Я обомлела:

- Что случилось? - вопрошаю глупо.

- Ничего! Просто я хочу тебя! - и с этими словами он буквально впрыгивает ко мне. И тут начинается невообразимое что-то!

От наших безумных и безудержных движений диван сотрясается, и мы сами не замечаем, как летим, крепко сцепившись, с этого дивана на пол. Диван поднимается на дыбы и чуть не накрывает нас собой. Потом с грохотом... опускается диван, а мы с хохотом на него. Соседи внизу, наверное, решили, что это землетрясение.

Оргия продолжается во взаимных признаниях и ласках. Он говорит о любви, а я просто целую его в ладонь. Это приводит его в экстаз, и начинается все сначала...

- Кто же тебе мешал это сделать в Москве, когда мы были моложе на целых десять лет? Почему? - спрашивала я его.

- Ну почему, когда мы их любим, они бегут от нас, а когда охладеваем, они сгорают от желания? Ответьте теперь вы мне, мой друг!

Обессиленные, мы сладко заснули в объятиях друг друга. Сознание пришло позже. Дверь! Дверь была не заперта. А если бы вернулась жена или соседи зашли бы за солью? Видно, кто-то свыше всегда бережет влюбленных. Охраняет!

Конечно, я была рада. Мое женское самолюбие наконец удовлетворено, честь спасена, совесть успокоена. Любви не было, но ощущение долгожданной победы переполняло меня. "И этот пал!" - думала я.

Мне было достаточно и нежности, и впечатлений, и страсти, и секса, а ему нет. Его разбирало! Распробовал! Очухался! Вспомнил, как я сети ставила, а он из них выпрыгивал. Зачем?

- Дурак был, - заключил он. - Такая женщина меня хотела, а я? Просто дурак! Прости меня! Я люблю тебя! Я хочу тебя! Как же я хочу тебя!

- Нам пора в театр, - напомнила я.

- К черту театр, едем в ресторан, к тебе в гостиницу.

В гостиницу так в гостиницу. По дороге мой милый размахивает руками и через слово повторяет: "Я люблю тебя! Я хочу тебя! Идем танцевать!" Он обнимает меня, целует, ему нечего бояться, - он полон любви к своей учительнице жизни, он сгорает от восторга и вожделения.

- Слушай, я придумал - едем к моему товарищу, проведем там ночь. Я не могу от тебя оторваться, черт возьми! Я беру шампанское, водку - едем! Иди в номер, одевайся...

Я пошла в номер. Там было уютно и тепло. Соседка мирно спала.

- Ты куда? - спросила она спросонья.

- Не знаю, ехать - не ехать, - и я коротко описала незнакомой женщине всю ситуацию.

- Ты с ума сошла. А жена?

- Да, действительно, жена. Если я взяла мужа напрокат, я должна его вовремя вернуть. Жена волнуется, где муж, а я... Нет, нет! Я сейчас приду, сказала я соседке, - не запирай дверь.

В холл спустилась уже протрезвевшая и поумневшая.

- Я никуда не поеду. Подумай о жене, - строго сказала я.

- Ты меня оставляешь? Но это невозможно, это коварство. Я хочу тебя!

- Я никуда не поеду, - припечатала я и ушла.

Конечно, кошки на душе скребли, но, в конце концов, раньше надо было думать. И я заснула крепким сном. Меня разбудил в три часа ночи телефонный звонок его жены:

- А где мой муж? - спросила она.

- Не знаю. Я сплю. Уже давно. Он пошел домой.

- Ясно, - ответила она очень расстроенно.

Но мне было совсем не ясно. Сон улетел. Где он? А вдруг погиб? А вдруг... А вдруг...

В восемь утра позвонила жене - мужа не было. Где искать? С чего начать?

В полдень позвонила ему на работу. Подошел - значит, жив-здоров.

- Что случилось? - спросила я.

- А то и случилось, что не надо было отпускать меня одного, забрали в вытрезвитель, пришлось заплатить штраф.

- Я сейчас приеду, не грусти.

- Не надо приезжать. Я хотел вам сказать - вы роковая женщина, а с роковыми женщинами я не встречаюсь. Так что это наша последняя встреча. Не пишите! Не звоните! Прощайте!

Печальный финал, хотя я и одержала победу.

Он сдержал слово. Прошло еще десять лет. Я изредка вспоминаю, как я билась об него, холодного и неприступного. А потом случилось то, что случилось. Я ни о чем не жалею. Но не хочу возобновлять ни переписки, ни встреч. Только когда слышу "Болеро" Равеля, сердце екает и ухает вместе с финалом, где музыкальные инструменты вступают в единоборство, создавая немыслимую какофонию звуков, которая, в сущности, и составляет гармонию. Как и сама жизнь.

