— Давай, Бак. Мне тоже охренетительски…

Баки, казалось, обезумел. Если бы глаза могли гореть в темноте, они бы, наверное, отсвечивали колдовским светом, потому что то, что он творил, было за гранью человеческих возможностей. Да и не был Баки просто человеком. Он был лучше. Просто лучше для Стива.

Когда под утро, наконец, сдалась и сыворотка, гулявшая у них в крови, и кровать, у которой подломились все ножки разом, они устроились на матрасе, тесно переплетясь друг с другом, и заснули в один миг.

Чтобы через час проснуться от крика Баки, который, казалось, разбил мир на осколки.

***

Баки кричал и кричал, выгнувшись дугой и вцепившись себе в волосы. На одной ноте, почти не переводя дыхание. Его ноги скребли по матрасу, рвали простыни, а металлические пальцы, казалось, вот-вот проломят хрупкий висок, лишь бы прекратить эту боль.

Стив пытался зафиксировать его руки, не давая навредить себе, но в который раз убедился — Баки невероятно, нечеловечески силен.

— Бак, очнись. Что с тобой? Баки, это я.

Баки кричал и кричал, и Стив, с трудом найдя в разгромленной любовью комнате телефон, нажал экстренный вызов. И снял блокировку с замка на входной двери. Потом натянул на себя тонкие спортивные штаны и обернул бедра Баки простыней. Тони, Скотт и доктор Ларингейм появились через две минуты.

— У него конвульсии, — через Джарвиса сказала доктор.— Вы его удержите, Капитан, чтобы я могла сделать укол?

— А он подействует?

— Я увеличу дозу, не волнуйтесь. Готовы?

Стив навалился на Баки всем телом, фиксируя здоровое плечо, и доктор молниеносно всадила в него иголку, вставленную в пистолет.

Баки обмяк через долгие десять секунд. Все это время Стив удерживал его, как мог.

— Что это было? — хрипло спросил он, как только Баки перестал выгибаться и кричать.

— Мне сложно судить без предварительного анализа, но очень похоже на сильнейшую мигрень.

— Головная боль? Но…

— Возведенная в степень, Капитан Роджерс.

— Это повторится?

— Вы не дали мне обследовать сержанта Барнса сразу после инцидента, так что я ничего не могу сказать наверняка. Это было очень неосмотрительно с вашей стороны.

— Баки больше не будет участвовать ни в каких экспериментах, — Стив мазнул взглядом по Тони, стараясь держать руки при себе. — В том числе и в медицинских. Хватит.

— Вы, надеюсь, понимаете, что даже с сывороткой у вашего друга мало шансов при кровоизлиянии в мозг? — доктор нахмурилась и ласково провела ладонью по длинным волосам Баки. Стив подавил в себе желание выкрутить ей запястье.

— Хорошо. Есть безопасные методы диагностики?

— Мы можем снова сделать сканирование, — впервые подал голос Тони. Выглядел он неважно — с темными кругами под глазами и суточной щетиной. — Кэп, у меня есть информация. Ты достаточно… остыл, чтобы не сломать мне что-нибудь важное, если я продолжу?

— Я едва сдерживаюсь, чтобы тебя не убить, Тони, — ровно выговорил Стив, сжимая ладони на коленях. — Я очень стараюсь, но, если с Баки произойдет что-то непоправимое… снова произойдет, я за себя не ручаюсь. И честно предупреждаю об этом всех присутствующих.

Тони сжал переносицу и устало вздохнул.

— Хорошо. Я вызову ребят с носилками. Перевезем Барнса на медэтаж, там и поговорим.

Он быстро сказал что-то в телефон и поднялся.

— Пойду настрою сканеры. Мне… мне жаль, Кэп.

Стив сжал руки в кулаки и ничего не ответил, глядя на бледное лицо Баки.

На медицинском этаже было тихо — шесть утра не самое напряженное время. Баки лежал на койке в просторной палате бледный и строгий, спокойный. Таким Стив не видел его никогда и надеялся не увидеть еще лет сто. Оливия (доктор Ларингейм настаивала на обращении по имени) еще раз все проверила и запустила сканер. Тонкая полупрозрачная пленка виртуального монитора отобразила проекцию тела Баки, окрашенную разными цветами, значения которых Стив не знал.

