Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Историческое значение «Легенды об Уленшпигеле» Шарля де Костера огромно. Это произведение открыло бельгийцам новую родину… И в самом деле, «Уленшпигель» – явление исключительное. Но значение его бесспорно. От поэмы Шарля де Костера произошла бельгийская литература. 31 декабря 1867 года (выход в свет книги де Костера – Авт.) родилось сознание нации. На этом единодушно сходятся все писатели бельгийской земли.

«Это – ПЕРВАЯ книга, в которой наша страна обрела себя», – пишет Верхарн. «ЭТО – ФЛАМАНДСКАЯ БИБЛИЯ», – говорит Камилл Лемонье. «Это – КНИГА РОДИНЫ… Широкая Шельда, несущая в своих водах частицы нации и берущая свое начало в веках… Это – вся родина… Это вчерашний день, это завтра, это вся наша история…»

А Морис дез Омбио пишет: «Это – первая книга, в которой бельгийцы почувствовали вкус и аромат своей земли и своего племени… С ШАРЛЯ ДЕ КОСТЕРА НАЧИНАЕТСЯ СУЩЕСТВОВАНИЕ БЕЛЬГИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ…»

Уже из-за одного этого «Легенда об Уленшпигеле» заслуживала бы почетного упоминания в истории европейской литературы. Но она значительное больше, она – великое произведение всечеловеческого искусства. Начало бельгийской литературы было положено рукою мастера. Журналист, бедный, безвестный, создал почти что на наших глазах памятник, способный соперничать с Дон Кихотом и Пантагрюэлем…

Кто такой Уленшпигель? … Один из тех героев – бродяг, обжор, плутишек, трусов, насмешников, распутников, писунов, жрунов, говорунов и пустобрехов… который облегчается, с шумом гадя на головы прохожих. Под именем Уленшпигеля он жил у двух очагов: германского и фландрского. Известны две его могилы: одна в Мельне, что около Любека (см. рис. 3 – Авт.), где он умер около 1350 года (якобы – Авт.); другая – у подножия огромной башни в Дамме, близ Брюгге; и на обеих могильных плитах начертаны одни и те же атрибуты: «Uylen Spiegel»…

Его (Тиля – Авт.) вольные шуточки служат как бы… маслом, на котором варят и шкварят в одном котле пряности и сальности… В течение пяти-шести веков народ, отведав их, облизывает себе пальчики (красочно живописует Ромен Роллан – Авт.). В этой-то харчевне Рихард Штраус и набрался тех жирных запахов подливы, которые придают аромат его музыкальной поэме «Тиль»…

Он (Уленшпигель – Авт.) – ЗНАМЯ СВОЕГО НАРОДА. ОН – ЗНАМЯ И ГЕРБ СВОЕЙ НАЦИИ» [857:3], с. 5–7.

Хорошо видно, как набирала обороты пропагандистская машина, бурно рекламировавшая де Костера и Уленшпигеля.

На рис. 7 показана еще одна современная скульптура Уленшпигеля. На рис. 8 представлена одна из иллюстраций к Народной Книге об Уленшпигеле якобы 1515 года.

Как было на самом деле. Уленшпигель и Гулливер. Анти-евангелия XVI-XVIII веков - i_007.jpg

Рис. 7. Еще одна современная скульптура Тиля Уленшпигеля. Взято из Интернета.

Как было на самом деле. Уленшпигель и Гулливер. Анти-евангелия XVI-XVIII веков - i_008.png

Рис. 8. Иллюстрация к Народной Книге якобы 1515 года. Уленшпигель сидит в улье. Автор Hermann Bote. Взято из Интернета.

Надо сказать, что современные комментарии к истории Уленшпигеля иногда грешат замысловатой вычурностью и наукообразием, что затрудняет читателям вникнуть в интереснейшую суть. Вот, например, что говорится в научном труде [154:00].

«Как указывает М. Ю. Реутин, главный персонаж народных книг представляет собой достаточно сложный знаковый конструкт (Реутин, 1996), ix. Адекватно его можно скорее описать в терминах аристотелевской «Поэтики», нежели в терминах современных: например, его действие первично по отношению к нему самому, а сам он прилагается к своему действию лишь как точка, формально необходимый субъект, поскольку функции без аргумента не бывает. Подобная расстановка акцентов становится понятной опять-таки только в контексте ритуала. Карнавальный шут есть фетиш, то есть объективация, персонификация некоторых коллективных, субъективных, в конечном счёте, представлений. Стало быть, важен не столько шут, сосуд смыслов, сколько идеи, которые он выражает: гиперсексуальность, мудрость, физическая сила, и их реализация в шутовском антиповедении».

