И если уж этот вечер все равно был потерян для заработков, он мог бы провести его с бОльшим удовольствием. Позвонить кому-нибудь из подружек – сокурсниц или просто знакомых. Найти такую, у которой сейчас свободна комната, и завалиться к ней.

Впрочем, наверное, так и следует сделать потом, – думал он. – А сейчас надо просто помочь этой промокшей, озябшей и неизвестно чем опечаленной девушке.

Сделать доброе дело в благодарность судьбе за то, что у него все-таки не сгорела машина.

Они сидели молча.

Говорить было не о чем.

Они учились в одной академии и, возможно, даже на одном курсе – но на разных специальностях, поскольку лицо девушки не казалось знакомым.

Так бывало всегда: на своей, где изредка случались потоковые лекции и в течение семестра каждый из студентов появлялся хоть иногда, все знали всех. А со смежных были известны лишь наиболее яркие представители.

Он искоса посмотрел на свою случайную гостью. Яркой или хотя бы запоминающейся назвать ее было нельзя. Девушка была обычной – самой обычной, просто усредненной.

Не высокой и не низкой, не пухлой и не худенькой. Мокрая куртка обтягивала торс, на котором угадывалась средненькая грудь. И ноги под темными джинсами тоже были самыми средними. И лицо… В лице ее, бледном и равнодушном, не имелось ни одной черты, на которой хотелось остановиться. Даже темные глаза казались невыразительными и неживыми.

Удивительно, как природа, стараясь много лет, могла создать такое вот, правильно сложенное, но абсолютно никакое во всех отношениях существо, – почти с жалостью подумал он.

И тут же отметил, что все-таки в этой девушке имелось нечто, резко отличавшее ее от других.

Он не мог сразу понять, что странного ощущается в ее присутствии, а она молчала, тупо глядя в почти непроглядное мокрое лобовое стекло, за которым подъезжали отъезжали автобусы.

И вдруг он понял: у девушки было чистое дыхание.

В тесной машине не имелось постороннего запаха. Пахло лишь тем, чем положено: угаром печки, карбюраторным бензином, мокрой одеждой и преющей обувью, до дна высохшим дезодорантом и еще едва-едва – ее незнакомыми духами или какой-то косметикой. И больше – ничем.

Чего бы не было, сиди рядом любая из его знакомых. Причин нечистого дыхания, встречавшегося только у девиц, он не знал. Но будучи очень чувствительным, нередко менял свои однозначные намерения, сблизившись на дистанцию запаха. Правда, он знал счастливое устройство обоняния, перестающего ощущать все через пару минут – но иногда он не мог вытерпеть даже такого срока в объятиях девушки, у которой дурно пахло из носа или изо рта.

А у этой точно ничем ниоткуда не пахло, спертый воздух машины стократно усилил бы любой аромат. Дыхание девушки было невероятно чистым. И беззвучным, словно она не дышала вообще.

– Слушай, может я пойду, на остановке постою, – она нарушила молчание. – Неудобно отнимать у тебя столько времени. Моя маршрутка редко ходит, если бы повезло, я уехала бы сразу. А сейчас, может, целый час придется ждать.

– И что это за маршрутка? – поинтересовался он. – Где ты живешь в смысле?

– На улице Буревестника. Представляешь, где это?

– Примерно. Куда ворон костей не заносил. В северной части, правильно?

– Да. Очень далеко. Маршрутка тащится полтора часа.

– Н-да…

Он вздохнул, подумав, каково ей ездить каждый день на занятия по полтора часа в один конец в вонючей промозглой маршрутке.

– Но зачем так далеко? Поближе не нашлось вариантов?

– Там дешевле. Причем значительно.

– Одна снимаешь?

Вопрос вырвался сам по себе; другая девушка в подобной ситуации: снег, грязь, нет маршруток, есть машина… – восприняла бы это однозначно как попытку набиться в гости. Однако эта не приняла намека на то, на что он и не намекал.

– Нет, втроем. Все равно дешевле.

Она ответила спокойно и равнодушно. От его близкого соседства у нее не возникало ни эмоций, ни желаний. Равно как и у него; они были абсолютно безразличны друг к другу.

