Водила бьет по тормозам, всерьез беспокоясь, чтоб его машину не обгадил этот актер погорелого театра. Осторожно вытаскиваю почти бесчувственное тело из салона, поддерживаю, веду к обочине. Ты смотришь на меня таким жалобным взглядом, стонешь, хватаясь за горло.

— Брось, командир, — беззвучно смеешься. — Да не меня, рацию, — со стороны наверняка, и правда, выглядит, что тебя тошнит.

Оглядываемся на машину, Николай ковыряется под капотом. Пора! Как два сайгака, скачем в поля, топчем сельхозугодья. Подальше от цивилизации, туда, к небольшим зарослям, что зеленеют вдалеке.

— Никогда бегать не любил, — останавливаешься у финишных кустов, тяжело дышишь, схватившись за бок. Сдергиваешь с себя сетку, кидаешь в траву и набрасываешься на меня, заваливая на зеленый ковер. Результат, как в скороговорке: на траве парень, на парне парень. Только слова, они никакие: серые на белом, а тут все живое, бегает, шебуршит, стрекочет, шевелится и щекочет ноги. Мы шуточно боремся, укатывая разнотравье и разноживность, которая в ужасе разлетается, разбегается и распрыгивается в стороны от двух озабоченных бесов.

— Люблю тебя, — улыбаюсь, лежа в высокой траве. Солнце уже высоко, бьет в глаза, слепит. Через ресницы вижу в его лучах темный контур, нетронутую загаром кожу и темные растрепанные волосы на плечах. Мои руки скользят по ребрам, плоскому животу, бедрам. В шортах давно уже дискомфорт. Про тебя вообще молчу, на лице все написано. — Ал, хо-о-ч-у-у, — стону и приподнимаюсь. Ты тянешь с меня футболку, отшвыриваешь, не глядя.

Пытаюсь перекатиться и подмять под себя, но бесенок расставляет ноги в упор, прижимает меня к траве, не дает перевернуться. Шальная улыбка не сходит с лица, пальцы бегут по моему животу, очерчивают ямку пупка, ловко расстегивают кнопку, молнию. Приподнимаюсь, и ты сдергиваешь шорты вместе с брифами, освобождая меня от одежды. Смеешься, в шутку вырываешься, когда я, в свою очередь, расстегиваю твою молнию. Завороженно смотрю на выглядывающую влажную головку и дотрагиваюсь, размазывая секрет. Ты стонешь, трешься бедрами о мои.

— Иди ко мне поближе, — тихо говорю, закусив нижнюю губу, увлажняя ее. — Хочу поцеловать тебя, любимого, почувствовать твой вкус. — Ты наклоняешься, нежно касаясь губ. Обнимаю тебя, прижимаюсь к твоим губам и шепчу: — Любимый, когда я говорил о поцелуе, имел в виду его, — щекочу пальцем выглядывающее естество.

— Да? — твой смех разносится на всю округу. — Прости, любимый, — подаешься бедрами. — Я, похоже, отравился кислородом или чьим-то ядом. Ничего не соображаю, — ты глубоко дышишь, сжимаешь мой член, поглаживая. Мельком смотришь в сторону дороги. — Алекс, там, на дороге, Колюня хороводы вокруг машины водит, — шепчешь совсем рядом, как будто он может нас услышать, и накрываешь губы жадным поцелуем.

— Нас же это не остановит? — вскидываю бровь, когда вижу, как ты спешишь.

— Какой там остановит? Опасность — это так будоражит, — стоя на коленях, вытягиваешь из заднего кармана шуршащий квадратик, крутишь у меня перед носом: — Ну, кто его наденет? — вопросительно смотришь на меня. Ну, до чего же шальная улыбка играет на тонких губах!

— Я думаю, тебе позагорать немного нужно, — спускаю шорты ниже, обнажая белую задницу. Ты легко скидываешь их. — А то дома твои половинки только мои взгляды прожигают, — последнее уже со стоном. — Не могу, как хочу тебя! — Ты обнимаешь мой член ладонью и стягиваешь кожу вниз. Выгибаюсь навстречу твоей ласке.

— Ты тоже позагорай, только недолго, — отшучиваешься, разрывая упаковку. — Сейчас мы тебя в купальничек оденем, — раскатываешь по моему члену латекс.

— Купальник? — удивленно вскидываю брови, сдерживаюсь, чтобы не заржать. Спину щекочет трава, а я неотрывно смотрю, как ты наползаешь на меня, как собака, на четвереньках, переставляя руки и ноги. — Скорее уж, скафандр, — задыхаюсь, пьянея от дурманящих запахов и твоей близости. Пульс бьется в висках. Дрожь предвкушения пробегает по телу.

