- Можно подумать, что тебя заставляют, - хмуро сказал Рауф, подумав про себя, что есть на свете люди, которым помочь невозможно при всем желании, и Ариф из числа этих несчастных.

- Вот видишь, ты обиделся, - Ариф по-настоящему растерялся. - Я тебе очень благодарен. Но постарайся и ты меня понять... Извини, но твое замечательное средство мне не годится. Если хочешь знать-правду, я о времени, когда был молодым, вспоминаю без всякого удовольствия, честное слово! Ничего, хорошего у меня тогда не было. А сейчас я чувствую себя полноценным человеком, а если бы не диабет, то даже счастливым... И ничего больше не хочу, согласен, чтобы все у меня шло, как есть, без изменений. Я про себя, например, знаю, что адвокат я не очень способный, звезд с неба не хватаю, но люди-то ведь меня за что-то все же уважают... И дома у меня все нормально. Дети меня любят, жена, по-моему, тоже... А тут вдруг - раз! и я помолодел. Как же все это будет выглядеть? Кем я для них после всего этого стану? - Явственно представив первую встречу друзей и родственников с новоявленным юношей, Ариф пришел в сильное смятение, вследствие чего резко затормозил перед светофором, зеленый "свет которого, видимо, показался ему недостаточно зеленым.

- Поезжай, поезжай, - снисходительно улыбнувшись, сказал Рауф. -.Всего ты боишься. Каким был, таким и остался. Представляю, что ты сейчас обо мне думаешь...

- Ничего плохого, - торопливо прервал его Ариф. - Ты другое дело. Ты человек решительный, смелый.

- И эгоист, - добавил Рауф. - Слушаю тебя и думаю, а для чего мне все это? Да разве я из-за одного себя стараюсь? В конце концов, кто выиграет от того, что я, может быть, стану энергичнее и сильнее? Ну подумай!.. Семья, конечно. И друзья. И тебе говорил уже, что многое решил изменить в своей жизни. - Рауфу казалось, что он говорит правду, более того, поразмыслив, он понял, что и впрямь выразил вслух то, что в последнее время у него копилось в душе. - А ты тоже не прав, такие серьезные вещи нельзя сразу решать. Посоветуйся дома. Верно говорю?

- Конечно, - с готовностью согласился Ариф Посоветоваться никогда не мешает.

- Все равно я тебя уговорю. Это мой долг, - искоса поглядывая в окно, Рауф рассеянно потрепал Арифа по плечу. Хороший человек его приятель, но умом, к сожалению, не блещет.

Они уже въезжали в Бильгя. Рауф напомнил, где надо свернуть с шоссе, и машина, медленно пропетляв между тесно сдвинутыми заборами, вскоре остановилась у знакомых ворот. Рауф пригласил Арифа на дачу, ему не хотелось появляться сейчас там одному, но в ответ на уговоры Ариф озабоченно посмотрел на часы и клятвенно заверил Рауфа, что медсестра, которая делает ему на дому инъекции инсулина, может не дождавшись уйти, а так как с диабетом шутки плохи, не исключен самый печальный результат.

Подходя к воротам, Рауф ни с того ни с сего вдруг испытал приятное ощущение робости и смущения, показавшееся ему тут, на пороге родного дома, совершенно неуместным и нелепым. Кроме того, оно мешало наслаждаться заслуженной радостью победителя. Он пытался побороть это состояние, но оно, вместо того чтобы бесследно исчезнуть, усилилось к тому времени, когда он вошел во двор, и под его вредным воздействием у Рауфа замедлились шаги и вспотели ладони. Поэтому он обрадовался, что его приход оказался незамеченным.

На балконе, где обычно собиралась вся семья, никого не было видно. Дорожка к дому шла через ровную площадку, покрытую разросшимися плетьми нераскрывшихся виноградных лоз, и, глядя на них, он почему-то озабоченно вспомнил, что пора .обрезки и прививок подходит к концу и виноградник останется невозделанным. С этой неожиданной и ранее не приходившей в голову мыслью оказалось справиться нетрудно и, быстро избавившись от нее, Рауф поднялся на веранду.

С заднего двора доносился оживленный шум. Судя по возбужденным выкрикам, игра проходила азартно. Некоторое время Рауф в раздумье постоял на балконе, а затем, после того, как окончательно пришел к решению не использовать спортивную площадку в качестве места первой встречи с домочадцами, поднялся по внутренней лестнице на второй этаж.

Окна здесь были распахнуты настежь и, чтобы его не увидели со двора, он, низко пригнувшись; прошел мимо них к ближайшей двери и там на пороге остановился, как вкопанный, наподобие человека, перед которым неожиданно открылось необычное зрелище, вроде, скажем, водопада в горах или автомобильной аварии. И это было странно, потому что ничего особенного, кроме своей жены Халиды, дремавшей на тахте, он в этот момент не увидел. И все-таки не мог ни шагу ступить дальше, даже окликнуть ее не посмел, ему отказали ноги, онемел язык. А она вместо того, чтобы проснуться от стука его сердца и броситься навстречу, продолжала спокойно спать. Наконец, истекла минута оцепенения, и Рауф тихо вошел в комнату. Он стоял и рассматривал свою собственную жену, и она казалась ему самой желанной и прекрасной из всех виденных им женщин. И это несмотря на то, что не будучи оповещенной о свидании, она лежала перед мужем какая есть, не накрашенная и непричесанная, и не в кружевном белье под надушенным прозрачным пеньюаром. Испытывая безудержное влечение, он присел рядом, прикоснувшись к разметавшимся на подушке волосам, тихо назвал ее по имени. Вначале испуг и недоумение мелькнули в затуманенных сном глазах, когда она увидела близко над собой лицо Рауфа, но вскоре исчезли, когда, окончательно проснувшись, она оказалась в его объятиях.

На предложение немедленно оповестить о радостном событии всех волейболистов он отозвался лишь коротким нервным смешком и надолго прильнул поцелуем к горячим и без помады розовым губам. Несмотря на продолжительность этого действия, оно не привело к ответному взрыву страсти. Продолжая неподвижно лежать и после того, как он, торопливо сорвав с себя одежду, начал дрожащими руками расстегивать ее халат, она лишь безучастно посоветовала, чтобы он на всякий случай запер дверь.

После долгой разлуки ему показалось незнакомым лежащее рядом женское тело с нежной кожей округлых плеч и высокой груди, исполненные притягательной красоты упругие полные бедра. И он испытал ни с чем не сравнимую радость, почувствовав, как постепенно начинают отзываться на его исступленные ласки ее губы и тело. Радость и смутившее самого Рауфа благоговение.

Он подошел к окну и, стараясь не высовываться, осторожно выглянул в окно. Ему не терпелось посмотреть на детей, но увиденное сразу же заставило отказаться от дальнейшего обзора - прямо напротив окна в тени забора стояла его машина. Да, да!

Как это ни невероятно, но той же марки и того же цвета, что и его собственная, запертая в гараже, с той же не выправленной вмятиной на переднем левом крыле... Кроме того, к машине был прикреплен знак, также заставивший Рауфа усомниться в известной истине, в соответствии с которой одна и та же вещь не может одновременно находиться в разных местах.

В мыслях Рауфа возник сильнейший беспорядок, и он, вернувшись на тахту, на две-три минуты удалился от активной умственной деятельности.

- Там у забора стоит машина, - затем сказал он. - Моя?

- Наша, - подтвердила жена, она одевалась, застенчиво укрывшись за открытой дверцей шифоньера. - Кямиль нас на ней привез. Я не знала, что он так хорошо водит.

- А как он очутился в моей машине? - спросил Рауф. - Я же запер ее в гараже, а ключи взял с собой.

- Снесли гараж сказала жена. - Во дворе снесли все гаражи. Объявили, что построены незаконно. Два месяца назад, - обеспокоенная молчанием мужа, она выглянула из-за дверцы, - ты не расстраивайся. Всем бывшим владельцам отведены участки в восьмом микрорайоне

- Почему я об этом не знал?

- Посоветовали тебе не сообщать. Сказали, у тебя и без того неприятностей хватает... Ничего не пропало. Стены, крышу, к общем, все железо, сложили на новом участке, а запчасти Кямиль перевез сюда и опустил в погреб.

- Там еще кое-что было, - сказал Рауф.

- Бутылки? Дождались тебя целыми, сок выпили дети И еще банку там нашли, с вареньем. Не сразу догадались, что это варенье.