Уф-ф-ф! На занятиях по Истории и Философии Морали мистер Дюбуа анализировал с нами текст присяги, фразу за фразой. Однако мы не представляли себе ее значимости, пока она не нависла над нами тяжело и неотвратимо, как колесница Джаггернаута.

И хотя присяга заставила меня понять, что я больше не штатский растрепа без забот в голове, в сознании моем ничего не изменилось. Я осознал, кем не являюсь теперь, но кем стал – еще не почувствовал.

– И да поможет мне бог! – закончили мы хором. При этом Карл перекрестился, и то же сделала секретарша – та, что посимпатичнее.

Потом мы, все пятеро, подписали еще кучу бумаг, со всех нас опять сняли отпечатки пальцев, сделали цветные фото с меня и Карла в профиль и анфас и вклеили их в документы. В конце концов сержант окинул нас взглядом:

– Ну вот, весь обеденный перерыв с вами провозился! Не мешало бы подзаправиться, а, парни?

Я с трудом проглотил комок в горле:

– Сержант…

– Чего еще? Выкладывай!

– А можно отсюда с родителями связаться? Сказать, что я… Рассказать, как все получилось?

– Да мы с тобой лучше сделаем!

– С… Сэр?

– Вам предоставляется увольнение на 48 часов.

Он холодно усмехнулся:

– И знаете, что вам будет, если не явитесь?

– А… трибунал?

– Да нет, ничего вам не будет. Разве что в бумагах сделают отметку: «Срок удовлетворительно не завершен», и вам уж никогда не видать другого шанса его выслужить. Это вам – вроде как дается время поостыть. Тут отсеиваются сосунки-переростки, которые еще не могут отвечать за то, что делают. А раз так, то и присяга будто бы не в счет. На этом и деньги государство сэкономит, да и детишкам с родителями никакого расстройства – даже соседи ни о чем не узнают. А можете и родителям не говорить…

Он отодвинул кресло от стола.

– Ладно, увидимся послезавтра. Если вообще увидимся; это уж сами думайте. Забирайте свое хозяйство.

Уход из дома был, можно сказать, тернист. Отец сперва разбушевался, а потом вовсе перестал со мной разговаривать; мама слегла… Короче, когда я – на час раньше, чем надо, – вышел из дому, никто меня не провожал, кроме утреннего повара да прислуги.

Я остановился у стола сержанта, подумал, что надо, наверное, отдать честь, но не знал как. Он взглянул на меня:

– А-а. Вот твои бумаги, бери и топай в комнату двести один, там тебя возьмут в оборот! Постучишься и войдешь.

Дня через два я уже знал, что пилота из меня не выйдет. Заключения комиссии были в основном такими: «Пространственное воображение – посредственное; способности к вычислениям – посредственные… математическая подготовка – слабая… реакция нормальная… зрение хорошее…» Последние два пункта меня порадовали, а то я уж начал думать, что, кроме как считать на пальцах, уже вообще ни на что не гожусь.

Офицер по кадрам дал мне форменный бланк для моих пожеланий по поводу рода войск, да еще дня четыре меня подвергали каким-то абсолютно немыслимым тестам, я о таких и не слыхал. И кто мог бы знать, что они хотели определить, скажем, когда стенографистка вдруг подскочила в кресле и заверещала: «Змея!!!»? Никаких змей там не было – просто кусок пластикового шланга!

Письменные и устные тесты были не менее дурацкими, но раз им надо – пусть балуются. Особое внимание я уделил списку пожеланий. Конечно, в первую голову я отметил все специальности Космофлота, кроме пилота, конечно, – я ведь хотел попутешествовать, а потому гораздо охотней пошел бы служить, скажем, коком или механиком по двигателям на флот, чем в армию.

Дальше я вписал разведку – в рассуждении, что шпионы тоже везде бывают, да и работа должна быть не скучной (ошибался, конечно, но это ничего). После этого следовал длинный перечень: военный психолог, военный биолог, военный химик, боевая экология (что это за зверь, я и представления не имел, однако звучало заманчиво), логистический корпус, то есть корпус тыла и снабжения (тут закралась ошибка, в нашей дискуссионной группе мы изучали логику, а слово «логистика» имеет два совершенно разных значения), затем еще дюжина наименований в том же роде. После некоторых раздумий я добавил в самом конце еще подразделение К-9 и пехоту.

Включать в список подразделения нонкомбатантов не стал – если не в боевые части, то там уж плевать, используют тебя как подопытную скотину или пошлют чернорабочим на колонизацию Венеры. Все едино – орден «Почетного идиота».

Офицер по кадрам, мистер Вайсе, вызвал меня через неделю после принятия присяги. Он был военный психолог, майор в отставке, но носил исключительно гражданское, можете, мол, называть меня просто «мистер», успокойтесь, не напрягайтесь. Он просмотрел мой список предпочтений и результаты тестов, затем взял аттестат, и я обрадовался: с учебой у меня обстояло нормально – то есть как раз настолько, чтобы не выглядеть зубрилой. Я прилично прошел все курсы, разве что с одним у меня было похуже; да и во внеучебных делах был не из последних – сборная по плаванию, дискуссионная группа, команда по легкой атлетике, должность казначея класса, серебряная медаль за ежегодный литературный конкурс, председатель оргкомитета встречи выпускников и прочая ерунда в том же роде. В общем, куча всяких достижений – и все отмечены в аттестате.

Когда я вошел, мистер Вайсе поднял на меня глаза и сказал:

– А как у тебя с собаками?

– Э… Хорошо, сэр. Они мне нравятся.

– Они тебе ОЧЕНЬ нравятся? Твоя собака спит с тобой в кровати? И вообще, где сейчас твоя собака, что с ней?

– Н-нет, у меня сейчас нет собаки… Но когда была – нет, она не спала в моей кровати. Видите ли, мама против собак в доме.

– Но, может быть, ты украдкой проводил собаку в дом?

– Э-э… – Я хотел попытаться описать ему обычную мамину манеру – она не то что злится, но здорово обижается, если перечишь ей в том, что она решила для себя раз и навсегда. Но ответил я просто: – Нет, сэр.

– Хм-хм… А видел ли ты когда-нибудь неопса?

– Только однажды, сэр. Их показывали в театре Макартура два года назад. Но какое-то христианское общество скандал из-за них затеяло.

– Давай-ка я расскажу тебе, что такое подразделение К-9. Неопес – это не просто говорящая собака…

– А знаете, того нео, что был у Макартура, я плоховато понимал. Они на самом деле могут говорить?

– Могут. Только к выговору их нужно привыкнуть. Гортань у них не приспособлена для звуков «б», «м», «п» и «в», нужно привыкать к тем звукам, которыми неопсы их заменяют. Совсем как при расщепленном небе, только буквы другие. Неважно. Суть в том, что говорят они не хуже людей. Однако неопес – вовсе не говорящая собака, он вообще не собака, а мутант-симбиот, искусственно выведенный на основе собаки. Неопес, обученный Калибан, раз в шесть умнее простой собаки, то есть, скажем так, равен слабоумному человеку. И это сравнение – в пользу пса: ведь идиот среди людей дефективен, тогда как неопес – для своей среды гений.

Майор Вайсе нахмурился.

– Но это еще не все. Неопес способен жить только в симбиозе. Вот тут и начинаются главные трудности. М-мм… ты еще слишком молод, чтобы думать о женитьбе, но видел не раз семейные пары – твоих собственных родителей, в конце концов… Так вот, можешь ты себе представить, что женат на Калибане?

– Как?! Нет. Не могу.

– Эмоциональная связь «человек – собака» и «собака – человек» в команде К-9 гораздо тесней и намного важнее, чем эмоциональная связь семейной пары. Если погибнет человек, мы убиваем пса – тут же! Это все, чем мы можем помочь его горю! Быстро и безболезненно убить… Ну а если гибнет неопес… что ж, человека убить мы не можем, хотя это было бы наиболее естественным и безболезненным выходом. Вместо этого его изолируют в госпитале и потихоньку собирают в единое целое.

Взяв ручку, он что-то пометил для себя.

– Не думаю, что мы можем взять на себя такую ответственность и рекомендовать в К-9 парня, который не осмелится провести свою мать и не разрешит собаке спать в своей кровати. Так что – давай поищем что-нибудь другое.