– А сама ты откуда? – он спросил лишь для того, чтобы что-то спросить.

– Почти с Севера. Из Пермского края. Город есть такой Оса – слышал?

– Нет, не слышал, – честно признался он. – В тех краях никогда не бывал. Я сам из Оренбурга.

– Из Оренбурга? Зачем было ехать сюда? И учиться в этой паршивой академии, где ректор сволочь, а преподы – алкаши? Там же вроде свой универ хороший.

– Долго объяснять.

Он махнул рукой; порой он и сам не мог понять, зачем поехал учиться в другой город, если бы и в родном рано или поздно стал самостоятельным и не зависел от родителей.

– Там Азия. А тут – Европа.

Девушка ничего не сказала. Ей было все равно.

– Тоже втроем снимаем, – зачем-то добавил он. – Но поблизости.

Она не отреагировала. Только посмотрела на остановку. Туда подъехали сразу три маршрутки. Но он не знал, какая ходит на улицу Буревестника. По тому, что девушка не двигалась, он догадался – это опять не ее номера.

– Слушай, – сказала она еще через некоторое время. – Хватит, наверное. Я отсиделась, отогрелась, спасибо. Пойду на остановку, а ты поезжай по делам. Так еще час или полтора можно ждать.

Он не ответил. Дворники уныло скребли разбитое по нижнему краю стекло.

– Как у тебя все-таки дверь открывается? А то опять не смогу выйти.

Девушка опять взглянула на него. Чем дольше она сидела рядом, тем сильнее понимал он, насколько она не в его вкусе. Невозможно было представить, чтобы завести с нею флирт. И тем более продолжить чем-то более серьезным. Это года три назад он в самом деле мог завести что угодно с кем угодно, но сейчас сделался разборчивым. Или просто слишком устал от жизни и перестал тратить силы по пустякам. А эта девушка была не просто не в его вкусе; она ему активно не нравилась, причем он даже не мог понять, чем именно. Наверное, своей усредненностью, отсутствием хоть одной выразительной черты… кроме чистого дыхания, которое было важно лишь в постели. Но о постели никто не говорил.

– Знаешь что, – сказал он, не понимая сам себя. – Черт с ней с маршруткой. Я тебя отвезу.

– Нет-нет, – запротестовала девушка. – Туда далеко, я один раз на такси ездила… У меня денег нет. Ну то есть не то чтобы нет, но я не могу позволить себе трату. Буду маршрутку ждать. Придет же она хоть когда-нибудь.

И в этом «хоть когда-нибудь» прорвалось столько безнадежности и отчаяния, до сих пор скрывавшихся под оболочкой равнодушного существа, что ему вдруг стало стыдно за столь запоздалое предложение. Стоило, конечно, сразу повезти ее на эту чертову улицу Буревестника.

– О деньгах никто не говорит, – возразил он. – Я сказал – просто отвезу тебя домой.

– Нет, так нельзя. Ты зарабатываешь, я не могу лишать тебя заработка.

– Сегодня я решил не работать. Судьба подсказала.

Она посмотрела вопросительно.

– Долго объяснять. В проводке была неисправность. Произошло замыкание. В худшем случае машина могла сгореть. У меня обошлось. Значит, надо сделать доброе дело.

– Ну, тебе виднее, – девушка с прежним равнодушием пожала плечами.

Похоже, ей было на самом деле все равно: мокнуть на остановке, трястись в вонючем автобусе или ехать хоть и в старой, но все-таки машине.

– Только я никогда не смотрю на дорогу и не знаю, как туда проехать.

– Это не страшно. Навигатор выведет.

– Роскошно живешь, – девушка криво усмехнулась. – Даже навигатор у тебя есть.

– Таксовать без навигатора в этом городе – все равно что ловить мышь с завязанными глазами, – непонятно оправдывающимся тоном ответил он. – Ну так какой у тебя адрес? Улица Буревестника, дом? Хорошо бы без дроби, а то искать дольше…

3

Машина медленно плыла по заполненным снежной слякотью улицам. Этой части города он практически не знал и поэтому следовал указаниям прибора, который несколько раз пускал их по длинному объезду.