Случались в жизни Эжени и такие… хм-м, казусы. И хорошо, если оттает потом бедолага без последствий, а если нет?

– Смотря с кем, – Дэсмонд наклонился, провёл губами по её щеке, легко, почти невесомо в противовес первому поцелую. – Не держи её… расслабься.

– И попытайся получить удовольствие? – не то чтобы есть настроение шутить, но фраза как-то сама вырвалась.

– Разве всё затевается не ради удовольствия?

– Я совмещаю, – Эжени запустила пальцы в густые волосы, в полумраке показавшиеся вдруг золотыми, теплыми на ощупь.

Вернула поцелуй, чувствуя, как откликается чужая сущность, тянется навстречу.

Горячие мужские ладони прошлись по телу, обтянутому тонкой тканью короткого белого платья, сначала вверх, обхватили грудь и почти сразу спустились вниз. Дрожи Эжени не сдержала – прикосновение к обнажённой коже ног выше кружева чулок действительно обжигало, без всяких метафор. Пожалуй, не будь она тем, кто есть, заработала бы уже ожог первой степени.

Дэсмонд развернул Эжени спиной к себе, притиснул к столику. Шорох позади, и пиджак лег светлым пятном на пол.

– Кто ты?

– А ты? – полированная столешница покрывалась медленно серебристым слоем инея.

– Не важно.

Зачем тогда спрашивает, если сам не готов ответить на тот же вопрос? Да и не всё ли равно?

Край платья одним рывком оказался где-то на талии, ладони огладили бёдра, ягодицы, сдвинули узкую кружевную полоску трусиков. Эжени наклонилась над столиком и с улыбкой отстегнула невидимый поводок. Тело наполнил сплав холода и возбуждения, привычный, контрастный. В сознании поднялась метель, заметающая мысли, сомнения, инстинкт самосохранения, оставляющая лишь желание поглощать тепло, такое вкусное, щекочущее, и растворяться в нем же.

Пальцы скользнули вниз по животу под белье и между бёдер, находя чувствительное местечко, вырывая стон. Поцелуи-укусы по плечу, шее, за ушком, жар прижавшегося со спины тела. Собственными ладонями Эжени смутно ощутила, как начала нагреваться и оттаивать заиндевевшая было столешница. Едва расслышала звяканье пряжки ремня, шорох молнии, даже чьи-то далекие шаги, прошелестевшие через холл, женский смех. Эжени закусила губу, давя вскрик от резкого проникновения, но сущность с восторгом, порой казавшимся Эжени маниакальным, устремилась к новой игрушке, вцепилась снежными щупальцами, вытягивая желанное тепло. Сильные толчки сливались с уверенным движением пальцем, с тяжелым неровным дыханием Дэсмонда. Эжени ухватилась за край столика, уже не сдерживая стоны.

Сущность тоже наслаждалась. Пила, пила, словно иссушённая земля долгожданную влагу дождя, и не могла остановиться, не могла насытиться, не могла отпустить. Чужой огонь не заканчивался, он стекал лавой, густой, с горьким привкусом имбиря, ударявшей по затуманенному сознанию лишней порцией крепкого алкогольного напитка. На долю секунды возникло опасение, тренькнуло тревожным звоночком. Что-то определенно не так… одна сущность поглощала другую, но неясно, кто кого… И уверенности, что инициатива принадлежит Эжени, уже не было.

Мысль мелькнула и отступила, растворилась за волной удовольствия, мощного, опаляющего, наполнившего тело столь желанным жаром. Кажется, Эжени сама стала сгустком огня, живым, послушно изгибающимся в чужих руках. И сознание исчезло окончательно в охватившем её пламени, угольно-чёрном, непроницаемом.

* * *

Жаль, нельзя снять голову и положить её на часок-другой в какое-нибудь тихое место, чтобы отдохнула, в себя пришла.

И не болела сейчас так, словно накануне хозяйка основательно перебрала с алкоголем.

Эжени в очередной раз скривилась, потёрла виски. Таблетку выпила ещё дома, но лучше пока не стало, голова по-прежнему раскалывалась, рождая ненависть ко всему человечеству в целом и неурочным клиентам в частности.

Определённо такого рода вечеринки не рассчитаны на тех, кому надо на работу в субботу.

– Ну, как прошла эта твоя тусовка для избранных? – Юлисса подошла бесшумно, встала рядом, прислонившись бедром к краю стола.

