Путтипут разжал зубы, отпуская сосок астрологини и хотел, было, пожаловаться ей на страшный сон, как, не успев рта открыть, услышал низкий басистый шёпот:
- Тсс! Кынджял вину - заррэжю!
Ни красавицы, ни ночного неба Парижа над ним уже не было. Всё загораживала физиономия бородатого абрека в башлыке и бурке. Ночная темень, да ещё шпионские очки с синими стёклами мешали различить черты незнакомца. Сердце Путтипута заколотилось, накладная бородёнка затряслась, и пришлось собрать силы, чтоб спросить:
- А г-где связной "Кук-колка"?!
Незнакомец ответил:
- Я за нэё!
- К-кто вы?!
- Из Цьсентра куръер, агэнт Хазбуладзе Хазбулат Хазбулатавич. А па жьизни я нэпубличний гуманоид Эдвард Сноумен, и, па-савмэститэлству, мужьжь агэнта "Кукалка". Цьсентар паручил мине пэрэдат вот ета.
Путтипут повернул голову, куда показал Хазбуладзе, и обомлел, увидев там, где раньше лежала полуобнажённая красавица-астрологиня, здоровенный шевелящийся мешок. "Что сделал с моей Куколкою, ты, дикарь!" - воскликнул Путтипут в сердце своём, а вслух, на всякий случай, промолчал.
Хазбуладзе же, ткнув пальцем в мешок, сообщил:
- Ета Мащьщина Суднава Днъя.
Курьер исчез. Путтипут стал развязывать шнурок на горловине мешка, и из него показалось резиново-механическое устройство в виде говорящей головы главной дурдонской свахи Мимозы Сябитовны. Верхняя часть её туловища была облачена в футболку с надписью крупными буквами "КУЗЬКИНА МАТЬ ЗОВЁТ НАХ!". Ног - если не считать двух стоп, развёрнутых пятками вперёд - не было вовсе, а остальное представляло собой широкий нержавеющий корпус сверхмощной термоядерной бомбы.
- Вы... кто?! - обомлел Путтипут.
- Маашина Суднава Дня-а, - представилось резиново-механическое устройство. - Меня полстрааны любит, полстрааны ненаавидит. А пътааму, штъ я - наародная! Боомба въдаародная!
И, босыми пятками вперёд, она пустилась в пляс, напевая:
Секс-бом, Секс-бом,
Ай эм Секс-бом,
Энд бэби ю кэн терн ми он!
Разбуженные клошары зашикали:
- Hе, toi, arrеte de chanter! Tu attireras les sirеnes (Эй, заткнись! Ты привлечёшь русалок)!
- Сказки... Булонского леса! - отмахнулся Путтипут, но, на всякий случай, ущипнул себя за нос.
Реальность вокруг не изменилась - те же картонные коробки, то же ароматное пальто PR-аса Стржемббельса, те же поднявшиеся до рассвета бомжи, деловито потрошащие не то ворон, не то галок, угодивших за ночь в расставленные по окрестным газонам силки. И те же черти, вкачавшие в мочевой пузырь два океана, и вкачивающие следом океан третий - Индийский.
Путтипут восстал во весь рост, как герой в финальном кадре фильма "Подвиг разведчика". И крикнул клошарам:
- Эй, шваль, wo ist die сортир? (Эй, лошадь, во ист ди выходить?)
- Que veut-il, cette alboche? (Чего хочет этот фриц?) - не поняли клошары. - Ah! Il veut couler un bronze. P"tin! (А! Он хочет отлить бронзу. Бля!)
- Аh! Ton petit Jesus veaut pleurer! (А! Твой исусик хочет плакать!) - догадалась участливая атаманша клошаров. И махнула на реку: - Chichemanes lа-bas! (Отливальня там!)
Терпеть дальше Путтипут не мог. Следуя завету Гай Германика Калигулы "Mundus erit explodere, non vesicam" - "Пусть лопнет мир, а не мой пузырь", он вприпрыжку, с ноги на ногу, доскакал до парапета, кряхтя взобрался на него, спустил портки, исподнее, и принялся отливать. Радуясь облегчению, он запел неофициальный гимн Дурдониса:
Не-е ва-ляй ду-ра-ка А-мерика,
Не аби-дим, КАМУ ГА-ВА-РЯ-АТ!
Ат-давай-ка земли-цу А-ля-са-ачку,
Ат-да-вай-ка радимую ВЗАД!
Тут он заметил торчащий из воды плакат:
ПРЕКРАТИТЕ ПИСАТЬ В РЕКУ,
МЫ В НЕЙ ЖИВЁМ!
- Врёте! - не поверил Путтипут, опустил веки и продолжил напевать:
Тё-омны у-ли-цы, девки у-умницы...
