— Почему ты такой упрямый? — этот вопрос от Вани, направленный прямиком к нему, становится полнейшей неожиданностью.

Джонс аж разворачивается всем корпусом к нему, так как в первую секунду не верит, что спросил именно Иван. Но он стоит тут, чуть улыбается и отпивает какое-то крепкое пойло из стакана.

— Потому что я знаю, что поступаю правильно? — вопросом на вопрос отвечает Альфред. — Это сложно объяснить, но я просто уверен, что делаю все, как надо и как подсказывает мне сердце!

— Это ответ ребенка, — качает головой Иван. Не то чтобы он ожидал чего-то другого, но это осознание снова отдается чем-то болезненным. Альфред рядом поджимает губы.

— Ну и что с того? — его голос звучит почти обиженно. — Да, я ребенок, веду себя по-детски, творю то, что вздумается, но это не значит, что я не могу быть серьезным! И уж точно не значит, что я не могу любить!

— Это все лишь надуманное, — отстраненно бросает в воздух Ваня. — Меня не за что любить, а ты просто вбил себе в голову эту мысль и никак не можешь признать этого.

— Что? — Альфред так и цепенеет на месте. Ваня для него — все, как бы глупо это не звучало. Он хочет горы сворачивать ради него, защищать от всего, быть рядом, в конце концов, а Брагинский произносит тут такую дичь. — Да разве же любят за что-то? — недоумевает Джонс, распаляясь все сильнее.

— Ну, да, — флегматично пожимает плечами Ваня. — За статус в обществе, за деньги, за покладистый характер, за красоту… А у меня всего этого нет.

Это звучит как-то совсем бредово и нехорошо. Джонс не понимает почему, но чувствует, как отдает от слов давно забытой болью и разбитыми ожиданиями. И у него просто руки чешутся набить неизвестному оратору морду за то, что вбил в голову Брагинского эти слова.

— Это не любовь, — тихо говорит Альфред, а руки у самого сжимаются в кулаки от бессильной ярости. — Это не любовь, слышишь меня? — он сам не осознает до конца, что творит, когда разворачивает Ваню к себе лицом и хватается за его грубые ладони. Брагинский выше его, но взгляд настолько потерянный, почти детский, что Альфреду просто хочется обнять его и прижать к себе. — Ты говоришь, что тебя не за что любить… — шепчет Джонс, смотря в эти сиреневые глаза, в которых давно уже видит не серьезного и собранного взрослого, а такого же ребенка, как он сам. — Так вот я люблю за то, что это именно ты!

Где-то сзади слышен веселый смех коллег, которые затевают пьяную войнушку на водяных пистолетах. Где-то сзади слышен всплеск воды из бассейна. Для Альфреда всего этого не существует в данный момент, когда он впивается в желанные губы и целует горячо, отдавая всего себя, желая показать все свои чувства. И Ваня отвечает, то ли потому, что сейчас пьян, то ли потому, что и сам этого хочет.

— Ты можешь найти более достойного, — шепчет в губы он, смотря чуть растерянно на Альфреда.

— Мне не нужен никто другой, кроме тебя, — широко улыбается Джонс.

Ваня откидывает прочь последние сомнения и отдается чувству, которое давно уже зародилось и у него в груди. Он вспоминает слова Драгана про судьбу, и решает, что стоит попробовать еще раз отдаться на волю этой странной дамы. Быть может, именно к этому она и вела его всю жизнь. Именно к Альфреду.

Комментарий к Глава 13. Корпоратив

https://vk.com/wall-141841134_138

========== Глава 14. Доброе утро ==========

Утро у Джеймса начинается самым неприятным образом с гудящей головы и сухости в глотке. Он слабо помнит, чем в итоге закончилась вчерашняя войнушка, слабо помнит, что было после того, как с победным кличем спихнул Гилберта в бассейн, а заодно и рухнул следом. Зато кучу выпивки Джеймс помнит слишком отчетливо — гудящая голова попросту не дает забыть.

В любом случае Уильямс заставляет себя подняться с кровати и выбраться из комнаты хотя бы до столовой — все, чего он сейчас действительно хочет, это получить стакан с водой и что-нибудь, чем можно заесть тошнотворный привкус во рту.

Стоит отдать должное прислуге, гостиная после вчерашнего побоища выглядит просто великолепно. Весь пол вычищен, на столе не остается вчерашней еды, а заляпанные вином скатерти убраны. Джеймс ловит какого-то парнишку, который сидит на диване и лениво играет в мобильный, и просит проводить его до столовой — сам он совсем не уверен, что найдет в этом огромном доме хоть что-нибудь.

— Спасибо, — бурчит Джеймс спустя несколько минут, когда в его ладони опускается стакан с простой водой.

Мальчишка откровенно пялится, но Уильямсу слишком все равно сейчас на столь привычный изучающий и недоверчивый взгляд. По сути, нормально его восприняли только на этой работе, раньше такое внимание было постоянным. Он уже собирается было уйти, но тут в хмельную голову приходит одна мысль.

— Слушай, мне говорили, тут есть тренажерный зал?

Паренек торопливо кивает и семенит к выходу из столовой. Джеймс не отстает — на улицу тащиться в такой холод на пробежку желания нет, а вот беговая дорожка может стать просто идеальным решением. Он спускается вниз вслед за своим спутником, прощается с ним у нужной двери и без задней мысли заходит внутрь. И тут же замирает около стены.

Тренировочный зал и правда оборудован как надо и выглядит весьма масштабно. Вот только последнее, что интересует Уильямса в данный момент — это убранство, когда он видит, кем занята одна из дорожек. И Джеймс проклинает вселенную за то, что здесь сейчас именно этот человек. И какого черта его понесло именно сюда?

Мэттью Уильямс выглядит более чем бодрым после вчерашнего. Во всяком случае, ему определенно лучше, чем самому Джеймсу, хотя бы потому, что на голове красуются массивные наушники, а из них доносится громкая музыка. Джеймс бы не выдержал сейчас лишних звуков, а Мэтту хоть бы что, он не обращает ни на что внимания и бежит вперед, погруженный в свои мысли.

И Джеймс этим пользуется. Он не забыл разговора с Гюнтером, как и прекрасно видит все те взгляды, которые украдкой бросает на него этот альфа в последние несколько недель. Открыто Мэтт так и не решается заикнуться об отношениях, но эти самые взгляды говорят в тысячу раз лучше любых слов. А потому сейчас Джеймс, словно в отместку, откровенно пялится на Уильямса, на его подкачанное тело, сосредоточенное лицо без раздражающей всепонимающей улыбки.

Мэтт красивый. Это все, что успевает отметить Джеймс прежде, чем осознает, о чем именно сейчас думает. Это не те мысли, которые он хотел бы себе позволять. Это не то, что Джеймс вообще хочет подмечать в альфах в целом и особенно в Мэтте. Но он подмечает, разглядывает слишком откровенно, а тело реагирует само слабым теплом.

— Джеймс? — голос доносится слишком неожиданно до слуха, а Мэтт уже торопливо стягивает с себя наушники и вытирает влажный лоб краем футболки. — Не заметил тебя сразу. Доброе утро.

Джеймс слишком поздно отводит взгляд в сторону и перестает старательно втягивать воздух в легкие в надежде почувствовать запах. Тот отдается слишком слабо, непонятными ароматами, слишком тонкими, чтобы различить их. Вместо приветствия Джеймс фыркает и торопится к беговой дорожке, подальше от Уильямса. Он включает скорость побыстрее и старается не думать ни о чем, но слишком явный взгляд буквально впивается в макушку. Его слишком сложно не ощутить, как и сложно не услышать тихого вздоха.

— Хватит, — говорит он глухо спустя минуту. Выходит несколько рвано и обрывисто — темп слишком быстрый, но снижать его Уильямс не намерен. Мысли нужно чем-то заглушить. Взгляд нужно перестать замечать.

— Ты сам только что смотрел, — пожимает плечами Мэтт.

Он спокоен, что слышно даже в мягком тембре голоса и легкой утренней хрипотце. Он даже дышит слишком ровно, хотя взмокшая ткань футболки не дает усомниться — занимался он уже немало. Джеймс не понимает, какого черта он вообще обращает внимание на тембр голоса и это спокойствие, но он ждет еще слов, и едва ли не спотыкается на ровном месте.

— Заткнись, — звучит совсем жалко. Звучит абсолютно неправдоподобно. Это слишком откровенная ложь. — И хватит пялиться, раздражает.