Мэтти все еще раздумывала над записями в дедушкином дневнике, когда днем везла Рэни в красивый городок Бевдли, раскинувшийся на берегу реки. Читать о планах дедушки и о его отчаянии, вызванном неудачей, было все равно что читать слова незнакомцев.

Я вот такой…

Что? Зачем в таком случае он заставил ее выбирать между собой и Ашером?

Отогнав прочь непрошеную мысль, Мэтти улыбнулась Рэни. Они нашли скамью у тропинки, тянувшейся по берегу реки Северн. Рэни молчала. Мэтти вспомнились приятные часы молчания, когда она и дедушка Джо жаркими летними днями сидели рядышком на Голдсфордском холме, возвышавшемся над деревней. Мэтти ощутила успокоение, словно дедушка был рядом. Именно эти воспоминания надо беречь и лелеять, а не то, чем все окончилось.

– Можно у вас кое-что спросить? – произнесла Мэтти, когда прошло достаточно времени.

– Конечно.

– Вы сказали в магазине, что в 1956 году совершили нечто, о чем очень сожалеете. Что случилось?

Рэни откинула камешек концом своей трости.

– Дело в моем ансамбле… в «Серебряной пятерке». Группа распалась, и в этом моя вина.

Мэтти повернулась к ней, обдумывая услышанное. Во время долгих бесед дедушка Джо всегда подчеркивал, что его любимая «Серебряная пятерка» развалилась под давлением превратностей шоу-бизнеса. Он никогда не винил никого, кроме индустрии развлечений, которая с пугающей скоростью создает ярких молоденьких старлеток, выжимает их досуха, а потом, когда мода проходит, выбрасывает их за ненадобностью. Что бы он сказал на это заявление Рэни?

– В чем же была ваша вина?

Рэни тяжело вздохнула и, играя с золотыми подвесками на браслете, пустилась в объяснения:

– Наш величайший успех, которого все мы долго ждали… Я все испортила, я, у которой честолюбия было больше, чем у всех остальных. Суббота, 29 сентября 1956 года. «Пальмовая роща» в Сохо. Несмотря на все честолюбивые амбиции нашего импресарио, мы даже не мечтали очутиться там в ближайшие четыре года. То было место, название которого не сходило с газетных заголовков. Люстры, хрусталь и позолота повсюду, танцпол, который сверкает, словно стеклянный. Богатый интерьер, как будто сошедший с одной из картин Фреда и Джинджера[34]. А еще милый Джейкоб Кендрик, владелец… Он был симпатичным мужчиной. В «Пальмовой роще» выступали crème de la crème[35]: Синатра, оркестр Теда Хита (он был британским ответом на Гленна Миллера[36], знаете ли), Элла Фицджеральд и Вера Линн[37]. Не то место, куда пускают разношерстный ансамбль подростков, худющих, но с сияющими надеждой лицами. Однако нам повезло: на нашем концерте в Хакни побывал лазутчик из клуба и пригласил нас. Немного найдется такого, о чем я по-настоящему сожалею, но, вспоминая о прожитой жизни, я всегда мысленно возвращаюсь к этому случаю. Мы больше никогда не разговаривали. Кое-кто пытался, но нам это было нужно как прошлогодний снег… Итак, все кончилось в ту самую ночь, когда мы пережили наш самый большой триумф. Даже удивительно, что можно на протяжении четырех лет жить и выступать душа в душу, а потом за одну ночь превратиться в пятерых незнакомцев. Говорят, что это жестокий бизнес. Стоит тебе слишком высоко поднять голову, всегда получаешь по шее. Со мной такое несколько раз случалось.

– Что тогда произошло?

– С тех пор много воды утекло, дорогуша, смысла нет вспоминать…

– Но вы говорили, что это была ваша вина…

– И никто из ансамбля даже слова в защиту меня не скажет, но, Мэтти, с тех пор минуло уже шестьдесят лет! Некоторые обиды и сожаления намертво въедаются в тебя, добираясь до самого позвоночника. Ты не можешь исправить такие грандиозные ошибки. Остается только смириться.

– У вас все в порядке, Мэтти?

Вопрос Перси вырвал женщину из размышлений.

– Извините, Перси. Я даже не заметила, как вы вошли.

– Где бы вы ни витали сейчас мыслями, место, видать, красивое, – улыбнувшись, произнес покупатель.

– Она всю неделю такая, – сказала Лори, выходя из складского помещения, – мыслями с феями… Или, лучше сказать, с Рэни.

Мэтти пропустила мимо ушей замечание продавщицы. Что из того, что она только о том и думает с тех пор, как вернулась из Боувела? Было приятно думать о чем-то другом помимо дедушки Джо и Ашера. Это была тайна, которая зацепила Мэтти за живое.

– Рэни?

– Она тут неуважительно отзывается о моей новой подруге. Не поощряйте ее.

– А-а-а, понятно. – Перси перегнулся через прилавок и подмигнул: – Ревнует, наверное.

– Я это слышала! – воскликнула Лори и быстрым шагом подошла к ним. – А еще, Перси Уокер, было бы странно, если бы я ревновала к надоедливой пенсионерке.

– Рэни совсем не похожа на обычную пенсионерку, – возразила Мэтти. – Она знаменитость, вернее, была знаменита. Вы помните «Серебряную пятерку»?

Улыбка Перси была теплой, полной ностальгии.

– Конечно, помню… Помню, как покупал маме их пластинку… Что там? Ага. «Ты любишь меня, и день впереди, лишившись тоски, улыбнулся…»

Смеясь, он обнял удивленную Лори за талию и пустился вальсировать с ней по магазину, напевая самый знаменитый хит Рэни.

– О нет! Отпустите меня, Перси! – запротестовала раскрасневшаяся Лори, стараясь при этом не казаться ужасно довольной происходящим.

Мэтти, наблюдая за парой, танцующей на дубовых досках пола, вспоминала себя девочкой девяти или десяти лет. Дедушка Джо вертел ее вокруг себя по выложенному каменными плитами полу на кухне фермерского дома. Знакомый голос дедушки отскакивал от стен, согревая своим эхом все вокруг. Те времена, о которых Мэтти часто вспоминала, были самыми счастливыми в ее жизни. Как ей хотелось вновь испытать это чувство полной безопасности и свободы!

«Рэни следует это увидеть, – подумала она, – увидеть, что ее музыка до сих пор значит для многих людей…»

Вот именно!

Если Рэни поймет, как ее любили и как сильно люди скучают по «Серебряной пятерке», она, возможно, передумает и на этот раз сделает все правильно. Старушка говорила, что один из участников ансамбля, Томми Малинс, до сих пор поддерживает связь со всеми бывшими товарищами. Он знает, где каждый из них теперь живет, даже устраивает ежегодные встречи, на которых сама Рэни ни разу не бывала. Удивительным казалось то, что все они до сих пор живы. А ведь со времени той судьбоносной ночи в «Пальмовой роще» минуло шестьдесят лет!

Мэтти едва не вскрикнула, когда эта мысль впервые озарила ее сознание. Шестьдесят лет – годовщина. Каким еще образом можно достойно отметить эту дату и то значение, которое «Серебряная пятерка» имела в жизни столь многих людей, если не попытаться собрать их всех вместе в этом году?

Вот только реально ли устроить встречу пятерых членов ансамбля? Мэтти очень сомневалась, что они живут поблизости друг от друга. Рэни, например, твердо решила, что ее бывшие товарищи никогда не узнают, что она живет в доме престарелых, пусть даже это престижный Боувел. Сможет ли Мэтти, несмотря на все трудности, добиться сентиментального воссоединения? Не зная, что же конкретно привело к разрыву в далеком 1956 году, будет очень трудно добиться этого. Если Рэни игнорировала их на протяжении стольких лет, с какой стати этим людям, за исключением, пожалуй, Томми Малинса, захотеть совершить дальнюю поездку к ней?

Желание Мэтти узнать, что же сделала Рэни в ночь их последнего совместного появления на сцене, было сильнее, чем когда-либо прежде. Между тем она понимала, что если Рэни совершила нечто такое, что и впрямь простить нельзя, то все ее начинания ни к чему не приведут. Надо переубедить Рэни, пусть расскажет.

– Если бы еще оставались настоящие клубы, как в пятидесятых, – вздохнул Перси, возвращая раскрасневшуюся Лори к прилавку. – Вам бы понравилось, девушки! Весь этот свет, оркестры из живых людей и великолепный интерьер. Однажды я побывал в Сохо. Клубы оказались просто невероятно шикарными.