Внутри растет злость. Мне кажется это несправедливым, что он меня ненавидит. За что? Я же хорошо к нему отношусь.

- А может, это ты слишком расслаблен? - Надменно сообщает и почти демонстративно вытирает ладонь о брюки. Я пожимаю плечами, тушу сигарету и собираюсь уйти, однако Вадим Арнольдович, видимо, чего-то не договорил. - Забываешь, зачем на работу ходить надо.

- Вы недовольно тем, как я выполняю свои обязанности? - Внутри все клокочет от злости. Еще меня не обвиняли в том, что я плохо работаю! - И не стоит мне “тыкать”. Я не мальчик.

- И что же входит в твои обязанностями? - Произносит желчно, упрямо продолжая обращаться ко мне на “ты”.

- Могу сказать, что точно не входит. - Отвечаю спокойно и сухо, а мой собеседник закуривает вторую сигарету. - Я не собираю по округе грязные сплетни.

- На это нужно время, а у тебя его нет. - Парирует Вадим Арнольдович, выпуская вниз струйку дыма. Его сейчас не назовешь сколько-нибудь приятным. Желчное заостренное лицо, обезображенное презрением.

Сисадмин благоразумно тушит сигарету и направляется к выходу. Остаются Алина и Антон. Переминаются с ноги на ногу, тоже хотят уйти. Но пока любопытство сильнее.

- У меня нет, зато у вас навалом. - Я стою не шевелясь, скрестив руки на груди. Вадим Арнольдович стоит напротив меня, злой, с самого начала злой. - Вам на работе совсем заняться нечем?

Сообразив, что керосинчиком запахло, из курилки удаляются и Антон с Алиной. Остаюсь я, наедине с этим самым правдолюбом.

- В мои обязанности входит следить за тем, чтобы в организации не разводилось слишком много дармоедов. А у меня большие сомнения в твоей профпригодности.

- Так увольняйте. - Пожимаю плечами и достаю вторую сигарету. - Не мне, простому смертному, оспаривать мудрость руководителя.

- Будь моя воля, ты бы уже вылетел. - Криво усмехается. - Но мы-то знаем, почему ты до сих пор занимаешь должность, которой не соответствуешь.

- И почему же? - Затягиваюсь.

- Ты так хочешь это услышать? - На лице директора теперь явное отвращение.

- Да. - Цежу сквозь зубы. - Я хочу услышать, в чем заключается мой непрофессионализм, по пунктам. Но если вы решили озвучить все собранные за неделю вами в поте лица помойные сплетни, то не стесняйтесь, выкладывайте!

- А ты не такой, да?

- Я такой. Я даже хуже, чем вы думаете. Но это не имеет никакого отношения к моей работе.

- Ну что ж, посмотрим, какой из тебя специалист. - С силой вдавливает бычок в пепельницу. - А то, сдается мне, пора бы уступить дорогу более молодым и талантливым.

- Не забудьте молодых и талантливых тоже проверить. А то я тоже начинаю сомневаться в вашей профпригодности. Кстати, а кто акции предприятия купил? Может, ваш папа? Тогда это многое объясняет.

- Ну не у всех же богатые любовники, у кого-то и папы.

Разговор окончен, Вадим Арнольдович покидает курилку. Нет, никакого папы у него нет, это очевидно. Только почему он так уверен, что я нахожусь на этой должности исключительно благодаря связи с Сереженькой? Может, Антон подсиживает?

***

С коммерческим директором я не сталкивался целых два дня. Затем мы снова встретились - и опять в курилке. Я был уже готов к очередным разборкам, но Вадим Арнольдович, видимо, решил сменить тактику. Если не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней - он и изменил: стал меня игнорировать. Меня это не расстроило, заткнулся - и слава богу. Сереженька тоже перестал его упоминать в разговоре.

Так шли дни за днями. Только узнал от Алины, под большим секретом, что Вадим Арнольдович под меня роет, что-то выспрашивает, хотя, виду заинтересованности не подаёт. Вообще при встрече на меня не смотрит.

- Так что его интересует?

- Ерунда всякая. - Девушка пожимает плечами, затягивается. - Какой ты в общении, задираешь ли нос, на что деньги тратишь. Спрашивал, где живёшь - с Сергеем Александровичем или у себя.

- Ну а ты что?

- Да откуда я знаю, с кем ты живёшь и на что тратишь деньги? Сказала только что ты хороший. Ну и все.

