— Да этот… ЭТОТ посмел обвинить меня в трусости! — задыхается Гилберт и еще пытается вырваться из мертвой хватки Мэтта. — Пусти, я должен выбить эти слова из его нахальной головы!

— Хватит!

Уильямс одергивает Байльшмидта слишком резко и грубо. Встряска, кажется, действует как надо, и Гилберт с рыком обмякает в чужих руках и больше не пытается вырваться. Доминик напротив зло стряхивает с себя руки Альфреда и исчезает где-то в столовой, оставляя Гила на растерзание двух своих друзей.

— Ну и страсти у вас тут, — хмыкает Джеймс, который показывается на лестнице, встревоженный шумом.

Мэтт же, оценив, что Байльшмидт больше не сопротивляется и не бросится вслед за Хедервари, разжимает ладони.

— Тебе не стоило вмешиваться, — упрямо бурчит Гилберт. — Я бы размазал его по стенке с его бахвальством.

Уильямс едва ли сдерживает смешок. Гилберт, возмущающийся бахвальством, тогда как сам не прочь прихвастнуть, кажется забавным, вот только ситуация никак не располагает к смеху.

— Может, расскажешь уже из-за чего сыр-бор? — Альфред из всех окружающих выглядит менее всего обеспокоенным и едва ли может устоять на месте от нетерпения.

Гилберт недовольно оглядывается по сторонам, но омеги, не считая Джеймса, с которым Байльшмидт успел крепко сдружиться, уже потеряли к происходящему интерес, а никого больше рядом и нет. Альфреду, Мэтту и Джеймсу Гил доверяет всецело, а потому трет лоб и недовольно отводит в сторону нервный взгляд.

— Из-за Родериха, — говорит тихо он. — Мы с Домиником поспорили, кому тот ответит взаимностью и… Впрочем, вы сами видели, — отмахивается Байльшмидт.

— Может, пора уже просто признаться? — подумав, спрашивает Мэтт. Все смотрят на него удивленно, а Гилберт так и вовсе выглядит совсем потерянным. — Ну серьезно, сколько продолжается эта ваша влюбленность? Год? Пусть Родерих сам решит, с кем захочет связать свою жизнь, если вообще захочет, — пожимает плечами Уильямс.

— Быть может, ты прав, — Гилберт выглядит непривычно серьезным и собранным, без ухмылки на лице и вечно задорного взгляда. — Я пойду, пожалуй, подумаю над всем этим, — вдруг тихо хмыкает он. — Эти каникулы определенно станут веселыми…

Друзья смотрят, как неторопливо Байльшмидт поднимается обратно к комнатам, и невольно переглядываются между собой.

— Ну, а мы чем займемся? — подает голос Джеймс и смотрит в упор на Мэтта. — Я не намерен торчать весь день без дела в четырех стенах, поэтому…

— Тут есть лыжи, — чуть улыбается Уильямс. Он чувствует вызов в словах Джеймса, в самом его взгляде, но смотрит столь же мягко и уверенно. — А неподалеку очень красивое озеро, что скажешь?

Джеймс смотрит с некоторым скепсисом, хотя идея и кажется ему хорошей. Он не особо любит многолюдные места, а вот прогулка на лыжах по лесу должна быть просто идеальной. Поэтому он думает еще лишь пару секунд и медленно кивает.

— Окей, — соглашается он и переводит взгляд на Альфреда. — Ты с нами?

Но Джонс уже пялится в сторону кухни. Мэтту хватает пары секунд, чтобы заметить Брагинского в проеме и понять, что нет, Альфред с ними никуда не пойдет.

— Проведи хорошо время, — с улыбкой хлопает Мэттью друга по плечу.

— И вы тоже, — торопливо отзывается Ал. — И Джеймс, — Джонс на секунду замирает и смотрит на Уильямса слишком серьезно, что совсем ему не свойственно, — не вздумай навредить Мэтту, — бросает он прежде, чем торопливо уйти.

— Не бери в голову, — Мэтт от неловкости трет виски и проклинает в эту секунду лучшего друга. — Он чересчур сильно беспокоится обо мне.

— Да ладно? А то это же совсем незаметно, — фыркает Джеймс, но тут же тянет губы в усмешке. — Идем, если еще не передумал оставаться со мной один на один, — он усмехается весьма угрожающе, вот только Мэтт в ответ тепло и радостно улыбается.

— Не дождешься, — довольно говорит он. — Сейчас только переоденусь и вернусь.

