— Матрас или любопытство — вот в чем вопрос, — сказал Баки, когда они вернулись в свою разгромленную комнату. — Спать охота — сил нет. Да и поесть бы не помешало. И игрушки посмотреть.
— Давай отложим, я позвоню Тони.
— Неа. Не люблю все эти топоры, занесенные над головой. Люблю все выяснить и только потом спать. А так как спать я теперь буду рядом с тобой…
Стив усмехнулся и поцеловал его.
— Давай примем душ и закажем поесть?
— Боюсь, если ты пойдешь в душ со мной, до «поесть» может не дойти. Не глумись над убогими, Роджерс, уйди куда-нибудь, пока я еще в состоянии держать руки где-то еще, кроме твоей задницы.
— Тогда я на кухню, посмотрю, что там есть. Ты сам справишься?
— Господи, ты наседка, что ли? Конечно, я справлюсь. Вряд ли это сложнее, чем сворачивать шеи или чем там я теперь зарабатываю на жизнь.
— Мы спасаем мир.
— Ага. Верю. Так что там с едой?
— Иду, — Стив еще раз поцеловал его и ушел на общую кухню, пытаясь подавить какой-то совсем уж собственнический инстинкт, приказывающий ему вернуться и самому вымыть Баки, чтобы убедиться, что с ним ничего не случится: ни нового приступа, ни внезапного переключения в боевой режим, ни просто депрессии. К последним новый Баки был не склонен, а вот Баки довоенного образца впадал в меланхолию каждый раз, как ему отказывала очередная красивая девчонка. Или же были другие причины, к которым Стив был слеп, глух и нем. Черт бы побрал его черствость и неумение разбираться в отношениях с людьми. Да у него и отношений-то ни с кем не было, кроме Баки. У него никогда, по сути, никого кроме него и не было. И двадцать первый век этого не изменил.
В холодильнике нашлось сырое мясо на стейки и овощи. Стив решил, что стейк-то он не испортит, тем более, Баки раньше любил мясо хорошо прожаренным. Говорил, что они не так часто могут себе позволить стейк, чтобы есть его сырым, как какие-то дикари.
Когда толсто нарезанные куски мяса уже томились на сковороде, а овощи были нарезаны в глубокую желтую миску из толстой керамики, на кухне появилась Наташа.
— Эй, Кэп, — позвала она, прижавшись туго обтянутым джинсой бедром к барной стойке. — Помощь нужна?
— Заправь салат, пожалуйста.
Наташа молча взяла масло, соль, специи и оттеснила его от миски.
— Вообще-то я о другом.
— Я знаю. Спасибо, но я справлюсь сам.
— Мы справимся, — поправил его Баки от двери. На нем была футболка с надписью «Невинность» и спортивные штаны. Обувью он пренебрег, а мокрые волосы стянул в низкий хвост. — Прости, не знал, где чьи вещи, а потому надел, что нашел. Хотя эта футболка вряд ли твоя.
— Она как раз его, — подала голос Наташа. — Подарок Клинта.
— Роджерс потерял невинность, когда Клинта на свете не было, если, конечно, этому шутнику не стукнуло девяносто, — ухмыльнулся Баки.
Глаза у Наташи хищно сверкнули при виде порозовевшей шеи стоящего к ней спиной Стива.
— Я знала, — улыбнулась она, — что кто-нибудь все-таки не стал ждать милости от природы и взял все в свои руки.
— Я не хочу это обсуждать, — сказал Стив, снимая стейки с огня и раскладывая по тарелкам.
— И никогда не хотел, — кивнул Баки, садясь за стол, — парни у костра на привале вечно трепались о женщинах, а наш бравый командир отмалчивался, считая, что не вправе говорить о даме в таком ключе.
— Я и сейчас так считаю. Ешь.
— Ну, я не дама, так что можешь не беречь мою честь, — ухмыльнулся Баки. — Отличный стейк, прожаренный, как я люблю.
— Я помню. И тебя я тоже не собираюсь ни с кем обсуждать.
— Я тебя тоже, мелкий. Мэм, вы…
— Я только салат, — сказала Наташа, — и не мэмкай, Барнс, умоляю, у меня от этого слова мурашки по коже.
— И как теперь обращаются к красивым дамочкам? Эй, детка?
— У Барнса, которого я знала, слово «детка» имело пренебрежительный оттенок. Так что давай Наташа или Романов и на «ты», идет?
— Идет, — легко согласился Баки. — Ты тоже можешь звать меня Баки. Только не Джеймсом, у меня от этого имени зубы сводит. С детства ненавижу.
