Вокруг него, тем временем, собралась толпа не только клошаров, но уже и жандармов, и полицейских.
Иса Юсуфович пожал плечами:
- Пятьдесят миллиардов баксов, или двести пятьдесят, не помогут чьим-то душам в телах твоих отпрысков отработать их собственную карму в подлунном мире. И представь себе сюрприз, когда твоё сознание отделится от изношенного тобой белкового скафандра, и отправится домой - в Царство Небесное! Тогда и поймёшь, ЧТО пользы...
- Le profit est mеme, q"enculer les moushes! (Польза та же, что трахать в жопу мух!) - вмешалась в разговор клошарка с разноцветными фингалами.
Путтипут заметил, как рядом появились желтолицые гуманоиды в красных мантиях и жёлтых жилетах с закрылками в форме ушей слона. А вот, как по воде отошёл гуманоид в пижаме с эмблемой кролика - не заметил.
Толпа, вокруг писающего в Сену Путтипута, всё прибывала, и кто-то закричал:
- PUTTIPUT PARACLETUS!
"Путтипут Параклетос... В Бастилии, - смекнул он, - доктор Стржемббельс, не выдержав пыток, раскололся! Бедолага..."
Путтипут попробовал отпираться:
- Ихь нихт Путтипут! Ихь бин клошар Мойшэ Гайe!
"Нет! Как там правильно? Гога, Гоша, "Майский чай"..."
- ОТСТАВИТЬ! Не Мойшэ Гайe, а Гошэ Майe!
Но его не слушали. Гуманоиды в жёлтых жилетах и бордовых мантиях-орхимжи - это были тибетские ламы - плотно обступили его и, тыча в него пальцами, закричали:
- МЫ НАШЛИ ИНКАРНАЦИЮ КОРОЛЯ ФРАНЦИИ!
А он, и Кузькина Мать, стоя на парапете в обнимку, всё продолжали писать в Сену. Путтипуту самому это бесконечное писание стало казаться несколько странным.
Прираставшая же поминутно толпа ликовала. Защёлкали вспышки камер журнализдов. Подоспевшие телевизионщики включали софиты и микрофоны. Подошёл и заиграл военный оркестр. Появились два вертолёта жандармерии, с которых на Путтипута с Кузькиной Матерью направили лучи прожекторов. А те всё писали и писали с парапета в Сену.
Тем временем, на улицах Парижа и других городов началось всенародное ликование.
- VIVE LE ROI! (Да здравствует король!) - кричали французы со всех сторон.
Экзальтированные француженки бросались обнимать и целовать французов, потом других экзальтированных француженок, потом менее экзальтированных француженок, а потом - всех подряд незнакомых прохожих.
- НОВОМУ КОРОЛЮ ФРАНЦИИ - САЛЮТ!
В ночном небе расцвели невиданные до сего дня фейерверки. Из Елисейского дворца примчался кортеж только что сложившего свои полномочия президента Республики. Выйдя из лимузина, последний президент воскликнул:
- ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ ФРАНЦИИ ПУТТИПУТ ПЕРВЫЙ!
Путтипуту вспомнились досье КГБ на французских королей - разных там Людовиков и Карлов, носивших какие-то несерьёзные титулы, вроде: "Лысый", "Заика", "Толстый", "Короткий", "Кривой", "Безумный", "Сварливый", "Ленивый" и тому подобное. От этого он поморщился и, на всякий случай, поинтересовался у только что сложившего полномочия президента Франции:
- Какой титул будет у меня?
- PUTTIPUT INOUBLIABLE (Путтипут Незабвенный).
- ИНУБЛИЯБЛЬ...БЛЬ! - задумчиво повторил Путтипут, продолжая, в обнимку с Кузькиной Матерью, писать в Сену.
- БЛЬ-БЛЬ! Чёрт возьми, красиво! Как, впрочем, всё у этих гламурненьких французиков...
Теперь он мог снять с себя очки а-ля Леннон, или а-ля Берия, с синими стёклами а-ля кот Базилио, и отклеить накладную бороду из реквизита переименованного КГБ. Вслед за этими шпионскими атрибутами в Сену должно было полететь многострадальное пальто доктора Стржемббельса, но левая рука Путтипута была занята Машиной Судного Дня, и снять пальто не получилось.
Сложивший полномочия президент Франции поклонился:
- Ваше Величество, будут ли распоряжения, указы?
- Ya, ya! Kemska volost! - шутливо подмигивая, ответил Путтипут, продолжая писать в Сену. - Франции не хватает амбициозных проектов. Указ первый: начинаем строить мост через Ла-Манш. Тендер на строительство выиграет... считай, уже выиграл олигатор Гербенрот. Начинаем строительство нефтепроводов и газопроводов в Австралию, Антарктиду, далее - везде. Это хозяйство, вместе со всей энергосистемой французского... ОТСТАВИТЬ - моего королевства - передаётся в руки ИЧП - частного предпринимателя Чимтенко. Указ второй: министрами французского правительства с сегодняшнего дня становятся члены кооператива "Лебединое озеро" и их супруги. Указ третий: сынки генералов переименованного КГБ становятся председателями ваших... ОТСТАВИТЬ - моих банков.
К вящему удивлению Путтипута, сложивший полномочия президент Франции ни полусловом не возражал, а только высморкался по-дурдонски - в ладонь, стряхнул сопли себе под ноги, и скомандовал оркестру:
- ГИМН!
Путтипут уже открыл рот, собираясь подпеть своим новым подданным "Алён занфан дё ля Патри-иё", как оркестр, вместо "Марсельезы" заиграл почему-то гимн Камеруна. И никто, кроме Путтипута, не обратил, почему-то, на это внимания. Более того, все присутствующие - и клошары, и жандармы, и журнализды, и тибетские ламы, вытянувшись по стойке "Смирно", дружно запели на мотив камерунского гимна:
Кра-сот-ки ли-це-ме-э-рят,
Безумен, кто им ве-э-рит.
Измены их легки,
Как в мае ве-тер-ки...
Путтипут поглядел на Кузькину Мать. Её резиново-механическая голова в очках, с профессиональной ухмылкой Мимозы Сябитовны, была теперь вся, кроме языка, из застывшей бронзы. Он поглядел на её длань, простёртую на его плечо. Её длань и его - Путтипута плечо были теперь тяжёлыми, бронзовыми.
- А давай, споём нашу! - предложила Кузькина Мать.
Путтипут кивнул и запел:
Бас, кызым, апипэ,
Син басмасан, мин басам.
Эпипэнен калачларын
Ашап калыйм ичмасам.
Откуда-то, будто из другого мира, донёсся истошный вопль доктора Стржемббельс:
- ВАДИМ ВАДИМЫЧ, БЕДА-А-А!
"В Бастилии, видать, несладко бедолаге... - кумекнул Путтипут. - Сейчас, гимны допоём, и выпущу тебя..."
Он хотел дать французскому экс-президенту распоряжение об амнистии всех узников Бастилии, но не смог, потому что язык обронзовел, и рот, и нос - тоже обронзовели.
"Я памятник себе воздви..." - мерекнул было Путтипут, но мозги его, вместе с думками, тоже обронзовели.
- ВАДИМ ВАДИМЫЧ! - вопил теперь уже доктор Глеббельс: - ПРОСНИТЕСЬ!
"Это сон?!" - бронзово удивился Путтипут, продолжая, вместе с Секс-Машиной Судного Дня, писать застывшими навеки бронзовыми струями в Сену.
И, правда, это был сон, повлекший, по каким-то необъяснимым причинам, материальные последствия: один известный скульптор - злостный интеллиган - изваял величественную бронзовую композицию писающих в Сену - Путтипута в обнимку с Кузькиной матерью, а на постаменте увековечил изречение Гай Германика Калигулы, "Si luvo, obruentur", "Если я пописаю, вы утонете". Установив сей монумент на набережной у моста Инвалидов, парижане утёрли нос брюссельцам с их памятниками писающим мальчикам, писающим девочкам, писающим собачкам, писающим кошкам, писающим мышкам, писающим дедкам, писающим репкам, и всякому такому. А межпланетная культурная организация ЮНЕСКО, не могла пройти мимо такого культурного события, и объявила следующий год Международным годом Путтипута и Кузькиной Матери.
"- ДОСЬЕ НА СССУКУ ФРЕЙДА!" - хотел, было, крикнуть Путтипут, пытаясь заставить себя поднять веки, обронзовевшие от сна, но тут доктора Глеббельс и Стржемббельс завопили хором:
- ВАДИМ ВАДИМОВИЧ, ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ ИЗ СОЧИСИМЫ...
"Лучше было б остаться королём Франции, - шмыгнул обронзовевшим носом Путтипут. И напел из Алсу:
- Как жаль, что это лишь приснилось мне!
46. Отвлекающий манёвр
Заслуженный моджахед Сэмми Ден Ладан - руководитель международной антиимпериалистической группировки "Кай-Альда" готовился отправиться в тыл противника в составе бандгруппы своего примерного ученика Джамиля Дасаева. В замаскированной шатровой палатке они на макете путтипутской резиденции "Лаура" уточняли сейчас детали главной, заключительной фазы террористической операции.
