- Нормально... - Фима замялся. - У меня с ней серьезный разговор. Я решил не увольнять Инну.

- Решил, значит, оставляй.

- А Дашка?

- Но ты же решил?

- Да, но зачем мне скандал?

- Так ты решил или нет?

- А вы как думаете?

- Мы люди посторонние.

- Сегодня некому работать, - сказал он. - Мне надо чинить машину. У меня дверца не запирается. Привезу продукты и поеду в Тулькарм, там, говорят, можно достать дверной замок к любой модели.

- Ты с ума сошел, - сказала Ира. - Кто сейчас ездит на территории? Тебя там убьют.

- А где мне достать замок?

Он, Жанна и Танька ездили каждый на своей машине. Жанна нашла работу в Тель-Авиве, сделалась секретаршей русского дельца, отвечала на телефонные звонки на четырех языках, и, когда Фима, ревнуя, прослушивал записи ее мобильника, он ничего не понимал. Таня тоже устроилась в Тель-Авиве и ездила на папиной машине, Фиме пришлось купить третью.

Надо было, наверно, как-то отговорить его от поездки в Тулькарм, но я уже спешил, пора было везти Гая.

Мы выходили из калитки, когда выбралась на крыльцо Дашка, вялая, едва соображающая:

- Папа... подожди, я хотела... Пусть Гай останется дома.

- Что случилось?

- Ничего, но... Я обещала Володе...

- Обещала - пусть приезжает, не пропускать же из-за него школу.

- Мама, бай! - крикнул Гай.

- Бай, - сказала она растерянно.

Стояла на крыльце, еще не проснувшись. Не такая уж она была крутая, как думала. Она должна была торопиться: некоторых детей забирала из дома и привозила в сад на своей машине. Ее уже ждали по всему нашему району.

К этому времени тендеры и минибусы разъехались, и улица стала просторней. Сыновья кровельщика Хагая грузили в старый "форд" рулоны битума и бочонки со смолой. Промчался на немыслимой скорости Моше Занд со сварочным аппаратом и железом в кузове. Купил свой тендер три года назад, а тот уже весь помят, покорежен, исцарапан, каждая авария - жуткий скандал, ругань, вопли отчаяния, но никогда Моше не научится ездить нормально, скорее прав лишится, а я никогда не закажу ему что-нибудь приварить у нас в саду. Проехал Аркадий, посигналил, приветствуя, Гай ему важно ответил:

- Прывет.

Родившись здесь, он первые три года говорил только по-русски. И вот мы шли с ним как-то, навстречу шел незнакомый дядька, и Гай сказал на иврите:

- Здравствуй, человек.

Мы с дядькой опешили.

- Здравствуй, здравствуй, - пробормотал дядька на ходу.

Я сообразил: иврит Гай постигает из мультфильмов по телевизору, там черепаха или кролик так здороваются, встречаясь с человеком. Тогда он и начал путать телевизор и жизнь. Я в его годы путал жизнь и книги, и не знаю, кто из нас больше запутался.

Нужно было купить мне завтрак. У входа в минимаркет стояли пикапы Аркадия и Игаля. Старик Игаль выгружал поддоны с яйцами. Курятник у него на таком же участке, как наш, - полдунама, или пять соток, - мы с Гаем, расширяя кругозор, ходили к нему на экскурсию, потом он стал привозить яйца нам домой.

- Как дела, Гай?

- Бэсэдэр[1].

[1] Порядок.

Аркадий купил сигареты и вышел, махнув рукой, - некогда, мол, разговаривать. Бывший одесский инженер, человек моих лет, он, прежде чем уехать из Одессы, успел разбогатеть - организовал там кооператив, делал гипсовые карнизы. Здесь купил пикап, открыл тик, развернул производство. И вот карнизы не пошли - в любом магазине стройматериалов лежат штабеля из полистирола, покупай и сам наклеивай, дешевка. Аркадий продержался недолго, высох от забот, потерял сон, разорился и пошел рабочим на фабрику. Теперь поправился, усы топорщатся - голова ни о чем не болит, спит спокойно.

Все потихоньку устраивались. Мирра, театральный костюмер, которая по совместительству плясала в канкане у Семы Плостака, стала шить здешним дамам, купила машину и квартиру. Сам Сема, оклемавшись от инфаркта, в соответствии со своей буйной художественной натурой, то всплывал, то снова тонул. Они с Людкой уехали в Беер-Шеву, потом еще куда-то. В одной из русскоязычных газет промелькнуло: министерство абсорбции проводит музыкальный фестиваль среди олим, в жюри - сплошные знаменитости, профессора консерваторий, и среди них Шломо Плостак, "известный театральный режиссер".

Я успокаивал себя: не пропадет Дашка. Совесть немного грызла: мои представления о жизни всегда почему-то ей во вред, тешусь ими я - платит она, и с первого дня здесь я дал себе зарок не вмешиваться в ее дела, а сегодня опять не выдержал. Конечно, если она захочет отвезти Гая к отцу, ничто не помешает ей забрать его из школы, у меня и в мыслях нет указывать, как поступить, я и не указывал, но вот, хоть и не прямо, выразил свое отношение а этого делать не следовало.

Наш 23-й маршрут начинается в новом районе Амалия, там большинство русские, в автобусе звучала русская речь, и Гай, сидя рядом и прижимаясь ко мне, по-русски затеял игру "О, счастливчик". Это тоже из телевизора. Однако в квартале от школы заговорил на иврите. С некоторых пор он стал требовать, чтобы на улице мы говорили только так. Стал стесняться русского, испуганно хватал за руку. Около школы я перешел на иврит и снова не угодил - Гай занервничал.

- Гай, что случилось? Я же говорю на иврите.

- Голос русский, - сказал этот умник, имея в виду акцент.

- Ну и что? А у Юли лицо русское. Это ведь хорошо?

Юля - девочка, в которую Гай влюблен. Даже это на него не подействовало.

- Нет, это плохо.

- Нет, это хорошо.

- Нет, плохо.

- Бай.

- Бай.

В пустой квартире на Рав Кук я переоделся, замешал бетон, и, таская его ведрами по квартире - надо было залить промежутки между стенами и новыми дверными косяками, - удивился, каким он стал тяжелым. Посмотрел на часы пролетело четыре часа, а мне-то казалось, день только начался.

Жидкого бетона оставалось на час работы, но надо было забирать Гая из школы. Если, конечно, Дашка уже не забрала его и не увезла в Тель-Авив. Я позвонил ей. Услышал ее голос и обрадовался:

- Ты дома?

- А где мне быть? - сердито сказала она. - На кого я детей оставлю? Фимы нет. Этот идиот поехал в Тулькарм ремонтировать машину и исчез. Жанна истерику закатывает: она позвонила ему, ответили на арабском, я говорю, не может быть, с ума сошла, звоню - номер не отвечает...

- В полицию звонили?

- Вот сейчас она звонит. Да не ори ты! - прикрикнула Дашка на Жанну и занялась мной: - Мама работает, ты работаешь, я одна осталась.

- А Инна?

- Она не пришла, решила, что ее уволили. Все такие обидчивые стали. Я ей уже звонила, извинилась. Ты не сможешь забрать Гая?

- Хорошо, - сказал я, думая о том, что пропадет бетон.

Переодеваясь, я включил приемник.

-...В перестрелке у поселения Псагот был тяжело ранен израильский солдат, палестинцы сообщают о двух убитых... Продолжаются поиски людей под обломками ресторана "Версаль", специалисты говорят, что надежд обнаружить... Ясир Арафат выразил соболезнование жертвам трагедии в ресторане "Версаль"... Неизвестные люди обстреляли израильскую машину в районе Тулькарма. Нанесен материальный ущерб. Водитель машины остался жив. К счастью для этого человека, арабская семья спрятала его от боевиков "Хамаса" и на своей машине довезла до Тайбы, где сдала израильскому полицейскому. Этот человек оказался на территориях, чтобы отремонтировать свою машину...

Пришлось тащить вниз и вытряхивать в мусорный бак остатки жидкого бетона. Все из-за этого недотепы Фимы.

А ведь и Дашка не повезла Гая в Тель-Авив из-за него, сообразил я. В общем-то, и детский сад мы из-за него открыли. Значит, и дом из-за него купили, и в Нетании оказались, в сущности, из-за него и Жанны. При желании можно было бы, наверно, задержаться на этой мысли и даже вывести какую-нибудь философию, но у меня не было такого желания.

Гай обрадовался, увидев меня, - значит, пойдем в "Макдоналдс", это интереснее, чем с мамой домой. У перехода через бульвар напротив "Макдоналдса" он поинтересовался бдительно: