– Верю, – вздохнула Наташка. – Уж в который раз тебе говорю, плюнь ты на эту школу. И уж если на то пошло, ты еще легко отделалась. Что там директриса на тебя повесить хотела? Срыв учебного процесса? Пропаганду жестокости и насилия?

– Я показывала хорошие фильмы, – упрямо тряхнула Маша головой.

– Боевики, – подтвердила Наташа.

– И их тоже. А что мне им надо было ставить? «Человек дождя?» Неинтересно им это. Пока неинтересно. Не поймут еще.

– А «Код да Винчи» поймут, да? – Наташка скептически скривилась и осторожно сняла губами пену с края стакана. Потом аккуратно, салфеточкой, промокнула молочные усы и добавила: – Скажи спасибо, что тебе еще растление малолетних не приписали.

– Спасибо, – машинально ответила она.

Да, с «Кодом» как-то не очень получилось. Для Маши фильм был хорош из-за актерского состава, тем, что можно было сравнить произношение американца, англичанина и француза.

Для директрисы факт показа в школе крамольного, на ее взгляд, фильма, подрывающего основы христианской религии, послужил прекрасным поводом избавиться от зазнайки и выскочки англичанки. Потому как не было больше сил терпеть не подконтрольную ей, то есть совсем неуправляемую девицу, вечно влезающую в педагогический, годами налаженный процесс, со своими новыми методиками.

Машу вызвали на ковер и без лишних слов предложили «по собственному», а иначе… Маша хотела сначала бороться, доказывать свою правоту, а потом посмотрела на эти лица, махнула рукой и подписала. За три года работы в школе она устала бороться с системой. Иногда ей казалось, что здесь собрались непримиримые враги, залегшие по разные стороны баррикад, только и ждущие сигнала к началу военных действий. У одной стороны, правда, были явные преимущества в боевой силе, зато у другой явный численный перевес. Война шла с переменным успехом, только одни расплачивались за поражения отсутствием нормальных знаний, и отвращением к получению оных в любой форме, а другие расшатанными нервами и острой ненавистью к детям, как к мировому злу. И неизвестно, кому приходилось в этой неравной борьбе хуже всего. Так и вышло, что три года пропали втуне: не получилось из Маши ни нового Макаренко, ни Песталоцци.

– А я говорила. На кой ляд ты в школу пошла? Три года зря потеряла, – озвучила Наташка горькие Машины мысли.

И оттого что это так совпало, ей захотелось немедленно возразить, что нет, не зря, не зря.

– Ну и что! – горячо вскинулась Маша. – У меня мальчик из класса грант на обучение в Англии выиграл. Родители звонили, благодарили.

– Один! – фыркнула Наташка. – Вот уж достижение!

– Так, я не поняла? Зачем я тебя позвала? Чтоб поплакаться. А ты меня критикуешь. Ты должна меня жалеть и утешать.

– Хорошо, – покорно кивнула Наташка. – Слушай. Ты самая умная, самая красивая, самая прикольная, самая веселая и, вообще, супер! А начальник твой – гнусный хорек, жирная свинья, гадкий крокодил, змея подколодная, нет, змей. И мы еще всем покажем!

– Ага! Дыбом шерсть, хвост трубой, выходите со мной на бой… Господи, как мне до отпуска дожить? А?

– Ты когда планируешь? – озабоченно спросила Наташка.

– В мае. Мы же договаривались, забыла?

– Ну не могу я в мае, – заскулила подруга. – Не отпускает начальник. Он у меня тоже – задница еще та! Давай позже или раньше?

– Раньше я не могу, мне надо хотя бы одиннадцать месяцев отработать, для стажа, и позже не могу – потому как нет больше моего терпения. Я в отпуск уйду, и заявление напишу сразу. И буду другую работу искать.

– Ну, как знаешь, – Наташка обиженно надула губы. Подумаешь, начальник ей не тот попался. Они еще и не такие бывают! – Одна поедешь? – спросила она небрежно. Может, подруга только прикидывается несчастной, а сама кавалера завела и скрывает?

– Ну и поеду, – пожала Маша плечами, – что такого? Там с кем и познакомлюсь, не проблема.

– Хорошо тебе, – вздохнула Наташка, – ты общительная.

Как же было прекрасно из неустойчивой, дождливо-пасмурной Питерской весны сбежать под мягкое нежное солнце этой благословенной Аллахом страны. Много чего повидал Павел Сергеевич за свою жизнь: в Египте возле пирамид в задумчивости побродил, в Красном море с аквалангом понырял, в Мертвом море на воде полежал, в Таиланде на всяческие экзотические массажи походил и пришел к выводу, что все это хорошо, но отдыхать он будет в Турции. Именно отдыхать, а не кататься на лыжах в Альпах и не гонять на джипах по Сахаре. Когда никаких звонков, никаких друзей-приятелей, а только три недели покоя, солнца, моря и горячего турецкого кофе. Ну и любимая женщина под боком. Что еще нужно человеку для счастья?

Павел Сергеевич вздохнул – неладно что-то в Датском королевстве. Что-то с любимой женщиной происходит, а что – не понятно. Вздыхает, грустит, обижается из-за ерунды. Он уж и так и этак старался, но жена, как партизан на допросе, стояла насмерть. Глаза прятала, от ответов уходила, и поделать с этим ничего было нельзя. Именно вот эта манера в жене бесила его больше всего. Ну есть у тебя вопрос – задай, обиделась – скажи, чего душу-то из него рвать? Но она рвала и делала это, он подозревал, не без удовольствия. Ладно, хочет дуться, пускай. А он будет отдыхать. Вот пойдет сейчас, ляжет, очками глаза прикроет и будет слушать шум прибоя. Не было для него звуков слаще этого.

Было время, он в отпуск пять лет не ходил, пока производство налаживал. Все там требовало его постоянного присутствия. Максимум, что мог он себе позволить это на три дня вырваться куда-нибудь за город, но и там его доставали звонками, да он и сам всех тоже доставал. Но теперь-то он уже может вот так уехать на три недели, ни о чем не заботясь. У него отличная команда: все профи, директор по кадрам Нина Львовна держит народ в ежовых рукавицах. У нее не забалуешь: пьяный на работу вышел – штраф, треть от оклада, а если систематически, то, пожалуйста, на выход. Правда, такое в последнее время случалось нечасто: платил он работягам хорошо – оклад плюс сдельщина, получалось очень даже солидно. Заказов у них сейчас было много, а будет еще больше. Ах, какой он тендер выиграл!.. Городской заказ. Бюджетные деньги – сладкие деньги, говаривал его отец. А отец знал в этом толк: сорок лет главным инженером на заводе отпахал. Все хорошо, только вот секретаршу бы еще подыскать толковую.

Павел Сергеевич в шезлонге завозился, как большое сонное животное, пошарил рукой под собой, пытаясь нащупать пачку сигарет. Чего вспоминать-то? Ну дура и дура. Приеду – уволю. Он опустил ниже козырек бейсболки и блаженно затянулся. И не надо ему никакого другого отдыха. Его уже давно весь персонал отеля знает. Встречают как родного. Да и клиент Павел солидный: чаевые хорошие дает, водку целыми днями в баре не глушит, с девицами в номере оргии не устраивает. Жене, конечно, скучновато, она бы предпочла куда-нибудь в развеселую Ниццу поехать, но он на провокацию не поддался, а вот она – да. Он предложил ей одной в Ниццу эту самую смотаться, а он бы сюда, в тихий курортный городок. Как только любимая осознала, что на три недели муж останется без присмотра, вопрос о Ницце отпал сам собой. Но и здесь она не переставала играть, а у него не было желания подыгрывать. Поэтому жена сейчас сидела в номере, страдая мигренью, а он наслаждался одиночеством на берегу. Наслаждался, вспоминая непутевую секретаршу. Павел Сергеевич усмехнулся. Просто характер у него был такой: не любил он незавершенных дел. Надо было ее перед отпуском уволить, но он замотался, завертелся и забыл. Ладно, не думай, приказал он себе, расслабься.

Сбоку послышался шум шагов, шелест песка, кто-то прошел рядом, до него донесся аромат свежих духов, какой-то горьковато-цветочный, тонкий, еле уловимый. Его жена любила сильные запахи, дорогие, мускусные. Он приоткрыл глаза и чуть поднял козырек, провожая взглядом девичью фигурку. Девушка шла прямо к морю, неся в одной руке босоножки, в другой пляжную сумку. Где-то по дороге она бросила все и понеслась к голубовато-зеленой границе песка с водой. И в том, как она бежала, высоко вскидывая ноги, вязнущие в мокром песке, как отпрыгнула от шаловливого пенистого языка, попытавшегося лизнуть ей пальцы, как засмеялась негромко, взвизгнула, когда волна с шумом все же накрыла ее чуть не по колено, было что-то такое близко узнаваемое, что Павел Сергеевич даже позавидовал. Представил, как приехала она вот только что и сразу побежала на пляж, даже вещи не стала распаковывать, так не терпелось ей заявить этому морю и этому солнцу, и песку – я здесь, я приехала, я с вами. Павел Сергеевич закрыл глаза и снова натянул козырек на нос и, кажется, даже задремал. Потом пришла жена, громко чмокнула в щеку, он проснулся, потянулся, намазал жене спинку кремом, приобнял как следует, чтобы поняла, какие у него далекоидущие планы на вечер и продолжил отдыхать по полной программе дальше.