Энгельгардт, когда писал эти строки, с грустью думал о том, что и его дети не станут продолжателями дела отца.
И вот здесь-то, в деле становления спасительного для страны артельного хозяйствования, и могла бы, считал Энгельгардт, сыграть решающую роль действительно болеющая за Россию часть интеллигенции; образцом для неё могла бы стать "союзная" деревня, которую он назвал "Счастливым Уголком":
Однако, чтобы сыграть эту роль, таким интеллигентам нужно было совершить подлинный жизненный подвиг: "Но для этого нужно уметь работать, нужно уметь работать так, как умеет работать земледелец-мужик... чтобы хозяин-мужик согласился нанять тебя в батраки и дал бы ту же цену, какую он дает батраку из мужиков... Несут же - должны нести - интеллигентные люди солдатскую службу наравне с мужиком... при добром желании сделаться земледельцем, при неустанной работе здоровый, сильный, ловкий, неглупый человек из интеллигентного класса может в два года приобрести качество среднего работника из мужиков".
Здесь нужен подвиг не одиночки, а целых сообществ таких патриотов России на деле: ведь "жить-то в деревне кто теперь захочет - нужда разве заставит. Каждому хочется жить в обществе своих, цивилизованных людей и иметь возможность дать детям образование. Люди из интеллигентного класса тогда только будут жить по деревням, когда они станут соединяться и образовывать деревни из интеллигентных людей".
А каким громадным шагом в деле подъёма страны стало бы такое движение!
"Такие общины интеллигентных земледельцев будут служить лучшими образцами для крестьянских общин".
Да и для самих интеллигентов, полагал Энгельгардт, переезд в деревню и работа на земле были бы спасением. Ведь он сам, только переехав в деревню и занявшись хозяйством, "впервые стал понимать, что кроме настоящей жизни существует в воображении нашем (всех людей интеллигентного класса... совершенно цельное, но фальшивое представление, так что человек за этим миражом совсем-таки не видит действительности".
Энгельгардт был тогда, видимо, единственным в России мыслителем, который сознавал этот органический порок интеллигентского сознания, то есть принципиально неправильное восприятие окружающего мира. Здесь речь идет, конечно, не вообще о работниках умственного труда, не о врачах, инженерах или педагогах, а о носителях интеллигентского миропонимания, о том "малом народе", который противопоставил себя кормившему его "большому народу" и стремился перестроить Россию на западный образец. И он претендовал на то, чтобы руководить презираемым "большим народом" и просвещать его по своему разумению. Метания интеллигенции того времени хорошо известны, и к ней Энгельгардт обращает свой призыв:
"Те интеллигенты, которые пойдут на землю, найдут в ней себе счастье, спокойствие. Тяжёл труд земледельца, но лёгок хлеб, добытый своими руками... А это ли не счастье? Когда некрасовские мужики, отыскивающие на Руси счастливца, набредут на интеллигента, сидящего на земле, на интеллигентную деревню, то тут-то они вот и услышат: мы счастливы, нам хорошо жить на Руси!..
Наконец, земля должна привлечь интеллигентных людей, потому что земля дает свободу, независимость, а это такое благо, которое выкупает все тягости тяжёлого земледельческого труда... Великое дело предстоит интеллигентным людям. Земля ждёт их, и место найдётся для всех".
Очень важно ещё одно замечание Энгельгардта: чтобы артель интеллигентных земледельцев процветала, её должен возглавлять умный руководитель, не только умеющий выполнить любую крестьянскую работу, но и могущий при необходимости во всём идти впереди, воздействовать на других силой личного примера, - это главный признак русского понимания роли руководителя. На молотьбе у Энгельгардта работала "артель из 8 молодцов под командой ловкого, сильного и умного малого, который лениться никому не давал и во всей работе сам шёл впереди".
Мало быть идейным человеком, "двадцатипятитысячником" и т. п., надо знать дело, понимать труд людей и уметь его организовать, быть во всём главном, в загаде впереди всех, быть для всех высшим авторитетом не в силу должности, а по праву лучшего специалиста. Выращивание таких артельных хозяев - первая задача и хозяйств, и государства.