— Ты… никогда не говорил, — ответила Наташа. — К тебе многие тут так обращаются.
— Значит, — после секундного раздумья сказал Баки, — в моей жизни случилось дерь… кхм, что-то серьезнее детской травмы, и это перестало иметь значение.
— Видимо, — безо всякого выражения повторила Наташа. — Хорошо, Баки. Надеюсь, ты потом не придушишь меня за это. Когда все вспомнишь.
— Только не говорите мне, что я еще и таких красоток душу, — застонал Баки. — Что-то моя жизнь похожа на полное… хм…
— Только на работе, — «утешила» его Наташа. — И если тебе станет легче, то я вполне могу за себя постоять.
— Уф, — Баки утер воображаемый пот, — просто гора с плеч.
У Стива, молча наблюдавшего за этим представлением, зазвонил телефон.
— Да. Через пять минут, — ответил он, и, заметив взгляд Баки, пояснил: — Телефон. Переносной. Долго объяснять, я и сам до конца не разобрался.
— Телепорты не изобрели? — с ухмылкой поинтересовался Баки, дожевывая последний кусок мяса.
— Ты удивишься, — вернул улыбку Стив, — но один скандинавский бог, Тор, именно телепортом сюда и попадает.
— Тор, — скептически заметил Баки.
— Да.
— Тот, который с молотом.
— Мьёльнир — звезда, — сказал Стив, будто это все объясняло.
— Сын Одина.
— И брат Локи, будь последний неладен.
— И Локи, да. Тот, который родил коня, и ему зашили рот.
— Коню? — с улыбкой переспросил Стив. — Такие подробности личной жизни Локи мне не известны, но…
— В этом мире.
— Да. Я понимаю, как это звучит, но это правда. Кстати, удар Мьёлнира о мой щит дает интересный эффект…
Баки встал и положил живую ладонь Стиву на лоб.
— Вроде жара нет. А звучит все так, будто ты это выдумал в бреду скарлатины. Такое уже бывало раньше, в детстве.
— Я сам иногда не до конца верю во все это.
— Интересная у вас тут жизнь, если ты не врешь, мелкий.
— Я никогда не вру, — ответил Стив.
— Ну да, — поддел Баки. — А кто сказал миссис Роджерс, что идет в кино со мной, а сам пошел пешком на другой конец Бруклина, чтобы вздыхать под окнами этой, как ее. Рыжей.
— Кэтти, — вздохнул Стив. — И спасибо, что прикрыл.
— Для чего еще нужны друзья, — усмехнулся Баки. — Но, если теперь ты соберешься на другой конец Нью-Йорка, чтобы вздыхать у кого-то под окнами, я буду очень разочарован в тебе, Ум, Честь и Совесть нашей Нации.
— Не соберусь.
— Ловлю на слове. Эти россказни о молоте Тора, конечно, увлекательны и познавательны, но как там Старк, это же он звонил на твой странный телефон, больше похожий на… даже не знаю, на что.
— А. Да. Одевайся, идем.
— Я выгляжу голым?
— Ты пойдешь в этой футболке?
— Мне надеть фрак? Кстати, у меня есть фрак?
— Не думаю. Ладно. Надеюсь, Тони переживет твое появление.
— Ну да сколько ему, пятьдесят? Сердечко может не выдержать.
— Ему меньше. Наверное. И уж точно меньше, чем нам.
— Ну, мы-то еще ого-го, а он нервный, глаз дергается.
— У меня у самого от тебя иногда глаз дергается, — поставил точку в их бессмысленной и бесконечной дискуссии Стив, не признаваясь даже сам себе, насколько он скучал по таким вот разговорам, которые могли начаться с обсуждения новой марки сигарет и закончиться сетованием на дороговизну шелковых чулок. Баки был горазд трепаться, тогда это утомляло, а теперь вот вызывало ностальгию.
— Эй, мелкий, — Баки поднялся за Стивом и принялся собирать тарелки, — что бы сказала твоя мама, если бы ты не убрал за собой со стола? Или тут есть прислуга?
— Роботы, живой прислуги не видел, — Стив вернулся и открыл посудомоечную машину. — Давай сюда.
— Плохая идея прятать грязную посуду, пусть и в специально предназначенное для этого место. Пахнет отвратительно.
— Это посудомойка. Надо включить.
Баки молча наблюдал, как Стив засыпает порошок в специальное отделение и нажимает кнопку. Машинка зашумела, и Баки вздохнул.
