Агафья Лукинична решила пока ничего не говорить свекрови о гибели сына, справедливо рассудив, что та может не выдержать горечи утраты. И потянулись долгие дни горького вдовства. Она работала, не щадя себя, пытаясь за работой отвлечься от терзавшей сердце муки, а ночами нередко ревела в подушку. Она твердо решила, что должна жить ради детей и в память о Петре Сергеевиче. Теперь при звуках воздушной тревоги она в числе первых спускалась в бомбоубежище, потому что считала, что не имеет права уйти из жизни, не подняв детей. Вместе со всеми людьми она делила тяготы военного времени. Война постепенно отступала на запад, и вот уже стали возвращаться из эвакуации люди в разоренные дома. Вернулась и свекровь с детьми. Она ахнула, увидев поседевшую и без времени постаревшую Агафью Лукиничну. Прежде черные волосы ее стали белыми, глаза были обведены темными кругами от постоянного недосыпания, щеки ввалились, а глаза смотрели с невыразимой печалью. Они радостно вспыхнули на короткое время, когда она увидела своих повзрослевших детей.
Зиночка стала настоящей барышней, которая смотрела на мир широко распахнутыми в легком удивлении глазами. Леля превратилась из застенчивого ребенка в угловатую девочку-подростка, которая исподлобья в смущении разглядывала Агафью Лукиничну, не признавая в этой поблекшей до времени женщине свою некогда красивую мать. Младшие Валюшка и Галинка пугливо жались к свекрови, и только Виталик неожиданно смело подошел к матери и спросил, глядя на нее снизу вверх:
- А ты кто?
- Я твоя мама. Сыночек, иди ко мне!
- Ты не моя мама. Моя мама красивая и молодая.
И тогда она заплакала тихими слезами. Глядя на нее, заревел Виталик, а за ним и девочки-двойняшки тоже присоединили свои голоса к его реву. Первой пришла в себя Зиночка и строго сказала младшим сестрам и брату:
- Прекратите реветь! Это наша мама. Мамочка, здравствуй!
И она обняла мать. За ней и малыши прильнули к Агафье Лукиничне. А она плакала и смеялась одновременно, целуя поочередно своих выросших детей.
Когда свекровь узнала о гибели сына, она неожиданно будничным голосом сказала:
- А я, дочка, давно знаю, что Пети нет. Мне сон приснился, что он бросает и меня, и тебя с детьми и уезжает навсегда. Мы зовем его, зовем, а он даже не оглядывается. С тех пор я покоя не знала и все ждала дурную весть. Сердце от печали запеклось, не зря чувствовало беду. Осиротели мы с тобой, Гашенька! Трудно тебе будет одной детей поднимать. А из меня уже помощница никудышная, я скоро тоже за Петей уйду.
- Что вы говорите, мама! Живите, живите, как можно дольше! Вы так нужны мне и внукам, мне одной не справиться. Мне не под силу одной поднять детей.
- Ты сама еще не знаешь, что тебе под силу, а что не под силу. Мы бабы - народ выносливый. И доля наша женская потяжельше мужской будет. Детей ростить не из винтовки палить, хотя, когда враг у ворот стоит, из винтовки тоже нужно палить умеючи. Вот Петенька свою молодую голову сложил, чтобы деточки его под врагом не ходили, а тебе завещал их всех до ума довести. Зинуля уже почти взрослая, может в ФЗУ при заводе пойти. А выучится профессии, будет тебе готовая помощница.
- Петя мечтал дать детям высшее образование. И, пока у меня силы есть, буду тянуться из последних жил, а их выучу. Зиночке два года осталось проучиться, а там поступит в институт. Даст Бог, будет учиться на стипендию, все помощь от государства какая-никакая.
- Вот именно, что никакая. Разве проживет девчонка в большом городе на одну стипендию? Пока я жива, мою пенсию будем ей отсылать. Тебе за Петю на детей должны платить. Как-нибудь проживем.
- Скоро учебный год начнется, нужно посмотреть, что можно перешить из моих и Петиных вещей. Я почти ничего не продала и не выменяла. Вот только обувь придется покупать.
- Не нужно покупать. Я в эвакуации обучилась сапожному ремеслу. Из Петиных хромовых сапог почти всем детям выйдет приличная обувка. Сошью ее на вырост, чтобы зимой можно было шерстяные носки поддевать. Не горюй, Гаша, выдюжим.
Самым радостным и самым горьким днем в жизни Агафьи Лукиничны был день победы. Они проснулись рано утром от стука в окно:
- Вставайте! Победу объявили, только что Левитан передал по радио.
Полуодетые, они вышли из дома, где уже собирался народ. Все поздравляли друг друга, обнимали и плакали. Такой трудной и долгой была дорога к этой долгожданной победе, столько жертв было принесено на ее алтарь! И вот, наконец, свершилось: враг повержен, впереди мирная жизнь. Свекровь Агафьи Лукиничны истово перекрестилась и сказала:
- Спасибо, Господи, что сподобил меня дожить до этого благословенного дня! Теперь и умереть не страшно. Петенька, поди, заждался меня.
- Мама, мама, что вы говорите? Только сейчас и жить! Смертей и так было слишком много. Вы нам нужны, очень нужны.
Но свекровь прощально махнула рукой и ушла в дом. Когда Агафья Лукинична с детьми вернулась с улицы, свекровь лежала на кровати, не подавая признаков жизни. Видно, она держалась до конца из последних сил, и вот эти силы закончились. Агафья Лукинична закрыла свекрови глаза и, встав перед ней на колени, горько зарыдала. Дети поддержали ее дружным ревом, и этот рев привел ее в чувство и заставил встать и заняться неотложными делами по погребению умершей.
Время шло своим чередом, и было наполнено каждодневными заботами о детях и хлебе насущном. Вот уже у Зиночки наступил важный день в жизни - выпускной бал в честь окончания средней школы. Для Агафьи Лукиничны это был день особой гордости: дочь окончила школу с золотой медалью и перед ней открывались все двери лучших ВУЗов страны. На семейном совете было решено, что Зиночка будет поступать в МГУ. Агафья Лукинична достала из шкафа заветное крепдешиновое платье канареечного цвета и модельные туфли - подарок незабвенного Петра Сергеевича:
- Примерь, доченька. Тебе это должно подойти.
Она отвернулась к окну, чтобы дочь не увидела набежавшую на глаза слезу. Платье на Зиночке сидело великолепно, и она не могла оторвать глаз от своего отражения в зеркале. Туфли были немного великоваты, но Агафья Лукинична подложила в носы туфель немного ваты, и проблема была решена. Зиночка подбежала к матери, обняла ее и звонко расцеловала:
- Мамочка, огромное тебе спасибо! Я буду королевой бала.
И она закружилась в счастливом упоении. Младшие дети с восхищением на нее смотрели, а младший Виталик сказал:
- Зиночка, ты прекрасная принцесса, а я твой рыцарь. Я буду тебя защищать и спасать от чудища стоеросового.
Зиночка шаловливо щелкнула его по носу:
- Ах, мой рыцарь! Я теперь совершенно спокойна за свою безопасность.
На выпускной вечер было решено идти всем семейством, но Леля отказалась: слишком разительным был контраст между нарядно одетой Зиночкой и младшей сестрой в застиранном ситцевом платье и сандалиях на босу ногу. Валю, Галю и Виталика такие мелочи не смущали, и они с удовольствием составили свиту старшей сестре, но их в зал не пустили дежурные, заявившие, что, дескать, еще не доросли до такого мероприятия. Пришлось вернуться домой. Часа через полтора пришла домой и Агафья Лукинична, бережно неся аттестат об окончании Зиночкой средней школы и коробочку с золотой медалью:
- Вот, дети, берите пример с Зиночки. Старайтесь, и вы тоже получите свои заслуженные награды.
Леля обняла мать за плечи, прижалась к ней и спросила:
- Ну, как там наша Зиночка?
- Самая нарядная и самая счастливая! - радостно выдохнула Агафья Лукинична. - Вот окончит она учебу в университете, начнет работать, и мне будет помогать поднимать вас. Господи, неужели это когда-нибудь будет?
Так планировала мать, а Зиночка рассудила по-своему. С самого раннего детства и за годы обучения в университете она привыкла, что лучшее достается ей, и уверовала в свою исключительность. И откуда только у этой девчонки появилось пренебрежительное и покровительственное отношение к самым родным и близким людям? Она приезжала на каникулы, и все в доме старались ей угодить и порадовать. Удивительно, но вместо чувства благодарности в душе девушки рождалось высокомерие. Агафья Лукинична и дети от души радовались приезду Зиночки и с удовольствием выполняли все ее желания и капризы. А она, словно великосветская барышня, всем раздавала команды и принимала заботу близких, как должное. Изменения в характере и нраве Зиночки особенно стали заметны после окончания ею третьего курса университета. В то лето она была непереносимо капризна и даже груба с сестрами, а матерью помыкала, как прислугой. К каждому лету Агафья Лукинична старалась скопить деньги на обновки для Зиночки, а в тот год, о котором идет речь, ей это не удалось. Потребовались одежда и обувь для младших детей, так как старая одежда уже не годилась, стала ветхой и, к тому же, дети из нее выросли. Узнав о том, что ожидаемых обнов не будет, Зиночка закатила безобразную истерику, крича матери, что если она не может содержать детей, незачем было столько их рожать. У Агафьи Лукиничны впервые случился сердечный приступ, пришлось вызывать неотложку. После укола она задремала, а Леля вызвала Зиночку в другую комнату и свистящим от сдерживаемого гнева голосом отчитала ее:
