Тем временем зима разгулялась во всю и я, периодически прерывая расспросы, любила ходить к любимому озеру, которое сейчас походило на каток. В прошлом году Элис научила меня кататься на коньках, так что, стоило льду встать, я взяла коньки и пошла туда.

Очень сложно бороться с вампирской сверхопекой, даже беззаботный Эмметт следил за мной, словно мать за непоседливым ребенком. Клянусь, за первые полтора года, мне ни разу не дали упасть. Стоило мне споткнуться, я тут же оказывалась в чьих либо холодных руках, твёрдо удерживающих меня в прямом положение.

Года пол назад я взбунтовалась и запретила ловить меня, разве что, если я падаю со скалы или проваливаюсь в озеро. И я, честное слово, была так рада снова иметь возможность падать и подниматься, сама, не чувствуя себя пятилетним ребенком или инвалидом. Когда я снова взяла коньки, белоснежные лица Джаспера, Карлайла и Розали, казалось, стали ещё бледнее. В прошлом году, учась, я падала практически на каждом шагу, так что их реакция вполне понятна.

В этом же, запретив себя трогать, я продолжала падать, после чего тут же вставала, так быстро, как только могла, тут же уверяя всех, что всё хорошо. Стоило Джасперу почувствовать минимальную боль от меня, я тут же была в кабинете Карлайла и проходила полный осмотр, один раз, страшно сказать, у меня был ушиб колена!

В общем, сверхопека меня немало раздражала, но, в то же время, было приятно знать, что им совсем не всё равно.

Сегодня над озером сияло солнце, которое, отражаясь от снега, а также от кожи шести наблюдателей, заставляло меня падать больше, чем обычно. Блики и зайчики слепили глаза, лишая возможности прочно стоять на ногах.

Лёд, будучи естественным, а не искусственно созданным, был неровным, что так же не очень помогало. Один раз я сильно упала, повернув конёк так, что буквально взрыла лёд, и ударилась коленом, однако Эдвард, прислушавшись к моим мыслям, убедил Джаспера и Роуз, что ничего серьёзного у меня нет, так что я могла продолжать своё катание.

Знала бы я, чем это кончится… предпочла бы трёхчасовой осмотр от Карлайла.

Совершая очередной круг я, случайно, снова оказалась там, где, часа за пол до этого, вспахала коньком лёд и, споткнувшись, упала ровно там же. Я уже собиралась встать и, как обычно, сказать, что всё в порядке, но осознала, что “до в порядке” мне очень далеко. Дальнейшие события разворачивались так быстро, что я толком не могла понять, что происходит.

Перед моим лицом клацнула челюсть, после чего раздался рык и я увидела Джаспера, откидывающего Питера от меня, его тут же перехватили Эмметт и Эдвард, утащив в лес, куда уже, с рыком и криками скрылась Розали, тащащая, как на буксире, Шарлотту.

Всё произошло так быстро, что я искренне не поняла, что я сделала не так. Только внутри меня всё сжалось от холодного, всепоглощающего ужаса.

Джаспер посмотрел на меня, его глаза, чёрные, как уголь, были расширены, он не дышал.

— Прости, — на выдохе сказал он и растворился там, куда увели его друзей.

Ко мне тут же подлетели Элис и, непонятно откуда взявшийся, Карлайл с медицинским чемоданчиком. Только тогда я поняла, что произошло и опустила глаза. Увиденное меня, мягко говоря, ужаснуло. Моя штанина, а вместе с ней и нога, была фактически распорота напополам. Виной тому послужила большая, острая льдина, отколовшаяся от озера во время моего прошлого падения. Крови было столько, что стало плохо даже мне. Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота.

Наложив повязку, Карлайл взял меня на руки и понёс в дом, для нормального осмотра и обработки раны. Элис осталась на озере. Не представляю, как она собирается уничтожать все следы моей крови там, однако, что-то мне подсказывает, что большой части льда на озере уже скоро не будет.

Дома нас уже ждала, очень взволнованная, Розали и Эсми, приготовившая всё, что может потребоваться её мужу.

— Насколько всё плохо? — спросила Розали, когда Карлайл положил меня на импровизированную кушетку.

— Ничего смертельного, но заживать будет долго, — сказал доктор, снимая бинт. — Придётся наложить шов.

Я хотела спросить, как Джаспер, куда они дели Питера и Шарлотту, сказать, что я, похоже, боюсь иголок, но язык не ворочался, а зеркало показывало смертельно бледную, практически не выделяющуюся на фоне вампиров, девушку. Джинсы, едва Розали их стянула с меня, были сожжены, вместе с первым бинтом.

Карлайл убирал кровь, которая никак не переставала течь, чтобы открыть полный доступ к моей ноге, Розали тут же уничтожала всё, что касалось её. Я старалась не смотреть на ногу, боли я не чувствовала, только сейчас я вспомнила, что Карлайл что-то вколол мне, когда мы были ещё там, однако, от вида крови мне становилось, откровенно говоря, плохо. То, что меня до сих пор не вырвало, какое-то ужасно счастливое недоразумение, в этот ужасно несчастливый день, удивляющее даже меня.

Никогда не думала, что боюсь крови. Правда, мне и столько крови за раз видеть не приходилось. Какая-то часть меня находила эту ситуацию забавной, девушка, которая живёт с вампирами и собирается стать такой же, боится крови.

Даже сквозь обезболивающее я почувствовала сильное жжение, Карлайл чем-то обрабатывал порез.

Все процедуры, ни одна из которых не была приятной, длились больше получаса. Взглянуть на ногу я решилась только тогда, когда рана была полностью чистой и обработанной. Всё было не так страшно, как мне казалось, хотя и не очень приятно. От колена и до бедра шёл глубокий, широкий порез, который, даже будучи чистым, внушал ужас. Видимо, потеряла я много крови, так как Карлайл, посреди обработки ноги, попросил Эсми съездить в магазин и купить продуктов, помогающих восстановить организм после кровопотери.

Я же сидела, боясь даже пошевелиться, словно одним движением я могу снова всё испортить.

Не было ни боли, ни стыда, ни страха. Лишь пустота.

Лучше чувствовать себя ребёнком, которого опекают взрослые, чем подвергать их мучениям, а себя риску быть убитой одной из тех, кого я люблю.

— Тем единственным, кого ты любишь больше всего, — «услужливо» говорит мой внутренний голос.

Как бы я не хотела не соглашаться с ним, я видела, что он единственный из Калленов, кто поддался своей жажде, пусть и на секунду, но у остальных даже подобной мысли не возникло. Он не смог быть рядом со мной, когда мне была нужна его поддержка. Конечно, я его не винила, но это больно ранило, больнее, чем какая-то льдина, знать, что твой любимый в очередной раз страдал из-за тебя.

А теперь он убежал, возможно, он опять пропадёт на несколько недель, ведь ему будет стыдно даже смотреть на меня, он всегда стыдился того, что слабее других в соблюдение животной диеты.

Подумав, я поняла, что ужасно горжусь им. Да, мне было обидно, что его не было рядом, когда я так нуждалась в его поддержке, но он, несмотря на его тяжёлое отношение к человеческой крови, был в шаге от меня, смог оттолкнуть Питера, в очередной раз защитив, а только потом ушёл. Он смог, справился. То, что он убежал, не делает его слабым. Он смог убежать, а это показатель того, насколько сильнее он стал.

Надеюсь, он не занимается сейчас самобичеванием, хотя, скорее всего, так оно и есть.

Замотав мою ногу Карлайл отправляет меня спать, я уже хочу сказать, что спать мне не хочется, как глаза начинают слипаться. То ли стресс, то ли большая кровопотеря, а, возможно, Карлайл дал мне какое-то седативное, но засыпаю я, стоит моей голове коснуться подушки.

Просыпаюсь ночью, пытаясь понять, сколько часов я проспала. Очевидно, не меньше шести, но точно я не знаю. На прикроватной тумбочке стоит стакан с красной жидкостью, судя по запаху, гранатовый сок, и гематоген.

Только думать о них я не в состоянии, нога горит от боли, так сильно, что хочется кричать. Наверное, из-за этого я и проснулась. Мне срочно нужен лёд. Едва я успеваю об этом подумать, как на кровати оказывается некто, скрытый темнотой. Перед глазами мутно, поэтому я даже не могу понять кто.