- Тут?

Касаюсь пальцами его подбородока и смотрю в черные блестящие глаза. Хорош. Даже хочется сожрать.

- Я согласен, тут.

- Нет. - Убираю руку. - Пошел вон.

- Что?

Отодвигается назад, не понимая, но мое возбуждение уже переросло в агрессию. В злость, вскормленную досадой и ненавистью к собственной слабости.

- Что слышал. - Говорю чуть слышимым угрожающим шепотом. Я не вижу себя со стороны, но знаю, что в такие моменты мое лицо перекашивается от ненависти. И я на самом деле придушил бы Вадима Арнольдовича, порезал бы на куски, и я с трудом себя сдерживаю. - Иди нахуй, пидр. Пиздуй, пока я тебе морду не разбил.

- В чем дело?

Он все еще растерян. Моя агрессия еще не рождает его агрессию, но это пока что.

- Ты меня бесишь. Я тебе дрочил за деньги, но сил терпеть у меня больше нет! Ты скользкий, желчный и тупой. Гребаный извращенец! Я хоть за деньги это делаю, у меня все в порядке с головой, а у тебя… - Искусственно смеюсь. - Готов уже задницу подставить, везде, где предложат. Может, тебя еще в сортире анальной девственности лишить? Ты не гордый, так ведь, и на это согласен?

Вадим Арнольдович смотрит куда-то в пустоту, не моргая, не понимая такой резкой перемены настроения.

- Мы же нравимся друг другу.

- Я нравлюсь тебе, чмо. - Произношу шепотом. - А ты мне отвратителен.

- Нет. - Он говорит тихо, и, наконец, переводит на меня взгляд. На него жалко смотреть: сжавшийся, побледневший. Но его лицо излучает болезненную, фанатичную уверенность. Он боец, в отличие от меня. - Ты не считал деньги, которые я тебе давал. Тебе плевать на подарки. Ты просто ссыкло. Ты боишься. Почему-то боишься Сергея Александровича.

Догадливый. Не зря директор. Только мне не надо, чтобы он побежал к Сереженьке уточнять, что меня рядом с ним держит.

- А с чего ты решил, что мне с тобой комфортно? Что ты мне нравишься?

- С того.

Подходит ко мне совсем близко, почти касаясь лицом моего лица. В голове шум, хочется впиться в его губы. А затем завалить на пол, стащить с него брюки и оттрахать, так, чтобы он орал на всю каптерку и извивался.

- Уйди…

- Ударь меня. Тогда уйду.

Мне надо просто его ударить. Просто. Ударить. И моя рука не подымается это сделать. Я слабак, я не могу. Вместо этого я его отталкиваю его и выбегаю из кабинета.

Это третий мой побег с работы. Только в этот раз - бесцельный. Я ушел недалеко, брожу вокруг здания. Мне хочется рыдать в голос, я в западне, в капкане. И уже ненавижу не только Сереженьку, я ненавижу мать, и зачем я принес себя ей в жертву? Кому это было нужно? Кому я что доказал? Она ведь даже спасибо мне не сказала. Какой же я идиот… Выкурив полпачки, с трудом, наконец, успокаиваюсь. Надо поговорить с Вадимом Арнольдовичем и по-человечески разорвать с ним отношения. Чтобы он потом не бегал к Сереженьке.

Возвращаюсь в здание и молча, прямиком, направляюсь в кабинет Вадима Арнольдовича. Он сидит перед компьютером и разговаривает с кем-то по телефону. Увидев меня, быстро кладет трубку. Он напряжен, чувствует, что я сейчас скажу что-то, что пострашнее требования сорока миллионов.

Подхожу молча, вплотную. Он подымается с места, мне навстречу.

- Говори. - Не шевелится. Напряжение висит в воздухе.

- Если я тебе хоть немного дорог, наши встречи надо прекратить.

- Почему? Сергей Александрович тебе чем-то угрожает? - Его глаза загораются, он готов действовать, готов бороться. Только что толку?

- Не задавай вопросов, просто запомни. Не пытайся разрушить наши с ним отношения. Влезешь, и вряд ли меня увидишь больше. Да и вообще, если ты умный мужик, найди себе другого любовника. - Произношу это с трудом, глядя в сторону. - Вокруг парней много, а ты красивый, любой с тобой согласится.

- Олег… - Кладет руку мне на плечо, но я пячусь назад. Я знаю, что стоит ему меня обнять, и я растаю, превращусь в безвольную тряпку. - Просто скажи, чем он тебе угрожает.

Перед глазами всплывает окровавленный труп Валеры. Качаю головой.

- Не лезь. Просто поверь, я не так хорош, как кажется.

- Олег!

Не в силах больше продолжать разговор, я выскакиваю в коридор, оставляя Вадима Арнольдовича стоять растерянно посреди кабинета.

========== 7. ==========

В тот день Вадим Арнольдович ко мне больше не подходил, в следующий - тоже. С одной стороны, я был рад тому, что он больше не лезет, с другой… Горечь травила меня. Я был разочарован, не ожидал, что он сдастся так быстро.

Он больше не реагировал на меня при встрече, стал спокойно-равнодушным, даже взгляд из горящего превратился в безразличный, а на лице появилась скучная доброжелательность. Казалось, будто Вадим Арнольдович просто перевернул надоевшую страницу.

И не любил меня никогда, значит. Хотелось выть.

Я тоже к нему не подходил, тоже не заговаривал с ним, а когда в его кабинете перегорела лампа, отправил ее менять Антона. Пусть недоросль попашет. Кстати, как выяснилось, это он и присел в первый же день на уши Вадиму Арнольдовичу - что я бездарь, лентяй и Сережина подстилка, а он, Антон, за всю страну отдувается, о чем мне рассказала Алина. Но теперь меня все это никак не волновало. Нравится им вдвоем заговоры устраивать, так флаг им в руки.

Иногда моя обида на несостоявшегося любовника становилась мне самому горько-смешной. Ну что он сделает? Как он должен вести себя? И, главное. Что будет, если он все-таки докопается до правды, если однажды узнает, что я - убийца? Да он мне и руку-то побрезгует подать. И за три версты обходить будет. И получается, что как бы ни сложились обстоятельства, я оказывался в полнейшем дерьме.

Я снова начал пить. Еще хуже, чем раньше. Возвращаясь домой, я брал бутылку и нажирался до поросячьего визга, до бессознательного состояния, так, что на следующий день слабо помнил, что происходило накануне. При этом я почти не ел. Мои алкогольные возлияния продолжались до глубокой ночи, часов в двенадцать меня вырубало, чаще, прямо за столом, но на утро я все равно просыпался в кровати.

На завтрак Сереженька пихал мне в рот кофе с бутербродами и давал какие-то таблетки. Он делал это молча, отведя глаза. Ему было за меня стыдно, а мне просто хотелось сдохнуть. Пытаясь меня как-то контролировать, один раз он спрятал от меня весь алкоголь, но тогда я пошел в супермаркет и купил самое дешевое пойло, от которого меня уже через два часа начало полоскать. Больше он так не делал.

И я продолжал в том же духе. Мне было плевать что пить - заботливо купленный Сереженькой Hennessy или разведенную в подвале бодягу.

Мой любовник сидел вечерами рядом, все боялся, что я либо гулять пойду и нарвусь на нехорошую компанию, либо попытаюсь из окна выпрыгнуть. На его вопросы я никак не отвечал, не считал нужным.

При этом я ходил на работу. И даже работал, только делать это было с каждым днем все сложнее. Я откровенно плохо себя чувствовал. Сереженьке даже самому пришлось пересесть за руль.

Теперь я целенаправленно избегал Вадима Арнольдовича, мне было стыдно перед ним, стыдно за то, что я опускаюсь. Я не хотел, чтобы он увидел меня таким - с синяками под глазами, осунувшегося и похудевшего. И, несмотря на мои старания, мы все-таки столкнулись. Это был последний день перед затяжными майскими праздниками.

Я сидел в своем кабинете, бесцельно пялясь в бумаги, когда на пороге появился Вадим Арнольдович. Уже не знаю, что его привело, но, увидев мой жутковатый вид, он встал как вкопаный.