– Ладно, – смягчилась мамка и потрепала сына по вихрастой голове. – Встань в сторонку и не мешай, а лучше иди и посмотри цыплят. Вчера только вылупились, – она кивнула Ваньке и углубилась в хозяйственные заботы.
Ванька, получив относительную свободу, побродил по курятнику, с опаской косясь на вальяжных, здоровенных петухов, которые в свою очередь презрительно взирали на робкого мальчугана, и подошёл к вольеру с новорожденными цыплятами.
– Ух, ты! – невольно воскликнул он, восторженно рассматривая копошащиеся жёлтые комочки. – Какие хорошие!
Он непроизвольно распахнул дверь обширного загона, а затем вошёл в вольер и, опустившись на корточки, взял теплый и бархатистый комочек в руки. Тот, вытаращив чёрные глазёнки, раскрыл крохотный клювик и призывно запищал, подавая ведомый только им, цыплятам, условный, цыплячий знак.
– Ты, наверное, есть хочешь? – Ванька, не выпуская цыпленка из рук, поднялся и, сняв с объемистую плошку с каким-то варевом, снова опустился на усыпанный опилками пол.
В тот же миг, его буквально захлестнула желтая лавина. Деловито и воинственно попискивающие птенцы лезли в посудину, где, набив клювы кашей, нахально и безбоязненно цепляясь острыми коготками, помогая себе куцыми подобиями крылышек, лезли на плечи и на голову, оставляя в новой, только что одетой рубахе крохотные дырочки.
– Ма-ма! – заливаясь звонким смехом, кричал счастливый Ванька, отдирая от головы, вцепившегося в волосы птенца. – Смотри, цыплятки думают, что я их мама-курица!
– Сынок! – послышался тревожный голос, и в вольер влетела обеспокоенная мамка. – Батюшки! Да что с тобой эти маленькие жёлтые чертенята наделали! Кышь! Кышь отсюда! – она, смеясь, отогнала цыплят в дальний угол и помогла Ваньке подняться. – Посмотри, на кого ты похож! – укоризненно выговаривала мама, отряхивая Ванькину одежду и выбирая из волос опилки с кашей. – Пошли, умою тебя! – она потащила сына к бочке с водой. – А то по деревне идти, срамотища!
– Вот ты где! – услышал Ванька оклик, не предвещавший ничего хорошего и, подняв голову, увидел запыхавшуюся старшую сестру, стоявшую в распахнутых воротах. – А мы с ног сбились, ищем его по всей деревне!
– Да, по всей деревне! – вторила ей сзади подоспевшая Машка. – А Верка на конюшню побежала! Дурак! Чуть с ума не сошли!
– Эх, бабы, бабы! – подражая отцу, басовито крякнул Ванюшка, успевший с помощью мамы привести себя в относительный порядок. – Только орать и можете! Пошли домой.
В глазах Катерины заплясали весёлые огоньки и она совершенно неожиданно прыснула в кулачок, за ней хихикнула Верка и устало рассмеялась мать. Ванька удивленно оглянулся и, увидев родные и добрые лица, сам весело и непринуждённо расхохотался.
– Совсем большие стали! – счастливо улыбаясь, вздохнула мать, глядя вслед удалявшимся детям. – Не успеешь оглянуться, как выпорхнут птенцы из родительского гнезда и разлетятся в разные стороны.
Таким вот необычным способом, а, скорее, по воле непредвиденного случая, Ванюшка получил полную и неограниченную свободу.
На следующий день парнишка снова пришёл на птичник.
– Вот, Валентина, какой помощник у тебя подрастает! – шутливо подначивали товарки, с улыбкой глядя, как Ванька, пыхтя от усердия, таскает сухие опилки на подсыпку птенцам.
А потом парнишка стоял рядом с матерью и заворожено смотрел, как она быстро и ловко сортирует цыплят. Одних в один загончик, а других – в другой.
– Мам, а зачем ты их разделяешь?
– А вот смотри, – мать аккуратно взяла птенчика за лапки и перевернула вниз головой. – Видишь, головку подтягивает, прячется? Значит курочка. А петушок, тот наоборот, шейку вытягивает. Значит его отдельно. Понял?
– А чо тут не понять-то? – уверенно заявил Ванька. – Курица – это девчонка, а девчонки – они всегда стесняются! А петушок – мальчик и головой крутит, выискивает, с кем бы подраться!
