Пришли в расположение – наряд принимать. Это когда новый наряд гоняет старый, чтобы принять все полы, стены, окна, спортгородок, умывальник, туалетные комнаты и бытовки в идеальном блеске. А я, как сержант, пошел у старого дежурного оружейку принимать.

Позвонили на пульт дежурного по части, доложились, вскрыли оружейную комнату и… закурили. Там, в прохладном бетоне оружейки, среди пирамид с автоматами, сидишь, как в бункере – ни один звук из казармы не доносится и не войдет никто. Милая свобода.

– Мне сегодня Рыбу привезут. – Начал я, – поймали где-то.

– Не завидую… – посочувствовал мне Саня, – за Рыбу комбат голову открутит, если что не так. Так бы можно было покемарить часок-другой, а тут следи за ним, козлом.

– Да ерунда, Саня, – я стряхнул пепел в мусорное ведро. – Что с ним сделается? Посадят на спортгородке, ногу к штанге пристегнут и будет сидеть, как миленький. А жрать мы ему принесем из столовки. Главное, чтоб комендатура завтра утром до занятий пришла, а то они вообще там расслабились…

– Не говори, не служба, а мед! Никто не трогает, по нарядам не шуршат, только драят свою «тюрьму» и с девочками треплются.

Саня показал мне записи приема-сдачи своего наряда, ткнул пальцами в связку ключей от пирамид:

– Открывай, не стесняйся…

Я сорвал пломбы, вскрыл ружейные шкафы и стал считать стволы, сверяясь со списком каждой роты.

Сашка сел на стол, потянулся.

– А знаешь, что прапор наш предлагал с Рыбой сделать? – спросил он.

Я отмечал галочками в книге наличие оружия и, не поворачивая головы, ответил:

– Неа…

Саня хихикнул:

– Он сегодня с ротным болтал, все слышали. Надо, говорит, Рыбе башку обрить и йодом на лысине красную звезду нарисовать. Чтобы пришел в дисбат, как матрешка расписная! А йод долго смывается, между прочим!

– Да уж… Ваш прапор и не на такое способен…

– А мне не жалко! Будет знать, как бегать…

Мы еще минут двадцать считали штык-ножи, подствольники и всякую спецназовскую мелочь, потом я опечатал все пирамиды и поставил свою подпись в книге.

– Принял!

– Сдал! – бордо гаркнул Саня, – служите, товарищ младший сержант!

Он прикрепил мне на груди большой глянцевый значок «дежурный» и кулаком припечатал для верности.

– Есть! – шутливо ответил я, и мы – два сержанта – вышли на свет божий.

…Перед самым ужином мой дневальный проорал:

– Дежурный по батальону на выход!

Я рванул к дверям – смотреть, кто явился, и докладывать по всей форме.

Тут все вокруг стихло.

Казарма – это же огромное пространство. Гул такой стоит, словно аэродром ракетных бомбардировщиков рядом. А тут, как после взрыва, – тишина…

У дверей стоял молодой лейтенант из четвертой роты, а к руке его прикован Рыба. В джинсиках, маечке, жалкий такой, потрепанный. Наши все замерли, смотрят на Рыбу, пилят его взглядами.

Пропечатывая эту тишину строевыми шагами, я подошел к офицеру и отрапортовал:

– Товарищ лейтенант, дежурный по батальону младший сержант Стриж!

Лейтенант протянул мне руку и сказал как-то озабоченно:

– Здарова, Стриж… принимай вот, солдата…

Я поздоровался с лейтенантом и мрачно посмотрел на арестованного.

Рыбу отвели на спортгородок, как я и предполагал, пристегнули за левую руку наручниками к металлической трубе. Затем старшины принесли ему робу, переодели. Он все время молчал и глазами пол сверлил, даже не глянул ни на кого – все делал покорно, как раб.

Лейтенант мне сказал:

– Стриж, Рыбакова до утра под твою ответственность. Завтра утром его примут на «губу». Ужин ему доставить, накормить, в туалет выводить лично под твоим присмотром. Старшина выдаст ему на ночь матрац, одеяло и подушку, пусть спит на полу. Курить – не давать! Не разговаривать!

– Есть, товарищ лейтенант! – я принял инструкции к исполнению и добавил от себя. – А разрешите швабру ему в зубы или метелку, чтоб не сидел бесполезно?

