Волнение Арбина было необычно, казалось почти неестественным. Почти - потому что я видел, что так оно и есть. Дед нервно теребил бороду, постукивал пальцами по дереву кресла, вздыхал и дергал глазом.

–Я тоже тебя люблю, дед, - сказал я.

Он задумчиво на меня глянул и промолчал, покивал только.

–Спасибо, - сказал он потом. - И скажи девочкам. Ты - ответственный, следи за ними.

Я встал, и он встал - проводить меня до двери.

–Завтра с утра, - сказал я на прощание.

–С Богом, - сказал он и быстро перекрестил меня. Так он верующий?

За дверью я потряс головой, освобождаясь от переживаний, и направился искать разлюбезного братца.

Девчатам я велел выспаться, так что слушать пришлось мне одному.

Пока он говорил, я исподтишка его разглядывал. Как все-таки внешность человека зависит от его поведения, манеры себя держать! Вот теперь он вылитый отец, а раньше был не похож. Высокий, да, но сутулый, скрюченный, весь собранный внутрь. Эмир - орел: грудь вперед, и не заметно, что ребра торчат, плечи назад, взгляд наружу и сверху, шагает быстро, широко, так, что мантия развевается. Почти летит. У такого на пути не встанешь. А Подлиза был суслик сусликом. А теперь - один в один. И лицо расправилось, сходство в глаза бросается: тонкий нос, и ноздри так же раздувает, когда недоволен, угол глаза щурит, как отец, слегка, тот же взгляд. Только вот темные у тебя, братец, глаза, а у меня такие же, как у него, синие, тут ты не в нашу породу!

Уселись мы на разных концах моего сундука, подальше друг от друга.

–…А еще говорят такое. Один капитан из горданийских молодчиков захотел взять в плен элфинийскую принцессу. Снарядил корабль…

Складно брешет, подумал я.

–…Еще рассказывают, жил один вор в столице…

–…Один матрос проигрался в карты…

–…На берегу свои проблемы. Один лорд участвовал в заговоре…

Его истории мне надоели.

–…Один бедняк, обремененный семьей и долгами…

Я откровенно устал.

–На самом деле я там был, - сказал Винес.

Я дернулся к нему.

–Как был?! И что?

–Не скажу, - сказал он. - Не хочу, чтобы ты был в лучших условиях. Сам увидишь.

Я уставился на него, как на привидение. Все, что он только что рассказал, заканчивалось тем, что никто не вышел. А он - вот он, сидит передо мной, теплый…

–Фактов я достал очень мало, - тем временем говорил Винес совсем другим голосом. - Большинство свидетелей - пираты. А все, что они говорят, - морские байки. Ну, как охотничьи или рыбацкие рассказы. И что бы морячки ни говорили, они по-другому не могут сказать. Так что, как ты заметил, наверное (он насмешливо скосил на меня глаз), все строго в пределах жанра: у нас, хороших, проблемы, плохие нас гоняют и грозятся убить, они нам дали по шее, потом догнали и еще дали, выход один…Я в совершенстве овладел жанром. Сюжетные изменения минимальные, главное - побольше подробностей сражений, я уж для тебя их опустил (я хмыкнул скептически), под занавес можно пустить слезу, но конец обязательно счастливый, иначе "рассказчик, то есть я, не сидел бы сейчас перед вами". Половина сказок - от первого лица, но такие заведомо придуманы. Из остального потока батальностей выудить жизненные подробности - немалый труд. Целый месяц я бороздил моря, переслушал тонны словесного барахла и сам заразился, теперь травлю байки направо и налево и не могу остановиться. Видел, вся Школа на головах ходит? Моя работа! Им, правда, полезно поразмять пространство между ушами. Вот, кстати, и сейчас, вместо того, чтобы о деле говорить, треплюсь о постороннем.

Он построжел. Потянулся, взял со стола чистый лист, перо.

–Смотри, добраться до его дома легко: вот главные ворота, вот улица от них к рынку, третий переулок направо, через три квартала - улочка наискосок, ее сразу увидишь, она одна такая там кривая, по ней - до упора, по правой руке - дрянная таверна, напротив - его дом. Два этажа, вход с улицы - двора нет, есть второй выход на задний двор соседнего дома. Впрочем, вряд ли тебе это пригодится, - он задумался.

–Ты же говорил, что никто не выходит, - вспомнил я. - Почему конец счастливый?

–Не люблю я тебя, Юхас, но уважаю, - усмехнулся он. - Соображаешь иногда. Выходят, еще как. Но другие, вот в чем фокус. Народец в кабачке напротив замечает многое, да не все. Если вошел бородатый нищий бродяга, а вышел лорд-щеголь - кто заподозрит, что один и тот же? А многие действительно не выходили, так ведь и шли за этим. В кабачке, кстати, не треплись, зачем пришел, у Псоя там стукач есть, вычислить я его не сумел.

Я позавидовал легкости, с какой он признался, что не любит меня. Не то что бы позавидовал, но как-то…

–Это все, что ты имеешь сказать? - только и спросил я. Он смотрел на меня насмешливо:

–Хватит с тебя, братец.

–Ну и Мирэн с тобой, братец, - огрызнулся я. На большее, к сожалению, я не способен.

Он посмотрел на меня загадочно. Подозреваю, думал, что я не догадываюсь, как много правды в этих словечках. Можешь не сомневаться, догадываюсь. В каждой шутке, как известно, слишком много правды.

За ставнями рассвет собирался в разводы сумерек.

Проводить нас в серое утро вышли Арбин и Эмир. Он-то зачем?

Громких слов не говорили. Вообще не говорили. Молча дошли до ворот по влажному саду, поеживаясь под мантиями.

Отец смотрел на меня как-то странно.

Не терпится спровадить, подумал я, отворачиваясь. Его вечно бесстрастное лицо сегодня казалось напряженным, спокойствие было неестественным. Он чуть дергал левым глазом; я сам так делаю, когда волнуюсь. С чего?

Мне не то чтобы было неприятно его присутствие, скорее наоборот, но причины присутствия виделись мне гадкими.

Может, и не увидимся, читал я в дедовых глазах, поэтому готов был даже простить Эмира. Отец все-таки.

–Можете идти измерениями, - шепнул он, пока привратник отпирал ворота.

Я улыбнулся, и мы пошли.

–Линдик, что-нибудь на дорожку?

Она не стала ломаться, подняла глаза, вспоминая: