А я нашел ее.

Человек за письменным столом. Голова склонилась, лоб покоится на руках. Экран компьютера изливает на его волосы и одежду холодный, анемичный свет.

Этот человек за письменным столом – я.

Я сидел там, в своем кабинете, подперев опущенную голову кулаками. Мой блуждающий взгляд перемещался с края стола на покрытые брюками колени, на каблуки моих туфель, и завершал этот обзор оранжевый параллелограмм ведомственного паласа. Я по-прежнему в куртке, и по-прежнему со мной большая дорожная сумка. Нос еще улавливал остаточные запахи кабинетов, заполненных поездов, всех тех мест, которые я обычно пытался избегать. Сумка теснилась рядом со мной на кресле, ее ручка далеко не эргономичного размера, похоже, тоже претендовала на свое место в этом пространстве.

Из-за двери доносились голоса студентов, шатавшихся по коридору, их болтовня, ворчание, случайные столкновения. Перестук каблуков. Просигналил чей-то мобильник, получив сообщение. Чей-то вопрос: «Да, и в любом случае, кто бы мне поверил?» – возмущенный голос.

Лекция прочитана. Все слова сказаны, странная фраза разобрана. Теперь студенты осведомлены, каковы различия между «пиджинами и креолами». Им даны теоретические основы креольской грамматики, и будем надеяться, что они попытаются осмыслить их. Я отстоял перед ними около часа. Благополучно закончил доклад. Мы обменялись взглядами в отведенное для вопросов время. Я сделал то, ради чего явился сюда.

И что теперь? Пора отправляться в аэропорт. Надо бы собрать вещи, привести в порядок стол, ответить на несколько последних писем.

Но я способен только праздно сидеть за письменным столом. Мои мысли хаотично метались между Бруклином и Николь Джэнкс, не в силах ни на чем сосредоточиться. Мой отец, этот чертов юбилей, и ошеломляющая новость.

Я поднял голову. В поисковой строке браузера видны два слова. Они появились там полтора часа тому назад, когда я вернулся в свой кабинет.

«Николь Джэнкс», – сообщил мне монитор, его крошечные пиксели сформировали буквы ее имени. Не думаю, что мне доводилось печатать их раньше, до того как в мою жизнь вошли компьютеры. Сейчас даже странно подумать о тех годах, когда мы вполне счастливо жили без их постоянного присутствия.

Курсор маячил за последней буквой фамилии, пульсируя, ожидая указаний – щелчка по клавише ввода – верной ищейке, готовой выполнить распоряжения и отыскать все, что мне требуется.

Все это время я сидел здесь, не в силах решить, хочу ли я что-то знать. Стоит ли мне нажать на эту клавишу. Что будет, если нажму, и что будет, если не нажму? Изменится ли что-нибудь в любом случае? Мысли, что крутились обломками в водовороте моего ума: «Пожалуйста… пусть это случилось не в том году. Пусть это случилось позже. Пусть она умерла в конце восьмидесятых или в начале девяностых. Пусть это случилось с ней в тридцать или сорок лет, вполне благопристойно. Пусть она попала в аварию, ее сбила машина, она упала с велосипеда или со скалы. Пусть она заразилась какой-то редкой неизлечимой болезнью. И главное, пусть она умерла быстро, безболезненно, в компании родных и близких. Что еще, в конце концов, может просить любой из нас?»

Просто пусть это случилось не в том безлюдном лесу в бархатных сумерках рассвета. Пожалуйста.

В детстве я любил играть в раскраски-головоломки с набором, казалось бы, совершенно несвязных точек. Но соединяя номер за номером карандашной линией, можно нарисовать некую форму в этом кажущемся хаосе, извлечь смысл из точечной путаницы. Больше всего мне нравилось, добравшись до середины пути – когда уже видны четкие линии, попытаться догадаться, что же получится в итоге. Ракета? Трактор? Пальма, парусник, динозавр, остров? Могло оказаться все что угодно. И лучшими оказывались те рисунки, которые никак не угадывались. Ты думал, что получается паровоз, но в результате получался извергающий дым дракон. Ты думал, что рисовал кошку, а дорисовал игуану.

Такое же ощущение беспорядка между мыслимыми и реальными действиями окутывало меня, пока сидел в кабинете, вжимая локти в столешницу. Я привык думать, что моя жизнь шла по накатанной колее, но, оказывается, на этой самой колее могла разверзнуться пропасть.

