— Ага, я уже проснулся, а некоторые так и кемарят за рулем, — ты улыбаешься и подмигиваешь мне. — Коль, а ты знаешь, что акселератор до пола выжимается? — Ну, началось. Мне уже в душе жаль своего водилу, но облегченно вздыхаю: дальше твое внимание переключается на меня. — Братишка, как едется? А то я все царствие небесное проспал. — Ты поворачиваешься к окну и жмешь на кнопку, опуская стекло, рассматриваешь проносящиеся мимо поля. А я смотрю на тебя. Как ты смешно жмуришься, когда порывы ветра дуют в лицо. Как развеваются черные пряди, щекочут тебя, и ты, улыбаясь, заправляешь их за ухо. Бросаешь на меня взгляды и шепчешь одними губами: — Люблю, — и уже громче добавляешь: — В подмоскау так много лесов, ближе к Питеру сплошь болота, а тут кругом одни поля. Скукота! — выдаешь свой вердикт.

— Тут тоже есть. В-о-о-он, смотри, — подсаживаюсь к тебе поближе, типа маленького экскурса в природу, сам же, прикрыв собой, тискаю за ягодицы.

— Это разве лес? — ты поворачиваешься ко мне, счастливо улыбаясь. Дуновение ветра, и твои волосы попадают в лицо. Меня снова окутывает твой запах. По телу пробегает дрожь желания. Ну, здравствуй, утренний стояк. Ты собираешь волосы, стягивая их резинкой в хвост. — Это лесопосадки какие-то.

— Лесопосадки, но там даже охота разрешена. Между прочим, на охоте здесь можно встретить и лося, и зайца, и лису, — пробираюсь шаловливыми пальцами за край шорт. Ты — ноль эмоций, завожусь еще больше.

— Ха! Да лосей я сам в лесу гонял, когда на посвящение ездил на первом курсе. Прикинь, осень, ночь, лес, косяк и… тишина, — начинаешь рассказ заговорщицким тоном и заливаешься смехом. — Утром проснулся, замерз, как пингвин, башка трещит, думаю, пойду прогуляться, пока народ по палаткам греется. А там… Лосиха и два лосенка с ней! Я вижу, что она меня видит, за дерево встал и давай к ним подкрадываться. Я к ним, они от меня. Я снова крадусь, а они уходят. Ну, в общем, долго мы так по лесу в шпионов играли, пока мамаше эта игра не надоела, и она на меня ка-а-ак прыгнет! — ты запрыгиваешь на меня, изображая дикую зверюгу. — Ее аргумент был весьма убедительным, у меня аж в зобу дыханье сперло, так что я к своим гомосапиенсам поплелся.

— Ал, ты ебанат, — ужаснулся я. — Ты знаешь, что самый пик агрессивности приходится как раз на момент взращивания потомства? В эти моменты животное непредсказуемо, оно будет защищать свое ценой жизни. Я тебе как-нибудь расскажу истории, что случались на охоте, подготовлю морально к предстоящему сафари. — Фантазия в момент взыграла, представляя тебя в кустах, в камуфляже. Притаившийся охотник. Только улыбаюсь, зная, что ты не сможешь убить животное. Скорее уж, человека.

— Да?! — таращишь на меня глаза. — Я не знал. Но они прикольные были. Любимый, — уже шепчешь мне в ухо, глазами то и дело постреливая в сторону водителя. — А еще мне такой сон приснился…

— Рассказывай, — двигаю к тебе задницу и пальцем поглаживаю копчик, желая как можно дальше продвинуться в свои владения, ну, и сон заодно услышать. По твоим бесенятам в глазах понимаю, что рассказ будет горячим.

— Так вот. Снится мне, будто я лежу в нашей спальне, — начинаешь вешать мне лапшу, преимущественно, на ухо, и у меня мурашки бегут от твоего горячего дыхания. — Раннее утро. Открываю глаза, на улице такая хмарь, холодно. Натягиваю на себя одеяло до подбородка. Замерз, но у меня такой стояк, что просто кошмар. — Я замираю, понимая, что мои опасения по поводу твоих коварных планов довести меня до ручки подтвердились. А ты продолжаешь рассказ: — Ну и вот. Шарю глазами по комнате, а тебя-то и нет. Прислушиваюсь, может, в ванной плещешься или на кухне пожрать чего готовишь. Но в квартире тиш-ш-ш-ина, — измываешься надо мной, вышептывая на ухо шипящие звуки, и теснее прижимаешься ко мне, а я сжимаю кулаки. Так хочется тебя всего.

— М-м-м, как интересно, — глушу свой непроизвольный стон от обжигающего дыхания на ухо. — Какая несправедливость. Где же я был? — интересуюсь хриплым шепотом и вкрадчиво, на ушко, мщу за издевательство над моим перевозбужденным организмом. — Дальш-ш-е-е… — Смотрю, как у тебя по щекам пробегают мурашки, и ты быстро стираешь их рукой, многообещающе заглядывая в глаза.

— Ладно, думаю, придется самому справляться с проблемой. Тяну руку под одеяло, а там, — ты выдерживаешь паузу и делаешь серьезное лицо, как будто триллер рассказываешь. — Труселей нет! — да ты издеваешься, что ли? — Ага, как обычно, голышо-о-ом. — Я чуть не стону. У меня и так все колом, а ты еще картинки подкидываешь. Прямо в ухо твой горячий шепот: — Накрываю своего братика ладонью, поглаживаю и говорю: «Бедный ты, чудик. Ну, чего опять голову высунул? И чего тебе неймется? Спал бы себе, а то сам встал и большого брата разбудил».

— Хулиган какой, — сочувствую на выдохе и не знаю, как вдохнуть.

— А он, прикинь, со мной не разговаривает! Игнорит просто внаглую! — хохмишь ты, а мне не до смеху. — Я его за шею хвать! — почему-то за шею ты хватаешь меня. Видимо, решил «в ролях» показать, как это было. Ладно хоть за что другое не хватанул. — И придушил немного, — ты реально душишь меня.

— Ал, полегче, — хриплю, хватая тебя за запястья, не зная, то ли смеяться, то ли злиться на мелкого актера-сказочника. Ты перехватываешь мою руку, пытаясь заломить за спину, но не тут-то было. Дракошка явно мало каши ел. Встречаю в зеркале обеспокоенный взгляд Николая. Подмигиваю ему, успокаивая. Мол, если что, я и сам этого мелкого приструню.

— А этому мазо, похоже, в кайф, — мой дракошка доверительно шепчет мне в небритую щеку и украдкой лижет отросшую щетину. — Напрягся весь, подрагивает и ни гу-гу. Только слезка из глазика течет, — у меня чуть искры из глаз не посыпались, а дракончик продолжает издеваться над моей фантазией. — Пожалел я этого мелкого, отпускаю хват и поглаживаю нежно-нежно по нему вверх-вниз, вверх-вниз. — Твоя рука скользит, согласно рассказу, по моей, щекоча волоски. — Гаденыш только рад, разбух весь, на ласки отзывается, головку подставляет.

— Ал, я тебя сейчас изнасилую, — рычу, смыкая пальцы на бедре. Ты удивленно распахиваешь глаза, изображая из себя саму невинность.

— А головка-то такая кра-а-а-сная, л-ы-ы-сая… — У меня внутри все скручивает, по виску ползет капелька пота. — Зажимаю его в ладони и большим пальцем кружу по бестолковке. Надавливаю братику на глазик, и он балдеет. — Я просто вздрагиваю от нахлынувшего жара. Внизу живота растекается томление и ударяет в мозг. — Ну, и я с ним за компанию тащусь, аж трясти начинает. — Меня самого уже трясет. Только бы Николай на дорогу смотрел почаще, а то, мне кажется, он все внимательнее к твоему рассказу прислушивается. Еще чего подумает.

— Закрываю глаза и вижу твои. — Я уже ничего не вижу, кроме твоих зеленых огоньков и дьявольской усмешки на губах. — И-и-и-и… — Я напряженно слушаю, ожидая продолжения. — Проснулся! Как будто, и вправду, ты видел, чем я там занимался, — обламываешь весь кайф. Ладно, сейчас я и тобой, и твоим «младшеньким» займусь.

— М-м-м… хулиганил без меня твой братик, — пытаюсь дышать нормально, но в голове всплывают картинки, одна похлеще другой. Смотрю в окно, у меня перед глазами поля, ромашки, их колышет жаркий ветерок, и мы катаемся на них голыми, приминая траву. — Наказать вас надо.

— Не-не, за что? Мы же о тебе думали, и, вообще, он первый начал, — ты недоуменно смотришь на меня, пальцем показывая на оттопыренную ширинку. — Я просто спал.

— Значит, обо мне думали? — говорю в самое ушко и мимолетно прикусываю мочку. — Было хорошо? А хочешь, чтобы стало еще лучше? — ты заинтересованно смотришь в глаза, утвердительно кивая головой. — Тогда тебе сейчас должно стать о-о-очень плохо.

Ты поднимаешь на меня хитрющий взгляд, подмигиваешь и сползаешь в кресле, изображая, как заправский актер, что тебя сейчас вырвет. Блин, да по тебе Голливуд плачет.

— Николай, остановись, — командую водиле. — Моего брата укачало, — машу на тебя руками, думая, может, уже искусственное дыхание пора делать, до того тебе натурально поплохело.