Вряд ли после таких «разъяснений» (по нашему мнению, они похожи на словоблудие) у кого-либо появится желание читать старинную Народную Книгу про Уленшпигеля. А ведь, как мы сейчас покажем, книга эта чрезвычайно интересна и бросает яркий свет на эпоху XII века и Реформации XVII–XVIII веков. Она показывает – кто, как и против чего боролся, какими средствами и приемами. Сегодня это нам полезно знать.

1.6. Девяносто три процента романа де Костера составляет выдуманная им история, будто Уленшпигель был революционером из народа, боровшимся с тиранией ужасно плохого императора Карла V

Итак, что выдуманного привнес де Костер в старинную историю Уленшпигеля? Очень много. Например, он изобразил Тиля как пламенного героя, восставшего против тирании «ужасно плохого» императора Карла V и его «еще более плохого» сына Филиппа. Пишут так. Считается, что среди «героев «Легенды» немало реально существовавших лиц (XVI века – Авт.). Историческую основу романа Костера составляют события Нидерландской революции и предшествовавших ей лет. Под именем Нидерландов в XVI в. разумелось не государство, которое сейчас носит это название, а гораздо более обширная страна… Нидерланды вошли в состав обширной державы германского императора Карла V из династии Габсбургов. Царствовавший и над Испанией Карл V, отрекаясь от престола, разделил свои владения между сыном и братом, и Нидерланды… оказались подчиненными феодальной Испании. Испанский король, жестокий и фанатичный Филипп II пытался… превратить ее в бесправную часть своей феодально-абсолютистской монархии. Экономические притеснения, национальный гнет и религиозные преследования привели в 1566 г. к взрыву, открывшему собой долголетнюю эпопею революционной борьбы» [857:3], с. 484.

Итак, Шарль де Костер придумал новый сюжетный стержень. Дескать, Тиль Уленшпигель был одним из главных революционеров того времени. Мол, он боролся против плохого Карла V и его ставленников. Но всё это – выдумка чистой воды. В старинных текстах, в том числе и в Народной Книге, о революционной деятельности Уленшпигеля против тирании Карла V нет ни единого слова. А поскольку 93 процента книги де Костера посвящено именно этой его фантазии, то с XIX века стали считать, будто Уленшпигель – это народный революционер XVI века. А отношение к революционерам в XIX–XX веках в некоторых кругах европейского общества стало положительным. Потому и образ Уленшпигеля, как «борца за народ», приобрел громкое звучание. Которого, повторим еще раз, абсолютно не было в исходной истории Уленшпигеля XVI века.

Напомним, что, согласно нашей реконструкции, знаменитый император Карл V – это отражение хана-царя XVI века – Ивана Васильевича IV Грозного – на страницах западноевропейских летописей, см. нашу книгу «Западный Миф», гл. 3. А «освободительные войны» XVI века на территории Западной Европы – это, на самом деле, мятеж западных провинций Великой = «Монгольской» Империи против центральной власти Руси-Орды. В итоге, начались Ливонские войны, которые был вынужден вести Иван «Грозный», защищая целостность Империи. В целом эти войны оказались для него неудачными.

1.7. Сегодня длительный успех истории Уленшпигеля представляется весьма странным. В чем тут дело? Неужели людей xvii – xviii веков так восхищали испражнения Уленшпигеля?

В общем, для Тиля – около четырехсот лет успеха. Который перешел потом в почтительное скучноватое уважение. Но тогда возникает резонный вопрос: а что же так восхитило читателей XVII–XVIII веков в балаганной истории этого якобы германо-фландрского плута, обманщика и бродяги? Неужели постоянно звучащая и одна из самых ярких тем этой «легенды», а именно, испражнения Уленшпигеля, описанные подробно, с большим вкусом и яркими деталями? Приведем пример, чтобы читатель смог составить собственное представление.

4
{"b":"604589","o":1}