- Спасибо. - Улыбаюсь, а у самого мысль: остальные сотрудники вряд ли так добры, небось набрехали на меня с три короба. Хотя, мне-то какая разница, что коммерческий про меня думать будет? Такое впечатление, что его мнение обо мне что-то изменит. - Не знаешь, кто его взял на работу, такого любопытного?

- Так он совладелец.

Это уже проясняет ситуацию. Такого просто так не пошлёшь.

- И какая у него доля акций?

- Неизвестно. Об этом никто не говорит.

Киваю. И снова мысль: даже если бы я узнал. Все равно для меня это бесполезная информация.

***

Суббота. Странный сон снился. Я видел Вадима Арнольдовича, он смотрел на меня своими черными глазами и покачивал висящий на цепи пустой гроб изо льда, как люльку.

Но удивительно в этом сне то, что он был цветным, ярким. Что в последние месяцы редкость. И на это есть очень простая и пошлая причина. Уже год как я дальтоник и поэтому начинаю забывать, как выглядит полноценная световая гамма. Я не помню точный момент, когда именно я перестал видеть красный. Помню лишь, что привычное кресло дома вдруг стало розово-бежево-серым. Как светофор, как буквы на вывеске, как маки. А после туда же добавился и зелёный. Я его, вроде бы, вижу, но более блеклую версию. Но самое худшее то, что цвета постепенно становятся все менее яркими. И я боюсь однажды проснуться и увидеть весь мир серым.

Мое беспокойство из яви переходит в сны. Не может Вадим Арнольдович никак успокоиться, роет и роет. Но чего мне уже бояться? Только если второго шантажиста. Хотя, этот вряд ли захочет со мной спать. А посадить - милое дело.

Но до матери он точно не докопается, а за себя я не переживаю. Посадят - зато, наконец, уйду от опеки Сережи.

Подымаюсь с постели и иду в ванную. Я знаю, что, как всегда, через несколько минут, следом за мной проснётся мой ненавистный любовник и мне надо будет исполнить свой супружеский долг. Делаю пару глотков коньяка и прячу бутылку обратно под раковину. Так каждую субботу.

- Олежек! - Слышу, как шлепает ступнями по полу, суетливо идёт в ванну, где я чищу зубы. - Доброе утро, милый.

Как бы невзначай касается пальцами моей задницы. Я уже этого не замечаю - привык.

- И вам того же. - Выплевываю пасту, полощу рот.

Молча вытираю лицо и, не глядя на Сереженьку, который, разумеется, абсолютно голый, возвращаюсь обратно, в спальню. За окном весна, серый снег поник окончательно, небо сегодня удивительно голубое, кружатся черные птицы - галки? Окна выходят на оживлённую улицу. И я почти улыбаюсь, мне почти хорошо.

- Ты готов? - Тёплая рука поглаживает спину. Ненавижу секс с утра. Трахать это рыхлое тело в любое время дня и ночи не хочется, но пить, только проснувшись… А не пить тоже не вариант. А ведь такое прекрасное утро. Было.

Поворачиваюсь, не улыбаясь, глядя на его пухлые, чуть приоткрытые губы. Ждёт, когда я начну. И я начинаю. Целую его, мягко, как он любит. Затем подталкиваю к постели. Он ложится на спину, провожу губами по его шее, спускаюсь к соскам, которые у него не по-мужски чувствительны. Он быстро возбуждается, чего не скажешь обо мне.

- А не рановато ли ты алкашом становишься? - Капризный и обиженный голос. Учуял. Идиот. Пить на самом деле не хотелось, так, анестезия. Хочется кофе и прогуляться по весенней Москве. Но кто ж меня спрашивать-то будет? Остаётся представить кого-нибудь, кого-то приятного. Чувствую легкое головокружение. Запускаю руку в трусы, флегматично поглаживая член и перебирая в голове все возможные варианты. Неожиданно всплывает образ Вадима Арнольдовича, отчего член наливается кровью. Странная фантазия, но улыбаюсь. Уж кого бы я оттрахал, так это его. Но не по любви, а чтобы апломб сбить. Хотя, Вадим Арнольдович куда приятнее Сереженьки. И с каких пор я начинаю представлять в сексе не грудастых девок, а жилистого мужика? Списываю на желание самоутвердиться. Не мог же я по-настоящему превратиться в пидора?