла глаза, медленно, с усилием. Удивительно, как иной раз приходится напрягаться, чтобы всего-навсего поднять веки.

Их с Алионор квартира. Комната, освещённая одним бра возле дивана, ноутбук Алионор на журнальном столике. Кровать у стены, на которой обычно спала Эжени. Рядом, опершись на локоть, лежал Дэсмонд, смотрел встревожено, насторожённо.

С опаской?

– Д-д-дэсмонд?.. – выдавила тихо, хрипло.

– Эжени? – он коснулся подушечками пальцев её щеки, во взгляде появился вопрос.

Пальцы горячие. Или это кожа Эжени слишком холодная?

– Что… что ты здесь делаешь?

– Приехал к тебе. Приехал за тобой.

– И б-бросил свою… тусовку?

– Будем договариваться с демонами в другой раз, – губы Дэсмонда тронула улыбка легкая, неожиданно лукавая. – Надеюсь, на следующую встречу я смогу взять с собой супругу, потому что у демонов считается дурным тоном являться на такого рода мероприятия без сопровождения в виде гарема либо жены.

Память шевельнулась вяло, собирая известные ей сведения. Демоны предпочитали мир людей: жили здесь, охотились, вели дела. И считали, что чем больше женщин демонстрацией собственной мужской силы и благосостояния, тем лучше, в противном случае мужик не мужик.

– Я… – начала и умолкла, не зная, что сказать.

Алионор верно заметила, что Дэсмонд правитель, пусть и четверти иного мира. И если он действительно правящий монарх, а не марионетка на веревочках, управляемая советниками, то странно было ожидать, что он стал бы ходить преданным псом по пятам за Эжени, заваливать любовными посланиями и выкладывать сердечки с пылкими признаниями из розовых лепестков под её окнами.

– Ты поступила глупо и безрассудно, – произнёс Дэсмонд спокойно. – Рисковала собой, своим будущим и своими близкими. Я тоже виноват – недосмотрел.

Воспоминания нахлынули вдруг, яркие, пугающие.

Зов Зимы, принятое решение. Парк, река и вьюга. Мысли, что путались, переплетались – и не разобрать, где свои, а где вкрадчивый, уверенный шепот богини. Сопротивляющаяся сущность. И ледяная вода завершающим аккордом.

Эжени отодвинулась от Дэсмонда, села. Заглянула под одеяло, провела по своим волосам. Одежды нет, светлые пряди растрёпанные, но сухие. Сущность затаилась обиженным ребенком, стыд, досада, вина и недоумение теснились внутри.

– Что произошло? – вроде и чувствует себя как обычно. Разве так должно быть у тех, кто поддался зову Зимы?

– Ты провалилась под лед. Ройс тебя вытащил, и он вместе с Алионор привезли тебя домой.

– Али? – и Ройс?

– Алионор заподозрила неладное и пошла за тобой. Ройс сегодня дежурил при вас, я позвонил ему, попросил глаз с тебя не спускать.

– Так они оба проследили за мной?

– Да, хотя и по отдельности. Однако когда они добрались до парка, началась метель и они не сразу тебя нашли.

– Зима не хотела отдавать свою добычу, – пробормотала Эжени.

– Полагаю, таким образом она до сих пор мстит твоему роду за неверность своего супруга.

– Но я… – поддалась. Или не совсем?

Дэсмонд тоже сел, обнял за плечи, привлекая к себе. Ни сил, ни желания сопротивляться нет, и Эжени уткнулась лбом в мужскую грудь, вдохнула исходящий от рубашки слабый запах парфюма с ноткой имбиря.

– Ты удержалась. На самом краю, но удержалась.

– Как? – почему-то вопрос этот не давал покоя. Она ведь чувствовала, как затягивает неумолимо снежная бездна равнодушия, как смыкаются створки капкана Зимы.

– Сейчас это неважно. Главное, что удержалась… и больше я тебя не оставлю, – Дэсмонд говорил негромко, но твердо, убеждённо.