Твоя голая задница торчит кверху. Так хочется ее шлепнуть, но я только ласкаю, тискаю ягодицы и дотрагиваюсь до колечка ануса. Ты выгибаешься, сжимаясь, когда чувствуешь мой палец у входа. Тихонько проталкиваю его и пью твой поцелуй. Всего потряхивает от желания. Ты стонешь, путая мысли. Ветерок холодит кожу, сдувает жар, что идет от земли или от нас — уже не понять. Ты встаешь надо мной, приставляешь член ко входу. Мелкими толчками надавливаешь, удерживая в руке ствол, и я чувствую, как погружаюсь в тебя.

— С-с-с… че-е-е-рт… — Ты присаживаешься все сильнее. Чувствую, как расходятся мышцы сфинктера, как ты принимаешь мою длину и замираешь, пережидая.

— А-а-а-л-л-л. Мой прекрасный, — задыхаюсь в подкатывающей нежности. Оглаживаю член, отвлекая от мимолетной боли, которая растворяется с каждым нажимом на чувствительную головку.

Ты бросаешь на меня взгляд, и я тону в нем. Столько похоти, вожделения. Ты упираешься руками в мои бедра, подскакиваешь и резко садишься. Чувствую, как член втягивает кожу вокруг ануса, как сжимаются стенки внутри и расходятся, принимая меня. Ты делаешь новый скачок. Губы приоткрываются в немом крике, зажмуренные глаза, дрожь по телу.

— Мой прекрасный, темный ангел, — солнце светит тебе в спину. Блики играют на влажной коже, волосы перебирают дуновение ветра. Ты скачешь на мне все быстрей и быстрей, толкаясь в руку. Закусываю губу от нахлынувших чувств. Выгибаюсь на затылке и ягодицах, приподнимая тебя. — Ты мой, — отпускаю твои бедра и шлепаю по одной половинке, по другой. Ты сжимаешься.

— Щас-с-с… щас-с-с, — шипишь сквозь стиснутые зубы.

— М-м-м… А-а-ал-л-л, — задыхаюсь в кайфе. Чувствую, что близок. — Приподнимись, — мой голос совсем охрип, в горле пересохло. Смотрю на твои разведенные бедра, на поджатые яички, на подрагивающий член и на то, как вхожу в тебя, вскидывая бедра. Быстрые, рваные толчки.

— Ле-е-е-ша-а-а, — выстанываешь мое имя, вздрагиваешь, сжимаясь еще сильнее, и кончаешь, выплескиваясь мне на живот и грудь. Меня кроет от картины. Волна экстаза накатывает, иду за тобой и кончаю.

— М-м-м… д-а-а-а… А-а-а-ал-л-л… — мотаю головой в мареве экстаза, задыхаюсь в захлестывающем оргазме. Смотрю на тебя и, как умалишенный, шепчу, не переставая: — Люблю. Люблю тебя, счастье моё. Не отдам никому, не отпущу, — сжимаю пальцы на бедрах. — Люблю, мой сладкий, мой желанный, мой страстный, мой цветок. Мой эдельвейс, — меня захлестывают эмоции. Чувствую отклики твоего сердца, твоей души.

— М-м-м, какой романтИк, — ты наклоняешься и целуешь меня нежно, ласково, как нечто невообразимо дорогое и любимое. — Люблю тебя.

Вокруг нас море трав и цветов источает свои ароматы, но для меня есть только твой. Это мой аромат, моя атмосфера, в которой дышу, живу, люблю. Ты приподнимаешься и выпускаешь меня, стаскиваешь презерватив. Надрав изящный букет из каких-то травинок, вытираешь руки и меня. Но липкие следы все равно остаются на коже.

— Надо будет нормально оттереть, а то засохнет на такой жаре, не отмоешься, — морщишься, собирая раскиданные вокруг шмотки. — Задница у меня за наше путешествие точно загорит, — посверкивая ягодицами на солнце, напяливаешь шорты.

— Согласен, думаю, я от тебя не отстану, — одеваюсь, поглядываю на своего Дракона. — Никогда, — добавляю тише.

— Я очень на это надеюсь, — бормочешь ты. Ищешь в траве резинку и, как всегда, не находишь. Придется проститься с еще одним носком.

— Пошли, — подгоняю тебя. — А то такими темпами мы не двое, а трое суток ехать будем.

— Стоп, — ты подбираешь презерватив и упаковку, — все свое ношу с собой, — я ухмыляюсь, и мы плетемся к машине.

В салоне парится Николай, склонив голову на руки, вцепившиеся в баранку. Переглядываемся с тобой, улыбаясь.

— Брат, мне надо салфетки, а то так стошнило, просто улет, — ты счастливо делишься своими проблемами с водителем и лезешь в карман двери, выуживая упаковку гигиенических средств.

— Да-да, — поскорее хватаю тебя за руку и волоку за Крузак оттираться, пока твой, который без костей, не ляпнул чего лишнего.