– Как ты живешь вот так изо дня в день? – спросила Мэтти, у которой разыгралась мигрень. И, сжимая виски́, добавила: – Детишки милые, но я от них ужасно устаю.

– Ты бы привыкла. Я рада, что их двое. Несмотря на вечные перебранки, они очень близки. Для меня это важно.

Мэтти внимательно посмотрела на сестру. Услышанное совсем не вязалось с характером Джоанны.

– Все точно в порядке?

– Конечно. Что ты мне хотела показать?

– Фил принес мне картонную коробку, которую ему оставил дедушка Джо.

Она вытащила из сумки стопку небольшого формата дневников и разложила их на кофейном столике.

– Его дневники?

– Я не знала, что дед вел записи. Я и подумать не могла, что когда-нибудь увижу что-то подобное.

– И он оставил их тебе?

Мэтти кивнула, не сводя внимательного взгляда с лица Джоанны. Последнее, чего ей хотелось, – отдалить от себя сестру.

– Он сказал, что дневники помогут мне лучше понять его.

– А мама с папой знают?

– Пока нет. Я не уверена, что сейчас они воспримут это надлежащим образом.

– Пожалуй, в этом есть смысл… Ну, Мэт…

– С тобой точно все в порядке? Я имею в виду вот… это…

– Ну… я испытала маленький шок при виде его почерка…

– Вижу.

– Только не думай, что я тебе завидую. В последние месяцы мы с ним много разговаривали. Я спросила у дедушки все, что хотела узнать. У меня было достаточно времени, чтобы попрощаться. Тебе же в этом было отказано. Я считаю, что эти дневники – просто здорово. Появился шанс вернуть то, чего лишила тебя глупая ссора между вами. Ты уже что-то успела прочесть?

Мэтти кивнула.

– За 1944 и 1945 годы. Мне показалось, что ты тоже захочешь их прочесть. В дневниках описано военное время. К ним после эвакуации приехал Билл Годфрей и жил у них на ферме. Помнишь, как дедушка о нем рассказывал?

– Помню. Он любил вспоминать о том времени, особенно о Рождестве. «Мы не предупредили Билла, что мама коптит окорок. Когда папа вытащил его из дымохода…

– …бедный парень подумал, что мы зажарили Отца Рождества», – закончила за сестру Мэтти, вспоминая, какой хохот разносился всякий раз, когда дед произносил эту коронную фразу. – Было странно читать все эти истории, записанные по свежим следам, без позднейших украшательств.

Джоанна взглянула на Мэтти. Казалось, что сестра видит ее насквозь. Она всегда была очень проницательна. Мэтти невольно сжалась, чувствуя себя не в своей тарелке.

– Но что ты при этом ощущаешь?

– Пока, честно говоря, не знаю. Прежде я ничего подобного не читала. Это все внове для меня… Но дневники все равно не в состоянии заменить улыбки, объятий и прощального поцелуя.

Утрата тупым ножом резанула ее по сердцу.

– Конечно, не в состоянии, но, когда все сказано и сделано, именно это, по-моему, имеет истинное значение. – Джоанна осторожно положила дневники обратно на стол и обняла себя за колени. – Мэтти! Я хочу попросить тебя об одолжении, но не знаю, как к этому лучше подойти…

– Просто скажи – и все тут!

– У нас с Фредом далеко не все в порядке.

Признание потрясло Мэтти до глубины души.

– О нет, Джей-Джей!

– Я прежде молчала об этом, потому что не знала, что говорить… Не знала, как вообще завести разговор на эту тему. Мама не в том состоянии, чтобы можно было ей сказать. У тебя свои неприятности… – У нее на глазах выступили слезы. – Мне пришлось за всеми присматривать, стараться, чтобы все окончательно не разладилось.

Сердце ее разрывалось. Мэтти бросилась к сестре и заключила ее в свои объятия.

– Это не твоя ответственность. Ах, Джоанна, мне так жаль.

Они сидели обнявшись, и напряжение от бремени минувших месяцев постепенно ослабевало. Рыдания Джоанны стихли до шепота, чтобы дети случайно не услышали. У Мэтти мелькнула мысль о том, как часто сестра вот так беззвучно рыдала. Она ненавидела себя за то, что в последнее время слишком была поглощена Ашером и ссорой с дедушкой Джо, поэтому не замечала, что происходит вокруг. Джоанна и Фред демонстрировали на людях все признаки семейного счастья: уютный дом, замечательную семью и размеренную жизнь. Не было ли это всего лишь притворством?