— Особых повреждений нет, — перевел Джарвис слова Оливии. — Ни кровоизлияний, ни гематом, ни переломов. Мозговая деятельность замедлена, как и дыхание, но это действие коктейля седативных препаратов. Если я правильно понимаю механизм, вскоре повышенный метаболизм мистера Барнса справится с лекарствами, и он придет в себя. Нужно время.

— Спасибо, — коротко ответил Стив, продолжая смотреть только на Баки. — Я останусь здесь.

— Я попрошу, чтобы тут установили еще одну кровать.

— Не стоит. Я все равно не засну.

Оливия успокаивающе коснулась его плеча и вышла, опустив жалюзи на прозрачной стене палаты и на двери.

Стив тяжело опустился на стул у кровати Баки и взял его за руку. Он готов был сидеть так столько, сколько понадобится.

— Кэп, — стоило доктору покинуть палату, как на ее пороге появился Тони. — На два слова.

— Говори, — не поворачивая головы, отозвался Стив.

— Выйдем.

— Я с места не сдвинусь, пока он не очнется.

— Да ему слоновью дозу вкатили, он может до вечера проспать.

— Значит, буду сидеть до вечера. Что ты хотел?

— Упрямец, — Тони зашел в палату, взял второй стул и оседлал его, развернув спинкой к груди. — В руку Барнса, в сам разъем, была встроена небольшая программка-вирус. Она предназначена для одной единственной цели: запроса свой-чужой. Если на запрос через долю миллисекунды не поступает правильный ответ, на электроды, встроенные в мозг, подается электрический импульс, стирающий память.

— Как Чарльз и предполагал.

— Вы выяснили, сколько памяти осталось?

— Да. Баки помнит… помнил все до сорок третьего, когда он попался Золе. Я тогда освободил его в последний момент, он почти умер. И вот снова. Теперь по моей вине.

— Стив…

— Старк, я доверил тебе самое… все, что у меня оставалось.

— Мне…

— Нет. Тебе не жаль, а если бы и было, мне до этого нет никакого дела. Как тебе нет дела до Баки. Для тебя он всего лишь забавный механизм, киборг, работающий на непонятном горючем, а для меня… В твоих интересах, чтобы с ним не случилось ничего непоправимого.

— Господи, Роджерс…

— Стив? — Баки выдохнул имя едва слышно, но Стив тут же склонился к нему, сжал в руках живую ладонь и улыбнулся.

Тони смотрел на него и понимал, что никогда по-настоящему не знал Стива Роджерса, потому что не видел его таким. И лучше бы не видел. Он вышел из палаты, потому что смотреть, как минуту назад пустой, выжженный дотла Стив наполняется вдруг нежностью, как светом, целует руки человеку, который меньше всего для этого подходит и выглядит при этом настолько молодым и счастливым, что впору забыть, что это тот самый Кэп, который во время операций больше напоминает совершенного боевого робота, а не человека.

— Бак? Что болит? — Стив наклонился совсем низко, чтобы слышать, и на мгновение коснулся приоткрытых губ Баки.

— Воображение, — ответил тот.

— Что произошло?

— Я упал в пропасть. Сорвался и упал. Падал и падал. Так страшно. Пытаешься спиной нащупать какую-то опору, руками за что-то ухватиться, а вокруг лишь холодный плотный воздух, который ничерта не держит. А потом удар и боль. Я никогда не испытывал столько боли. Я, кажется, обмочился даже. И сознание потерял. А потом меня волокли по снегу. В теле не было, наверное, ни одной целой кости. Я был как неполный мешок с кукурузой. Чувствовал, как обломки костей цепляют друг друга, рвут мышцы. Хотел умереть и не мог.

Стив крепче сжал его ладонь и ощутил, как к горлу подкатывает ком. Он хотел сказать, как ему жаль, и не мог выдавить ни слова. Баки пошевелился, чуть заторможено повернул голову и посмотрел на него.

— Что такое, мелкий? Опять груз вины за целый мир? Иди сюда. Я сейчас, конечно, не в том состоянии, чтобы предложить тебе развлечься, но полежать рядом смогу. Забирайся.

— Это медблок Башни.

— Да срать я хотел, что это. Хоть застенки ГИДРЫ. Ты — моя собственность. Я тебе клеймо выжгу, как племенному быку. Мы с тобой в одной постели спали, когда на Манхэттене небоскребов было — раз-два и обчелся.