Опять.

– Дэсмонд…

– Эжени, – он отстранился чуть, обхватил лицо Эжени горячими ладонями, посмотрел внимательно в глаза, – неужели ты не хочешь даже попытаться? Всего лишь попробовать?

– А если…

– Без «если», Эжени. Я тебя прошу, не надо за меня решать, устану я от тебя или нет, уйду или останусь, случится это через год или через полвека. Не надо прогнозировать плохой конец пути, даже не ступив на него, не надо отказываться от собственных эмоций только потому, что тебе кажется, будто так легче. Это не облегчение, а эгоизм и малодушие. О маме ты подумала? О том, что с ней стало бы, вернись ты другой? Все твои чувства умерли бы и дочерняя любовь в том числе. Однажды ты сочла бы, что мама лишь обуза, отнимающая твоё время, тебя утомили бы её укоризненные взгляды, неодобрение и осуждение. И ты спокойно, без малейшего сожаления забыла бы о ней, как забывала бы обо всём, что тебя не интересует. Я не преувеличиваю. Я навёл справки, насколько это было возможно в условиях дефицита информации. Те, кто поддавался зову, рано или поздно бросали старую жизнь, друзей и родных и уезжали на север. Многих из них больше никто никогда не видел. Я могу только предполагать, что с ними дальше делает Зима, но неужели ты на самом деле считаешь, что такой исход лучше возможности обжечься?

Эжени накрыла одну ладонь Дэсмонда своей, улыбнулась грустно.

– Я всё равно состарюсь, хочешь ты того или нет. Даже ты ничего не сможешь поделать с ходом времени.

– Смогу, – возразил Дэсмонд уверенно. – Подобные мне живут долго, очень долго, но во время брачного ритуала мы не только связываем себя с избранной нами женщиной, но и разделяем с ней наше долголетие. Учитывая мой возраст, в нашем с тобой распоряжении есть по меньшей мере один век на двоих. Или тебе мало?

– Нет-нет, просто я… – в шоке.

Мягко говоря.

Сто лет срок приличный, основательный, но…

– Эжени, давай для начала попробуем. Согласна?

Слова возражения замерли на языке. После всего просто взять и согласиться? Не слишком ли быстро?

Впрочем, на раздумья времени и так было более чем достаточно.

– Да, – ответ сорвался словно сам собой.

– Да? – с насмешливой дотошностью уточнил Дэсмонд.

– Да, – повторила Эжени.

Дэсмонд поцеловал бережно, нежно. Эжени ответила, обвила руками его шею, прижимаясь теснее, чувствуя, как стучит собственное сердце и в унисон ему бьётся сердце Дэсмонда. Щекоча радостным предвкушением, снежная сущность потянулась навстречу огненной, желая слиться, соединиться и не на один мимолётный раз, но навсегда. Вечно сгорать и возрождаться в его объятиях.

* * *

– Ты ей ничего не скажешь. И я буду молчать, и Дэс тоже, пока она сама не поймет.

– Почему это?

– Хочешь повторения на бис?

– Теперь ей и в голову не придет повторить! Ни сейчас, ни, тем более, потом!

Хмурое лицо и снисходительный взгляд из-под высохших прядей чёлки.

Раздражает.

Хоть и смотрится довольно забавно в бледно-зеленой простыне с розовыми цветочками, обернутой на манер древней тоги, пока мокрая одежда сушилась в ванной комнате. При других обстоятельствах Али, пожалуй, не удержалась бы от ехидного комментария. Всё-таки прежде на их кухне не случалось мужчины, прикрытого лишь складками пёстрой ткани.

– И она в любом случае рано или поздно узнает сама, – добавил Ройс и сделал глоток чая. – А пока не хотелось бы, чтобы начались истерики и обвинения Дэса в том, что он тащит её к брачному алтарю якобы исключительно по залёту.

Али состроила гримаску и отвернулась к окну за голубыми занавесками.

И скоро следующее полнолуние…