Джеймс смотрит вслед Уильямсу и вздыхает. Как можно так спокойно реагировать на любые подколы, Джей пока совершенно не понимает.

***

— Вернулся?

Гилберт лениво валяется на кровати и пялится в потолок, когда открывается дверь общей комнаты и в проеме показывается Доминик. На его скуле красуется смачная отметина, что не без злорадства отмечает Байльшмидт, но все же от вспыхнувшей злости теперь не остается и следа.

— Ага, — Доминик так же не выглядит рассерженным, лишь валится на кровать рядом и так же впивается взглядом в потолок.

Они лежат в молчании, но о напряжении не идет и речи: оба слишком привыкли к обществу друг друга — шутка ли, они уже около десяти лет живут вместе! — как и привыкли к перепалкам. Это не первая драка и не последняя, оба прекрасно это знают, а потому смысла обижаться и раздувать из мухи слона попросту нет.

— Я погорячился, — спустя некоторое время говорит Доминик и вздыхает.

— Я тоже, — соглашается Гилберт.

Потолок как-то разом становится светлее и приятнее на вид, а Байльшмидт приподнимается на кровати и с ухмылкой смотрит на друга. Хедервари поступает так же и протягивает ладонь:

— Мир? — он еще сомневается, что Гилберт не выкинет сейчас чего-нибудь из ряда вон, но тот лишь сжимает руку и кивает:

— А как же.

Примирение можно считать исчерпывающим, а Гилберт тем временем обдумывает слова Уильямса. Он уже делает это минут двадцать и впервые думает о том, что ему самому не помешал бы советчик. Хедервари напротив как раз то, что нужно.

— Ник, давай начистоту, — голос Байльшмидта звучит непривычно серьезно, но Хедервари прекрасно знает, несмотря на кажущуюся расхлябность, Байльшмидт человек более чем рассудительный. — Тебе ведь нравится Родерих ничуть не меньше меня, верно?

Вопрос риторический — Гилберт лучше кого-либо знает, что Хедервари влюблен по уши и влюблен настолько, что никого другого и не замечает вовсе. И все же он отвечает:

— Да, — голос звучит чуть тише, но не дрожит, в конце концов оба не сильно тешатся надеждами на счет Эдельштайна — бетам в их мире было бы слишком самонадеянно мечтать об альфе.

— Тогда надо действовать, — Гилберт даже приосанивается немного и удивляется самому себе. Подумать только, любому другому он бы давно уже посоветовал брать быка за рога, а вот сам медлит непозволительно долго. — Я хочу признаться Родериху, и будь что будет.

Хедервари смотрит с секунду, в поисках подвоха, но такового не находит и кивает.

— Тогда я тоже, — он видит по взгляду Байльшмидта, что на другое тот и не рассчитывал, и невольно усмехается. — Мы снова соперники с тобой?

— Как и всю жизнь, — хмыкает в ответ Гилберт. — Но за таким соперником хоть в огонь, хоть в воду, — вдруг смеется он.

Хедервари подхватывает и хлопает лучшего друга по плечу. В конце концов, они и правда уже через столькое прошли, что сомневаться друг в друге просто непростительно.

— Чтобы не решил за нас Эдельштайн, ты от меня так просто не отделаешься, — чуть успокоившись, говорит он. Байльшмидт лишь расслабленно пялится в светлый потолок, а на губах лежит излом привычной ухмылки:

— Как и ты от меня, — подтверждает он. — Я так и останусь большущей занозой в твоей жизни, и никакая любовь этого не изменит.

Слова тонут в этом прохладном дне, а Доминик думает, что ближе Байльшмидта у него все равно никого нет. Как и у самого Гилберта Хедервари единственный настолько близкий человек.

Комментарий к Глава 15. Разборки

https://vk.com/wall-141841134_147

========== Глава 16. Разбор полетов ==========

Родерих Эдельштайн был человеком привыкшим ко многим странностям в этом мире в целом, и в их коллективе в частности. Он зачастую считал людей в их студии весьма неординарными, но это совершенно их не портило, хотя определенные трудности могло и доставлять. И все же даже у странностей должен был существовать свой предел, как считал сам Эдельштайн.

— То есть они просто так взяли и подрались? — так говорит Родерих, когда Людвиг без стука заходит к нему в комнату.

— Мне кажется, причина вполне ясна, — Людвиг лишь пожимает плечами и хмурится чуть сильнее обычного. — Ты не хочешь этого прекратить, наконец?