– Давно? – наконец спросила Мэтти.

– Да, но последние полгода – сущий ад. – Джоанна отстранилась, и Мэтти впервые увидела правду, которую прочитала в глазах сестры. – Сегодня я решила, что больше не могу позволить детям жить во всем этом. Да и у меня уже не осталось сил. Мы все заслуживаем лучшего. Нам надо съехать отсюда. Денег от блога на некоторое время хватит, но мне нужны и другие источники дохода. Мне неудобно тебя просить, Мэтти… Но, возможно, у тебя в магазине найдется какая-нибудь работа? Я буду делать все что угодно и столько времени, сколько понадобится.

– Да, разумеется, – ответила Мэтти, прежде чем успела подумать о последствиях.

В любом случае она найдет деньги.

– Я договорюсь с Лори. Куда вы переедете?

– Мы снимем жилье. Думаю, так будет лучше. Я бы попросила маму, но боюсь, что она не справится со мной и детьми. Она еще не пришла в себя от пережитого горя. Ей нужно время и свободное пространство.

Мэтти сразу же подумала о снятой ею половине дома. Там были две незанятые спальни, а еще царила такая пустота, что его нельзя было назвать домом.

– Почему бы вам не переехать ко мне?

Глаза Джоанны расширились.

– Мэтти! Я не могу взвалить на тебя еще и детей…

– Ты не взваливаешь, я сама предлагаю. Мне бы хотелось больше времени проводить с Итаном и Авой. В моем новом доме слишком много пустого места. Я не думала об этом, когда арендовала его. Там достаточно места для нас всех.

Позже, лежа под одеялом в гостиной, Мэтти думала, что приняла правильное решение. Дом станет ярче и наполнится жизнью, когда там появятся Джоанна, непоседливые Итан и Ава. В комнатах будет звучать жизнерадостный смех. После этого дом, возможно, станет настоящим домом.

Сара Вон[26]

– Матильда! Признаться, я очень обрадовалась, когда увидела вашу фамилию в списке посетителей. – Лучезарная улыбка Гейноры, казалось, освещала собой все белоснежное пространство зала для посещений. – Вы приехали сюда к Рэни? Как мило!

Мэтти улыбнулась. Светящаяся Гейнора, одетая в ярко-оранжевую курточку с рисунком в форме маргариток и светло-зеленые брюки-клеш, пронеслась через двустворчатые двери мимо хмурой, как грозовая туча, Эйлин. В своей повседневной одежде Мэтти чувствовала себя рядом с управляющей дома престарелых как-то блекло.

– В День памяти мы неплохо поладили. Я с нетерпением ожидаю услышать от нее новые рассказы.

– У Рэни этих рассказов предостаточно, – хихикнула Гейнора. – У нее была очень бурная жизнь.

Они прошли через бывший амбар и оказались в зимнем саду, откуда открывался чудесный вид на холмы Шропшира. Воздух гудел от разговоров, которые вели постояльцы и те, кто приехал их навестить. Дети опрометью носились между кожаными креслами с высокими спинками, то и дело выбегая в парк через раздвижные стеклянные двери, а их прадедушки и прабабушки гордо взирали на них. Когда сюда проникло утреннее солнце, усиливая теплую, счастливую атмосферу, царящую здесь, Мэтти вспомнила о воскресных обедах в доме из красного кирпича, располагавшемся на противоположном конце деревни. Когда-то этот дом тоже наполняли смех и жизнь. В эти выходные семья собиралась организовать генеральную уборку. Вещи, которыми были окружены прежние жильцы дома, больше им не понадобятся. От мысли о доме, прежде полном жизни, а теперь мрачном и пустом, ей стало грустно.

Рэни Сильвер сидела на заметном удалении от остальных. Она заняла наиболее выгодное место рядом с распахнутой дверью. Ее взгляд был устремлен на голубые холмы, видневшиеся за комплексом зданий. Сегодня она была женщиной в черном и золотистом. В таком наряде приличествовало скорее пить полуденный чай в отеле «Ритц», чем сидеть воскресным утром в доме престарелых в Шропшире. Если она и чувствовала себя одинокой, внешне у Рэни это ничем не проявлялось. Подбородок свой старушка держала высоко и гордо.