– Прошла, – пробормотала Эжени.

– А как прошла?

Смотря какая часть.

Эжени не помнила окончания вечера, вернее, ночи. Не помнила, как добралась до дома. Не помнила, где и как рассталась с Дэсмондом. Не помнила, что вообще происходило после её оргазма. Но оргазм, смешавшийся с насыщением снежной половины, оказался весьма и весьма неплох.

Потрясающ даже. До отключки нормального восприятия.

Всё-таки перебрала. Только не с алкоголем, а с энергией.

Зато сущности хорошо. Растеклась по телу ощущением сладкой неги, ленивая, довольная, точно налакавшаяся валерьянки кошка. И если бы голова ещё не болела, то можно было бы сказать, что жизнь удалась практически.

Юлисса оглядела зал, убеждаясь в отсутствии клиентов и развесистых ушей начальства, и понизила голос:

– Хоть склеила какого-нибудь добра молодца?

Склеила. Правда, теперь и не разберёшь, доброго или не очень.

Проснулась по звонку будильника, въедливому, проникающему в мозг раскалёнными иглами. В платье. В своей постели, в квартире, которую они с Алионор снимали на двоих. На работу Эжени собралась и ушла по привычке быстро, тихо, стараясь не разбудить подругу.

– Ну, может, злого тогда? – предположила Юлисса, не дождавшись ответа на предыдущий вопрос.

– Юл, – Эжени взялась за мышку, попыталась сосредоточиться на изображении на мониторе. – Мне… работать надо.

– Да-а? – с искренним почти удивлением протянула Юлисса. – Ла-адно, расскажешь всё, когда твоя голова перестанет трещать на весь зал, а перекошенная физиономия – пугать клиентов, – и, улыбаясь понимающе, отошла.

Вот птичка настырная.

Неужели так очевидно? Надо, пожалуй, лицо сделать попроще и не морщиться страдальчески.

Телефон зажужжал, привлекая внимание, ближе к полудню, когда боль немного отступила, притупив членовредительские желания. Эжени потянулась за смартфоном, лежащим на полочке возле монитора. Никак, Алионор проснулась.

– Юл, подменишь? – Эжени поднялась, с телефоном в руке направилась к двери, ведущей в служебные помещения. – Я на пять минут.

– Угу.

Прикрыв за собой створку, Эжени на цыпочках проскользнула мимо кабинета начальницы, бегом миновала служебные помещения, вышла на заднее крыльцо в торце здания.

– Али, с добрым утром.

– Какое утро, день почти, – возразила подруга. – Так, милая моя, сознавайся, что за божество транспортировало тебя домой леший знает в каком часу ночи?

– Божество?

– Ну да, походил на молодого бога из древних мифологий. Или на кумира девочек-подростков. Красив, галантен, в явно дорогом пальто. Пах тоже чем-то дорогим и тобой, – поведала Алионор бодро. – Я ему сначала засветить хотела, когда услышала, что в замке ковыряются. Решила, что воры лезут.

Эжени спустилась по нечищеным ступенькам, наклонилась, зачерпывая в ладошку снег из сугроба, тянущегося вдоль дорожки. Сжала, комкая. Холод впитывался в кожу, накрывал пеленой остатки боли. Проходившие мимо люди, закутанные по самый нос, только поглядывали искоса, недоумённо на девушку, светловолосую, одетую не по сезону, стоявшую в легких туфельках на снегу.

Получается, Дэсмонд отвёз её домой? Но адрес-то он откуда узнал?

– Назвал меня «леди», – в голосе подруги прозвучала нотка приятного удивления. – Попросил не горячиться и не рубить с плеча, так как он всего лишь выполняет миссию по возвращению прекрасной дамы в лоно родной квартиры. А ты на нем фактически висела и вела себя как пьяная, хотя запаха алкоголя я не учуяла. Эжени, ты ещё там или где?

– Я…

– В шоке? Я тоже.

– Я… кажется, перетянула энергии, – призналась Эжени. – Сильно перетянула.

– У этой прелести?

– Наверное.

– Правда? Для свежезамороженной туши выглядел он весьма и весьма бодро.

– Похоже, ему это не повредило.

– А тебе?

– Мне неплохо, не считая зверской мигрени и факта, что я не помню ничего из того, что было после нашего секса.