– Ну, как-то так, – с улыбкой согласилась мать и, поправив сбившийся платок, продолжила свою работу.
– Мам, а можно я к тебе каждый день приходить буду? – Ванюшка подергал мать за подол халата.
– А отчего же нельзя, – ответила Валентина, не отрываясь от работы. – Приходи, коль охота есть.
– Вот вырасту, выучусь в школе и стану куриным доктором! – мечтательно заявил Ванька. – Нет, лучше цыплячьим. Они вон какие маленькие!
– Так нет куриных докторов! – засмеялась мать. – Есть ветеринары, которые лечат всю домашнюю живность.
– Ну, велетинаром, – неуверенно произнёс парнишка неслыханное им доселе слово и недоверчиво покосился на мать. – Всё одно скотину буду лечить!
– Будешь, будешь! – улыбалась Валентина, моя руки в бочке. – Беги, давай, домой! Там уже сёстры тебя обедать ждут.
Незаметно и стремительно пролетело лето. Ванька бегал купаться на пруд с соседскими ребятишками, ходил со старшей сестрой за грибами, а с Машкой и Веркой они собирали переспевшую, а оттого более сладкую землянику. За две недели до первого сентября Ванька с матерью съездили в райцентр и купили ему новую рубашку и, на зависть всем деревенским пацанам – дерматиновый коричневый портфель. С блестящей, металлической застежкой посередине!
А первого сентября Ванька в сопровождении Машки и Верки (Катерина уже закончила семилетку), отправился постигать азы науки.
Учился Ванюшка без особой охоты и только твердая, непоколебимая уверенность в выборе будущей профессии (Ванька твёрдо решил стать ветеринаром), заставляла паренька успешно переходить в следующий класс.
Обыденные, школьные будни в обычной деревенской школе. Незаметно пролетел первый год обучения, затем второй, третий…
В конце мая тысяча девятьсот сорок первого года, Иван Петров получил аттестат об успешном окончании пятого класса с единственной тройкой по пению.
– Что я, девчонка что ли, песни распевать? – угрюмо оправдывался он перед старшей сестрой Катериной, которая училась в райцентре в строительном техникуме и приехала домой на каникулы. – Не хочу я петь, да и не умею!
Сестра неопределенно махнула рукой и оставила Ваньку в покое. На все лето! Целых три месяца полнейшей свободы!
А парень не на шутку увлёкся рыбалкой. За коровьим выпасом раскинулся большой пруд, и Ванька, который специально ради этой цели ездил в райцентр, где закупил всевозможных рыбацких снастей, каждое утро приносил к завтраку серебристых карасей. Звал он с собой и отца, но тот отнекивался, ссылаясь на постоянную занятость.
Стоял июнь. В полях уже вовсю колосились зерновые, поспевал горох, любимое лакомство деревенских мальчишек, и однажды тёплым субботним вечером, после бани, когда они попили чаю и расслабленно сидели за столом, отец неожиданно спросил:
– Не всех карасей-то перетаскал?
– Ты, что, пап! – парнишка, аж, поперхнулся. – Их там ловить, не переловить! Жирные, ленивые, ворочаются в тине, как поросята. Я бы их руками вытаскивал, да там больно пиявок много.
– Давай завтра сходим, – задумчиво произнес глава семейства. – Выходной намечается, а что время зря терять. Часика в четыре выйдем, враз на утреннюю зорьку поспеем.
Они пришли на затянутый предрассветной дымкой пруд немного пораньше. Тишина… Даже надоедливые лягушки не нарушали ее своим занудным кваканьем.
– Ты здесь вставай, – на правах заядлого рыбака и знатока рыбных мест Ванька указал отцу на небольшой островок в шаге от заросшего осокой бережка, – а я чуток дальше пройду.
Алая полоска разгоравшейся зари становилась все шире, и из-за горизонта робко показался край уже с утра раскалённого диска.
«Жаркий денёк сегодня будет! – досадливо подумал Ванька, разматывая удочку. Однако не успел он насадить червяка, как издалека послышался глухой, с каждой секундой нараставший гул.
Парнишка отложил удочку в сторону и, задрав голову к небу, разглядел надвигавшуюся с запада смутную лавину самолётов.
«Наверное, учения, – мелькнула в голове последняя мирная мысль. – Куда это они летят? Да, как много их!».
Они с отцом недоумённо переглянулись, думая об одном и том же.