Дальше он забыл, и перескочил к припеву:
Ба-ня, ба-бы, гар-монь, да ла-сось!
Да чёрная икра...
Ya, ya! Kemska volost!
Снизу, от самой воды донёсся тонкий голосок:
- Мачо! Ты не на одну писай! Давай, на всех помахивай!
От неожиданности Путтипут едва не рухнул с парапета в реку. Свободной рукой он протёр один глаз: под ним собралась огромная стая русалок, изготовившихся к прыжку - они скалили зубы и тянули когтистые бледные пальцы к его причинному месту.
- М-М-М-М...- в ужасе замычал Путтипут.
Русалки только и ждали его смятения, и стали вылетать из воды одна за другой, целясь ухватить за лингам.
- М-МА-А-А!!! - в ужасе заорал Путтипут.
- Кузькина Мать с таабой, сынок! - услыхал он за спиной. - Не бои-ись!
На парапет рядом с ним неуклюже вскарабкалась Секс-машина Судного Дня.
- Дааписывай, сынок, спаакойна! Хыть адна макраахвостка дёрнеца - всем хвасты разом паатшибааю!
Путтипут приосанился, строго пообещал речным девам "Ай"л би бэк", и принялся дописывать. Кузькина мать простёрла одну длань ему на плечо, другою дланью задрала себе подол спереди, и спросила обитательниц Сены:
- Пра "тяжёлую" воду слыхаали? Изаатопы в'даарода - тритий, там, дейтерий, каароче...
И тоже принялась, стоя, добавлять жидкости в Сену.
Русалки вдруг забеспокоились и, оглядываясь в сторону противоположного берега, стали одна за другой поспешно скрываться в чёрной глубине. С той стороны по воде, яко по суху, приближался странный субъект.
Секс-машина Судного Дня поправила на носу очки, сощурившись, пригляделась, и вспомнила:
- Каагда нас сюда заабрасывали, мы на той старане речки балаган видаали, типа шапито. "Цирк дю Солей" называется. Акробат, может, йихний какой заблудился...
Когда водоходец приблизился, Путтипут разглядел, что одет он в светло-коричневую пижаму, в какие в гуманоидариуме имени Сербского наряжают пленных инопланетян. На нагрудном кармане пижамного жакета красовалась свежая нашивка с изображением кролика. Путтипут возмутился разгильдяйству и халатности руководства гуманоидариума, допускающего подобные выходы подопытных гуманоидов за периметр спецучреждения, и такое вот беспризорное хождение-брождение по Гейропе. Не переставая писать в реку, он окликнул бродягу:
- КТО ТАКОВ?
Водоходец отвечал негромко:
- Йешу ха-Ноцри, Жезю-Крист, Йезус Крыстос, Хэсус Кристо, Ешуа Машиах, Эль Маси Хайеси, Йесу Тиду, Йесу Кирисуто, Хазрети Иса, Джизас Крайст... Можно звать просто - Иса Юсуфович, сын Марьям.
- ФАМИЛИЯ?!
- Богов.
"Либо у меня глюки, либо - Второе пришествие! - рассудил про себя Путтипут. - Клонировали-таки его ссаные бельгийцы!"
Ущипнув себя за нос ещё, он решил задать проверочный вопрос: "Начнёт вокруг-да-около - самозванец".
- А скажи, Юсуфыч, кто я?
- Тень своих снов, - отвечал водоходец. - Отражение своих выдумок.
"Ну, допустим... - с обидою подумал Путтипут. - Спрошу-ка лучше о моём недуге..."
Не успел он устно сформулировать вопрос, как гуманоид в пижаме объявил:
- Голландская болезнь в тяжёлой форме. Чтоб излечиться, надо поме...
- ТЫ ДОКТОР, ЧТО ЛИ?! - заорал, перебивая, Путтипут. - ЧТО ТЫ В ЭТОМ СМЫСЛИШЬ?!
И, продолжая писать в Сену, задал водоходцу вопрос с подвохом:
- Скажи: сколько бабок, по версии "Forbs", я уже наскирдовал?
Путтипут знал, что "Forbes" сознательно исключает из своего списка диктаторов, узурпаторов и членов царских семей, приобретших состояние исключительно в результате присасывания к кормилу власти или к трубе национального достояния, что, в принципе, однохренственно.
Иса Юсуфович не стал называть неопубликованных в "Forbes" цифр, а ответил уклончиво:
- Что пользы тебе, если приобретёшь весь мир, оформишь его на подставных виолончелистов, а душу свою...
- СО СВОЕЙ ПОЛЬЗОЙ Я САМ, КАК-НИБУДЬ, РАЗБЕРУСЬ! - перебил Путтипут, не прекращая писать в Сену.