Я убедился в итоге многих встреч и бесед, что Энгельгардта у нас мало кто знает. А уж о том, что его призыв не остался неуслышанным, что сотни молодых интеллигентов поехали к нему в Батищево на выучку, не знает, кажется, почти никто. А между тем на рубеже 70 - 80-х годов прошлого века в России были наиболее известны три учителя жизни - Лев Толстой, Александр Энгельгардт и его сосед, друг и оппонент, выдающийся русский мыслитель и экономист Сергей Шарапов, книжечку о нём я назвал: "Обыкновенный русский гений". (Я не упоминаю здесь о православных старцах, это особая тема.) И нередко бывало так, что разуверившиеся в своём учителе "толстовцы" приезжали к Энгельгардту и находили там ответ на самые глубокие запросы своей души.
К сожалению, как было показано в главе 22, образованные люди, создавшие, по призыву Энгельгардта, "деревни интеллигентных мужиков", не оправдали его надежд. Отдельные лица из них научились неплохо работать на земле и получили от Энгельгардта соответствующие свидетельства, но ни одна "интеллигентная деревня" не просуществовала, кажется, и двух лет. При этом Энгельгардт понёс и ощутимые потери в финансах. Ведь он поднимал Батищево не только для того, чтобы прокормиться со своим семейством. Мысль об интеллигентной деревне, о связанной с этим исторической миссии русского народа зародилась у него ещё до приезда в Батищево. Он в мечтах видел своё имение центром, от которого волны "интеллигентной революции в деревне" пойдут по всей России, что позволит избежать революции, к которой вела политика существующей власти. С крахом этих ожиданий и вся его деятельность потеряла "вторую половину" смысла. Это было для Энгельгардта крахом мечты жизни и настолько сильным ударом, что он вскоре передал управление имением дочери Вере, а сам оставил себе небольшой участок земли для опытов и продолжал изучать влияние фосфоритов на урожайность различных культур.
В свете сказанного не может не удивлять то, что к тому времени, когда перед СССР практически встала задача коллективизации сельского хозяйства, российская интеллигенция напрочь забыла теоретические разработки Энгельгардта и опыт эффективного хозяйствования, накопленный им. А раз не был использован отечественный опыт, пришлось обращаться за чужим.
Глава 29. ТРУДНЫЙ И ЖЕРТВЕННЫЙ ВЫБОР МЕЖДУ КИББУЦЕМ И АРТЕЛЬЮ
Итак, Энгельгардт был убеждён, что спасение России - в передаче всей земли тем, кто её обрабатывает, крестьянам, и в переходе их к её коллективной обработке. В СССР вся земля была национализирована, крестьяне землю получили. А к коллективной её обработке они переходить не спешили. Надел каждого крестьянина состоял из нескольких полос, разбросанных в пространстве. Это было результатом справедливого раздела земли: каждому досталось по полоске хорошей, похуже и плохой земли. Много земли занимали межи между частными хозяйствами, о земле часто возникали споры между хозяевами. О применении машин для обработки земли при таком землепользовании нечего было и думать. Ясно было, что такая деревня не могла дать достаточно товарного зерна, его едва хватало на прокорм семьи и на семена. Не могла такая деревня и выделить работников на входившие в строй промышленные предприятия и на стройки новых заводов. В деревне снова набирали силу кулаки. Как более грамотные и пристально следящие за веяниями общественной жизни, они во многих сельских местностях получили на выборах в Советы большинство мандатов и становились довольно мощной политической силой, могущей при любом остром экономическом или социальном кризисе попытаться свергнуть Советскую власть. Центр получал бесчисленное количество жалоб из деревень на засилье кулаков и на чинимый ими беспредел в симбиозе с низовыми органами государственной власти. А время не ждало. В мире снова запахло большой войной, и не было сомнений в том, что в неё непременно попытаются втянуть и СССР. Страна нуждалась во всесторонней модернизации, в особенности в индустриализации, а она без коллективизации сельского хозяйства была невозможной. И дело коллективизации села взяло в свои руки Советское государство.