Лейтенант посмотрел на меня усталыми глазами (сколько он не спал, бедный, пока гонялся за Рыбой?) и твердо отчеканил:

– Никаких метелок! Береги это сокровище, как свою невесту, понял?

– Так точно, товарищ лейтенант! Понял!

Я козырнул и внимательно рассмотрел «сокровище». Ничтожный, худой, как высохший камыш, сидел Рыба между железок и даже не шевелился.

Вскоре лейтенант ушел домой отсыпаться, прапорщики разбрелись тоже кто куда.

Я посмотрел на часы – семь часов.

– Дневальный! Ори построение на ужин!

…Мы сидели в столовке с пацанами моей роты, шлепали ложками в тарелках с «борзой» кашей и обсуждали прибытие Рыбы.

– А почему его комендатура сегодня не приняла? Там же есть дежурный лейтеха, пусть бы он и нянчился!

– Нет, мужики, – я отвечал, как более осведомленный. – Начштаба сказал, что его завтра прокурор приедет забирать. Там дело такое – будут шить во всю ивановскую… Так что пока он с нами поживет, крайнюю ночку.

– Позор, блин, на весь округ… За бригаду обидно…

Это точно.

Мы – единственная в округе боевая бригада спецназа, наши из Чечни не вылезают, потери несем, а тут эта сволочь.

С ужина приволокли дневальные для Рыбы тарелку с кашей, хлеб, чай. Смолотил все, даже запаха не осталось.

Приперся ответственный офицер – здоровенный капитан Симаев из первой роты – я доложился. Он пригласил меня в канцелярию.

– Стриж, я с тобой до отбоя, а потом у меня дела… Приду часа в два, ты мне койку свободную в канцелярию притащи, договорились?

– Есть, товарищ капитан! Сделаем.

Офицеру можно и подрыхнуть, конечно… Его забота – батальон проверить вечером и спать уложить, да проследить, чтобы по ночам «скачек» не было. А делать это он будет на боковой, сопя в жесткую солдатскую подушку.

…Батальон прогулялся, проветрился, отметился и «отбился» спать. Хождения прекратились. Взлетка потухла, остались мерцать лишь «дежурки» над тумбочками.

Началось для дежурного по батальону – меня то есть – самое тягомотное время. И спать не ляжешь – надо каждый час дежурному по части докладывать, и телек толком не посмотришь – может нагрянуть так называемый «проверяющий службы войск». А еще этот оборванец, прикованный по мою душу, сидит на спортгородке. Ему матрац кинули, одеяло, подушку выдали – спи! Не хочет… Сидит и в окно на звезды пялится.

Я выбрал свободную «люлю», велел оттащить ее для Симаева в канцелярию, а сам сел в «ленинской» читать книжку.

Из спального расположения долетали какие-то смешки, обрывки слов, мелодии приемников, порою крики сержантов:

– Орлы, засыпаем на три скрипа или сейчас устроим спортивный праздник! Открываю счет – р-раз!

– Кто-то хочет спать в упоре лежа, я не понял, солдаты?

– Дневальный! Когда я усну, радио выключи у меня!

– Внимание, четвертая рота, – налеееее-во! – И скрип истошный. Это значит, вся четвертая рота сейчас будет засыпать на левом боку.

Казарма…

…В три ночи притащился Симаев – кривой, как аксельбант. Аккуратно пробрался в канцелярию, затих там.

…Приходил проверяющий – майор не из нашего батальона – погонял меня по Уставу внутренней службы, я ответил. Походил майор по казарме, во все раковины в умывальной комнате заглянул, вроде, доволен остался.

Голова у меня немного гудела от суеты, спать хотелось ужасно – с четырех до шести утра самые тяжелые часы. Я наказал дневальным чуть что, толкать меня нещадно, а сам прилег на крайнюю к взлетке койку и закрыл глаза.

Очнулся от сильного толчка в плечо.

Надо мною склонился мой дневальный и бешено тряс меня.

– Товарищ младший сержант, товарищ младший сержант! Там Рыба повесился!

Что??? Как???

– Где? – я спрашивал уже на бегу.

Мельком глянул на спортгородок – пусто!

– В туалете! – дневальный чуть не плакал.

– Буди капитана! Срочно! – я завопил, как подстреленный, и бешеным ураганом влетел в туалетную комнату.

Там на брючном ремне, привязанном за трубу под самым потолком, висел Рыба, а второй дневальный держал его за ноги и силился поднять как можно выше.