- Как ты смеешь кричать на маму? Как ты смеешь требовать для себя обновки в то время, когда мы все ходим полураздетые, не доедаем, экономим на всем, чтобы тебе послать денег? Мама работает на двух работах и практически не отдыхает. Знаешь ли ты, что мы с мамой еще дополнительно берем на дом стирку и дважды в неделю убираем в квартире у маминых бывших знакомых, чтобы заработать лишнюю копейку? А ты ведешь себя, как барынька, зажравшаяся барынька! Мама себя не щадит, чтобы выучить тебя, дать образование, в надежде, что ты потом поможешь поднять остальных детей. Но я, откровенно говоря, сомневаюсь, что ты способна оценить мамину жертвенность. Я видела все и замечала, но надеялась, что ты оценишь наши усилия, и потому молчала до поры до времени.

Зиночка слушала Лелю с плотно сжатыми губами. Несколько раз она порывалась остановить гневную речь сестры, но та предостерегающе поднимала руку и продолжала говорить. Когда Леля замолчала, Зиночка вызывающе спросила:

- Ты все сказала? А теперь послушай меня! Я не знаю, что вы с мамой себе вообразили, но я не собираюсь свою молодую жизнь тратить на вас. Это понятно? Я скоро выхожу замуж за сына дипломата и не думаю, что мой муж обрадуется новой нищей родне. Для него я сирота.

- Сирота? - изумилась Леля. - Ты от нас отказываешься? Ты нас всех уже похоронила? Как же ты можешь? Я так любила тебя, так тобой гордилась! А теперь я презираю и ненавижу тебя! Ты предатель, подлый предатель!

И Леля безудержно разрыдалась. Зиночка окинула плачущую сестру презрительным взглядом и гордо выплыла из комнаты.

Когда Агафье Лукиничне стало лучше, Зиночка объявила, что уезжает обратно в Москву.

- Как уезжаешь? - удивилась мать. - До 1-го сентября еще полтора месяца.

- Я обещала помочь в приемной комиссии, и заработанные деньги мне не помешают. К тому же, мое пребывание здесь некоторым не нравится.

- О чем ты говоришь, доченька? Мы все тебя очень любим, так ждали тебя и Леля, и малыши. Ты обиделась, что я не сумела тебе справить обновки? Я уже собиралась занять денег у Анны Ивановны и сшить тебе новый костюм, а старый твой я перешью Леле.

Леля тихо, но твердо сказала:

- Мне ничего не нужно от Зины. Я еще год прохожу в своей старенькой форме, а, кроме школы, мне больше ходить некуда. А вот Виталик безнадежно вырос из своей формы, и ему обязательно нужна новая. У девочек обувь стала мала, и от этих покупок тоже никуда не уйти.

- Виталику я сама сошью форму из костюма вашего папы, а вот обувь, действительно, придется покупать, но ближе к школе. Ноги у девочек растут быстро. Пока тепло, побегают босыми.

Зиночка равнодушно выслушала диалог матери и сестры, всем своим видом показывая, что эти проблемы ее не касаются. Агафья Лукинична удивленно на нее взглянула:

- Ты не рада, доченька, что я тебе сошью новый костюм?

- Мама, лучше отдай мне деньги, а я себе в Москве куплю готовый. Ты все равно так не сошьешь, как на фабрике. Только не обижайся, пожалуйста!

- Что ж, готовый, так готовый - дело твое.

Леля гневно взглянула на Зиночку:

- Ты что, не услышала, что денег нет, и что предстоят большие траты на остальных? У тебя костюм и так приличный, имей совесть!

- Девочки, не ссорьтесь! - примирительно сказала Агафья Лукинична. - Ты, Леля, не права. Зиночка учится в университете и должна выглядеть достойно, не хуже всех.

- Мама, о чем ты говоришь? Ты думаешь, там учатся одни модницы? Ты избаловала Зинаиду. Она не хочет считаться с нашей бедностью.

Зина капризно передернула плечиком и сказала:

- Ты мне просто завидуешь, вот и злишься. Зависть - скверное качество. Смотри, а то цвет лица испортится.

Агафья Лукинична все-таки заняла деньги у Анны Ивановны, и Зиночка вскоре уехала. Она прислала одно письмо, что доехала хорошо, и надолго замолчала. Чтобы рассчитаться с долгом и выкроить деньги на младших детей, Агафья Лукинична приняла заказ на вязание костюма Анне Ивановне. Леля старалась ей помочь, видя, в каком состоянии мать приходит после двух работ, а потом садится за вязание. Она полностью взяла на себя ведение хозяйства и, к тому же, вместе с младшими сестренками и братом вызвалась за плату помогать Анне Ивановне с прополкой и поливом в огороде. К учебному году на заработанные деньги удалось купить младшим девочкам обувь, а костюм для Виталика Агафья Лукинична сшила с помощью Лели. Она его скроила, а Леля строчила швы. Костюм получился на славу, и первого сентября все дети отправились в школу прилично одетыми.

От Зины писем не было, и Агафья Лукинична затревожилась. Такого не бывало, чтобы дочь больше двух месяцев молчала. Вечером, уложив младших детей спать, она поделилась своей тревогой с Лелей:

- Боюсь, что с Зиночкой что-то случилось. Пошлю ей телеграмму, а если ответа не будет, придется ехать к ней в Москву.

- Мама, я не хотела тебе говорить, но Зина в последний приезд в разговоре со мной отказалась от всех нас. Сказала, что не собирается тратить свою молодую жизнь на нас. Думаю, что она молчит не случайно. А еще она сказала, что собирается замуж за сына дипломата, и тому не нужна нищая родня.

- Леля, она, наверно, так сказала сгоряча. Ведь вы с ней постоянно ссорились.

- Я потому с ней и ссорилась, что меня возмутила ее позиция по отношению к семье. Не сердись, мама, но Зина выросла эгоисткой. Мы все избаловали ее.

- Нет, нет, я так не думаю. У Зиночки доброе сердце. Завтра же пошлю ей телеграмму.

Но ответа на телеграмму не было, и Агафья Лукинична твердо решила ехать в Москву. Леля отговаривала мать, но что могла сделать она, девчонка, как убедить ее, что поездка, кроме огорчений, ничего не принесет?

В общежитии, где жила Зиночка, Агафье Лукиничне сказали, что та вышла замуж и живет теперь у мужа.

- А вы кем ей приходитесь? - участливо поинтересовалась дежурная на вахте, увидев, как изменилось лицо посетительницы.

- Зиночка - моя дочь, - ответила несчастная мать, раздавленная сообщением о замужестве дочери и понимающая двусмысленность своего положения.

- Как мать? - изумилась дежурная. - А она всегда говорила, что сирота. Мы все очень ее жалели. Так она вам ничего не сообщила о свадьбе? Как же так?

- Вот так. А вы, случайно, не знаете ее нового адреса?

- Адреса не знаю, а вот телефон где-то был. Впрочем, ваша дочь сейчас на занятиях, и вы можете там ее найти. Анюта, ты не проводишь гражданку на занятия группы, в которой обучается Зинаида?

- Пойдемте, - приветливо откликнулась юная улыбчивая девушка, которая торопилась к выходу.

Агафья Лукинична, как в тумане, последовала за Анютой. Та по дороге весело щебетала о том, как Зиночке несказанно повезло:

- Самого завидного парня отхватила! Все девчонки ей завидовали. Красивый, умный, из хорошей семьи, коренной москвич! О таком выборе можно только мечтать. А вы откуда Зину знаете?

Ложный стыд помешал Агафье Лукиничне признаться, что она является Зиночкиной матерью, и она промолчала, сделав вид, что не расслышала вопроса, а Анюта и не ждала ответа. Она продолжала беззаботно щебетать, а сердце матери горестно сжималось от невыносимой боли и обиды: родная дочь отказалась и от нее, и от семьи. Где, когда и что она упустила в воспитании дочери, почему та выросла эгоистичной и неблагодарной? Дочь почти до пяти лет росла одна, и они с Петром Сергеевичем отчаянно баловали ее, а потом она с младшими детьми все делала, чтобы Зиночка училась и не знала тех трудностей, что переживали они. А, может, и не нужно было ограждать ее от семейных проблем?

В университетском вестибюле было многолюдно и шумно. Молодежь весело перекликалась, то и дело слышались смех и шутки. Анюта подошла к одной группе молодежи и спросила, не видел ли кто Зину. Но Агафья Лукинична сама уже увидела дочь, идущую под руку с высоким красивым молодым человеком, и бросилась к ней:

- Зиночка, дочка, здравствуй!

Брови Зиночки изумленно взлетели вверх, и она залепетала:

- Вы, здесь? Зачем вы приехали, как вы меня нашли? Извини, Глеб, это моя бывшая соседка, я отойду с ней ненадолго.