- И вы, конечно, понимаете, мой дорогой и любознательный друг, что все надо делать вовремя: и чувствовать, и отвечать на чувства женщины, которая горит и жаждет близости. Потом - все это "цветы запоздалые".

Было дружбой, стало службой.

Бог с тобою, брат мой волк!

Подыхает наша дружба:

Я тебе не дар, а долг!

Заедай верстою вёрсту,

Отсылай версту к версте!

Перегладила по шерстке,

Стосковался по тоске!

Не взвожу тебя в злодеи,

Не твоя вина - мой грех:

Ненасытностью своею

Перекармливаю всех!

Чем на вас с кремнем-огнивом

В лес ходить - как Бог судил,

К одному бабье ревниво:

Чтобы лап не остудил.

Удержать - перстом не двину:

Перст - не шест, а лес велик.

Уноси свои седины,

Бог с тобою, брат мой клык!

Прощевай, седая шкура!

И во сне не вспомяну!

Новая найдется дура

Верить в волчью седину.

"И РАДА БЫЛА ТЫ ЛЮБВИ ПОЛОВИННОЙ..."

Физическое соединение необходимо для

любви не как ее непременное условие,

а только как ее окончательная реализация.

Владимир Соловьев

В молодости, как, впрочем, и сейчас, когда уже за шестьдесят, меня больше вдохновляет не "я люблю тебя", а "я хочу тебя". Это конкретно, понятно, хотя романтики меньше, зато и лжи меньше - все честно, открыто и искренне. А для женского возраста, который называют "раскаленной пустыней", это особенно актуально.

Мне было уже тридцать, меня сопровождал прекрасный секс, искусно исполняемый мужчиной, которого я встретила, как всегда, случайно, нечаянно, а оказалось, надолго.

- Вы, как всегда, мой друг, торопите меня с рассказом. Но все по-порядку.

Вы знаете мой принцип - не изменять себе. Мужу изменяет почти каждая женщина, но вот изменять любовнику - это уже фигуры высшего пилотажа. Не нарочно! Случайно! Как и все в этой жизни - случайно! Но это и есть самая что ни на есть з а к о н о м е р н о с т ь.

Как говорят астрологи, "звезды так расположились". У меня действительно в это время был роман и вполне приличный типичный любовник, с которым мы встречались через день, - он был военный и где-то дежурил.

Приглашение в компанию на день рождения совпало с этим его дежурством, и я пришла одна. Одета я была экстравагантно - цвета электрик брючный ансамбль, брюки-клеш, жилет, яркая блуза и... тридцать лет. Всего!

Войдя в комнату, где веселье уже было в полном разгаре, я растерялась, и тогда жестом меня пригласил сесть рядом симпатичный кудрявый мужчина. Корректно ухаживал, подливал в рюмку что-то очень крепкое, а когда погасили свет, чтобы показать домашний фильм, смело положил мне руку на колено. Я не знала, как реагировать, - я даже не сумела его рассмотреть как следует. Но тут его вызвали в соседнюю комнату, и он освободил мое колено.

Вдруг раздались звуки музыки, зажегся свет, и все двинулись в соседнюю комнату танцевать. Мне танцевать было не с кем, все пришли парами, но я тоже пошла. И увидела, что мой незнакомец играет на гитаре и еще поет. И как поет! Ну Том Джонс! Не отличишь!

Музыка со мной вообще творит чудеса, а тут еще алкоголь делал свое дело... Все покрылось какой-то романтической дымкой, озарилось невероятным светом любви и страсти, которые излучали его красивые глаза, и я поплыла, поплыла... навстречу новым приключениям. Мое самолюбие было польщено тем, что тот, который меня заметил и сразу выбрал, такой главный здесь и такой талантливый. Я стояла у стены одинокой свечой, он пел, но глаза его цепко держали меня, не выпуская из поля зрения. Как бы я хотела сейчас танцевать вместе с ним! Он как будто понял это и на одну песню покинул своих музыкантов. Подошел, молча положил руку мне на плечо и как будто бы включил меня. Так началось во мне движение-брожение. Мы медленно двигались в танце, боясь разрушить очарование момента. Мы откровенно жаждали друг друга, наши взгляды красноречиво говорили об этом, и те, кто видел нас, отворачивались, стыдливо опуская глаза.