Я снял ремень сумки с плеча, позволив ей упасть на пол. Достал сигареты, ослабил узел галстука и развернулся на кресле, переложил какие-то документы с одного края стола на другой, и вдруг, стремительно, не дав себе времени остановиться, повернулся к компьютеру и щелкнул по клавише ввода. Сильно щелкнул, даже палец заныл от удара.

Появилась иконка песочных часов, крошечные зернышки электронного песка проскальзывали в тонкую талию. Часы перевернулись, раз, другой. И вот появляется синий список. Библиотечные каталоги, в основном из университетов. Номера и коды ее академических документов, участие в редактуре учебников, упоминание о более ранней радиопередаче, с предложением загрузить аудиоподкаст. Насколько я понял, последнее предложение должно выявить сведения о ее биографии, поэтому я щелкну по этой иконке, и вот она развернулась передо мной… короткая жизнь Николь Джэнкс.

Дата рождения, национальность, школы, колледжи, дипломы, степени, преподавательские должности, публикации: какие странные извлечения, как будто в конечном счете мы являемся лишь набором географических координат и профессиональных достижений. Неужели такой набор останется после каждого из нас – закодированные в компьютере голые факты?

Четыре цифры этой биографии режут мне глаза, точно холодная сталь. Год ее смерти, увы: «1986» – кажется одновременно опустошительным и неизбежным. «Конечно, – подумал я, – конечно, это случилось именно тогда». И вдруг я осознал, что уже предчувствовал, даже знал это. Возможно, знал давно.

Пятью минутами позже я прошел по серым бетонным плитам, отделявшим университет от окружающего мира. Мне необходимо глотнуть воздуха, пройтись, сменить обстановку. Нужно найти такси. Нужно отвлечься. Я не мог больше оставаться в том замкнутом кабинете перед обличающим монитором. В моем портсигаре три свернутых сигареты, и я намерен выкурить их, одну за другой, прежде чем поеду в аэропорт.

По мосту навстречу мне, едва не задевая край тротуара, мчался плотный поток машин. Впереди велись ремонтные работы, от цистерны с обезвоженным дегтем расползались дымные облака, распространяя удушливый смрад. Под мостом коричневела взбухшая от дождя река, ее маслянисто блестящие волны плескались в каменных берегах.

Перейдя мост, поблизости от набережной я заметил скамейку, опустился на нее и начал шарить по карманам в поисках зажигалки. Время еще есть, мысленно отметил я, бросив взгляд на часы. Времени предостаточно. Мне просто нужно немного успокоиться, а потом быстро продолжить путь.

Скамейка стояла в одном из тех скверов – островков зелени, заполнявших свободные уличные пространства, причем изумляло уже само наличие таких пустых участков в центре города, наводя на мысль о возможном кризисе или разгуле стихий, освободивших часть улиц от застройки. Сидя в окружении декоративных живых изгородей и преклоненных головок хризантем, я дрожащей рукой щелкнул зажигалкой и, затянувшись сигаретой, представил себе собственную жизнь, как череду элизий, то есть своеобразных уловок в дымовой завесе, порождавших дыры на жизненном полотне. С виду вроде бы все достойно – муж, отец, преподаватель, гражданин, но в свете тайных подробностей я становлюсь в каком-то смысле дезертиром, обманщиком, убийцей и вором. Внешне я вполне респектабелен, но, если копнуть, в той самой респектабельности полно дыр и ям, как в известняковых пещерах.

«Такси, – монотонно напомнил я себе, – мне нужно найти машину, чтобы добраться в аэропорт и улететь в Бруклин к сестрам и отцу. Мне нужно успеть на самолет и провести с родственниками несколько дней. Мне нужно отметиться на этом юбилее… а потом? Потом я вернусь сюда. Вернусь на свою накатанную колею и успешно пойду по жизни дальше. Я не стану рыскать повсюду, выясняя, что произошло с Николь Джэнкс, не стану докапываться до правды. Все осталось в прошлом. Эта женщина давно умерла. Прошло уже больше двадцати лет. Я не стану погружаться в прошлое, точно спелеолог в те изобилующие дырами и ямами пещеры, не стану ничего раскапывать. Надо сосредоточиться, перестать дрожать, успокоить мой галопирующий пульс. Необходимо пока положить Николь Джэнкс на полку памяти, найти такси в аэропорт и настроиться на то, чтобы нормально провести следующие несколько дней с моим папашей и…»