– Ваш черед бросать.

Хамза откинулся назад.

– Мой? Я думал, что уже бросил… Нет, вы правы.

Несколько минут они молча делали ходы. В какой-то момент показалось, что турку удастся ускользнуть. Но затем христианин восстановил стену в шесть шашек, через которую невозможно перепрыгнуть. Теперь Хамза мог только наблюдать, как ходит Феон… и вспомнить о тончайшем оружии, к которому еще не прибегал.

– Если бы Гексамилион был столь же крепок, – пробормотал он не слишком тихо.

Феон, который наслаждался успехом, держал в руке кость. Упоминание о Гексамилионе, шестимильной стене, которая считалась непробиваемой и в 1446 году была разрушена турецкими пушками за шесть дней, вызвало воспоминания, которые он силился забыть. Страх. Предательство. Но Хамза смотрел на него, и Феон сглотнул и заговорил:

– Вы были там?

– Я был виночерпием Мурада. Я всегда был рядом с султаном.

– Всегда? – переспросил Феон с тончайшей улыбкой, но Хамза не поддался на провокацию.

– А вы?

– Я тоже. Рядом с императором.

– Понимаю.

Хамза изучал доску.

– А ваш брат? – негромко добавил он. – Он тоже был рядом с императором?

– Мой брат? – повторил грек, уже не улыбаясь. – Что вы о нем знаете?

Хамза поднял взгляд.

– Очень мало. Я знаю только, что братья часто приносят неприятности. У меня их пятеро, и они вечно соревнуются друг с другом в тупости. Они…

Выражение лица Феона остановило его.

– Но я вижу, что упоминание вашего брата горестно для вас. Не будем говорить о нем.

– Не горестно. Я…

Феон остановил себя. Почему Хамза упомянул о Григории? Нужно это выяснить, но осторожно.

– Моего брата… сочли предателем при Гексамилионе. Некоторые говорят, что он сдал стену… вам. Дверь потерны осталась открытой на ночь.

– Так он мертв. Ваша печаль вдвое сильнее.

– Сейчас, вероятно, мертв. Но не тогда. Тогда его… изуродовали. Обезумевшие от злобы люди, творящие правосудие на поле боя. Я успел спасти ему жизнь, но не успел предотвратить его… наказание. Его…

Феон умолк. Его втянули в разговор, которого он не желал. Вынудили лгать, хотя он не должен был даже обсуждать эту тему.

– Изуродовали? – спросил Хамза с глубокой печалью в голосе. – Как?

Феон постарался ответить небрежным тоном:

– Обычным способом. Ему отрезали нос.

Хамза посмотрел греку в глаза. Он захватил его врасплох. Но хватит, достаточно знать, что там есть рана. Ее не нужно исследовать глубже… пока.

– Я сожалею о вашей печали, – произнес Хамза, придав лицу должное выражение, потом подобрал свою кость. – Мой ход?.. О нет, ваш Гексамилион все еще стоит.

– Да.

Феон быстро выиграл. Но после он, видимо, не смог сосредоточиться, и удача оставила его. Хамза легко победил в двух следующих партиях. Когда он снял с доски свои последние шашки, Феон откинулся назад и бросил кости.

– Вы выиграли, – сказал он.

– И какой была ставка?.. А да, – усмехнулся Хамза. – Этот прекрасный кот.

Феон встал.

– Я позову жену.

Хамза тоже поднялся.

– Погодите. – Он подался к Феону, коснулся его рукой. – Я рад, что у нас была возможность немного узнать друг друга. Дружба – хорошая вещь в предстоящие нам дни. Если дело дойдет до войны… ну, возможно, я смогу помочь вам, когда город падет.

– Если он падет.

– Да, если. Но если так случится, последуют три дня разграбления, как водится. Вам доводилось видеть взятый город?

Его собеседник покачал головой, и Хамза, содрогнувшись, продолжил:

– Это ужас – смотреть, как люди превращаются в диких зверей. Резня. Грабежи. Насилие. – Кивок в сторону спальни, легкий, но хорошо заметный. – Если так случится… если удача, ружья и прежде всего Аллах наидостойнейший выступят за нас, будет хорошо иметь друга среди завоевателей.

Феон скосил глаза на мужчину, стоящего рядом.

– И что же я должен сделать ради этой… дружбы?

– Только то, что ты сочтешь нужным, брат с Востока.

Слово было едва подчеркнуто. Едва, но вполне достаточно.

– Что ж, я подумаю об этом. – Феон отошел, обернулся к двери. – София, – позвал он.

Она вышла, держа на руках кота.

– Хорошо, что он здесь, – сказал Феон и указал на доску. – Я поставил твоего кота в тавли. И проиграл. Отдай его нашему гостю.

Женщина вздрогнула. Но Хамзу поразила скорость, с которой она овладела собой, скрылась за вуалью длинных ресниц. София подошла к Хамзе.

– Прошу вас, господин, – сказала она, протягивая ему животное. – Он ваш.

Но Хамза не взял его, только протянул руку и почесал мурлыкавшему коту переносицу.

– Нет, госпожа. Я выиграл его, а сейчас предлагаю его как дань вашей красоте. – Поклонился. – Он ваш. Я всего лишь хотел еще раз увидеть Ульвикула.

Он поднял свою сумку, подошел к двери, снял тапочки и натянул сапоги.

– Вы забыли свою доску, – сказал Феон.

– Я ничего не забыл. Это лишь жалкая благодарность за ваше гостеприимство, – ответил Хамза, – хотя я…

Он вернулся к столу, наклонился и подобрал светлые кости.

– Я заберу их. Они счастливые. Удивительно, что вы смогли хотя бы раз выиграть ими. – Турок поднял кости. – Предатели, – пробормотал он, потом подошел к двери, поклонился и вышел.

Феон последовал за ним по лестнице, но Хамза молчал – только улыбнулся, когда дверь была отперта и открыта. Так же молча он ушел.

Грек вернулся в комнату.

– Чего он хотел? – спросила София.

– А?.. Ничего. Тебя это не касается. Оставь меня.

– Меня касается наш город…

– Оставь меня! – рявкнул Феон так громко, что кот на руках Софии дернулся, спрыгнул на пол и исчез под столом. На мгновение жена раздраженно нахмурилась, потом повернулась и медленно ушла в спальню.

Феон подошел к сундуку и вытащил флягу вина. Он не собирался пить вино, если гость не присоединится к нему. Теперь, оставшись в одиночестве, он, наверное, выпьет все сам. Феон сел, сделал глоток и уставился на доску. Она была изысканной, самым красивым и дорогим предметом, каким он когда-либо владел. Однако турок подарил ее, будто никчемную безделушку… Нет, подумал Феон, глотнув еще вина, Хамза прекрасно представлял ее ценность. И полагал, что знает цену Феона. Уравнял цену доски и человека. Он забрал только кости. Но оставил на их месте слово.

– Предатели, – прошептал грек.

В ногу что-то ткнулось. Ульвикул. Он терся, мурлыкал. Феон схватил его, развернулся к открытому окну и швырнул туда кота.

Рагуза (Дубровник)

Начало декабря 1452 года

Женские крики были вполне обычным делом на улицах Рагузы.

Необычным было то, что́ кричала женщина. Проклятия на османском, языке турок. Прежде чем ей заткнули рот, женщина предлагала нападавшим совершить извращенный акт с верблюдом.

Григорий улыбнулся, однако решил выбрать другой путь к дому. Потом остановился, посмотрел на мостовую. Его редко волновали подобные вещи. Но минувшую ночь он опять провел в таверне, в одиночестве… и сейчас внезапно решил, что хочет дослушать, чем закончится проклятие.

Далеко идти не пришлось. Он услышал болезненное ворчание, потом мужской голос прошипел:

– Будь ты проклят… да держи же ей ноги!

Григорий прижался к стене, выглянул, отпрянул.

Пятеро, включая их добычу. Женщину прижимал к земле самый крупный, одной рукой обхватив ее за грудь, второй затыкая рот. Она дергала ногами, пытаясь пинаться, и явно небезуспешно.

Григорий задумался. Четверо мужчин. Все молоды. Он выскочит быстро, из темноты. Четверо – не самый плохой расклад, ему доводилось встречаться с худшим. Однако он мешкал. Какое ему дело до насилия над какой-то турчанкой? Даже если удастся помочь, его могут ранить, и это помешает выполнить задание, которое должно изменить всю его жизнь. Зачем рисковать своим будущим? Для чего? Инстинкт велел ему уйти.

Потом он услышал, как из-за угла донесся громкий болезненный вскрик – и проклятие завершилось, будто женщина все это время специально затаивала дыхание. Он снова улыбнулся, достал дубинку и вышел из-за угла.