Я с удовольствием потянулся и зевнул, едва не свалившись с камня, на котором задремал. Стоп! Задремал? Да я едва дополз до него, старая зубы от боли, а теперь чувствую себя так, словно проспал часов девять в своей постели. Вот только костер в груди превратился в огонек, тлеющий едва-едва и это странным образом было мне неприятно, хотя не так давно раздражало само его наличие.

Я оглядел левую ногу — совершенно здорова, лишь следы костяшек и зубов превратились в белые шрамы — вот и все доказательства того, что ее рвали и грызли, да еще одежа и сапог, окончательно пришедший в негодность. Правда на этом хорошие новости заканчивались. Я потерял сумку со всеми запасами, ножны фалькаты и колчан с болтами. Сам меч обнаружился неподалеку, видимо, я потерял его, когда полз к камню. Да и баделер с Рукбой оказались на месте. По крайней мере, с оружием все в порядке. А вот как быть с сапогом я решительно не представлял, не ходить же босым на одну ногу, в конце концов, но и чинить нечем. Наконец, я принял радикальное, но, похоже, единственно верное решение, — срезал остатки голенища, теперь вполне можно ходить, хоть и не слишком удобно.

Подобрав фалькату и сунув ее по-пиратски за пояс, я огляделся вокруг. В основательную дыру над головой светили звезды — значит сейчас ночь, выходит я провалялся без сознания с полсуток. Добраться до этой дыры не было никакой возможности — высота ярдов пять, а склон крутой и взобраться по нему наверх просто нереально. Придется искать другой выход, для чего хорошо бы понять где оказался.

Скорее всего, это катакомбы, вырытые под городом для защиты жителей во время штурмов и осад. Где-то здесь должно быть убежище, внутри которого укрывались осажденные, переживая трудный час, а оттуда легко можно выйти на поверхность.

И я зашагал по тоннелю прочь от места падения. Но вскоре понял, что допустил ошибку в своих рассуждениях — эти катакомбы может когда-то и были убежищем, но теперь представляли собой тюрьму. Рядами в стенах были прорублены крохотные камеры с дверьми-решетками, многие — выломаны, и явно не землетрясением, иные камеры залиты кровью, на полах валяются человеческие останки. Преодолев естественное отвращение, я заглянул в одну, осмотрел кости — они были обглоданы и постарались тут не собаки, следы зубов напоминали человеческие, только слишком большие. Меня передернуло.

Я высвободил фалькату прежде чем двинуться дальше, стараясь производить при этом как можно меньше шума и прислушиваясь к малейшим шорохам вокруг. Это помогло мне, но не слишком. Я понял, что меня окружили за минуту до того, как из тьмы выскочили орки. Серо-зеленая шкура, примитивная кожаная броня, сабли. Древнейшие и злейшие ваги людей, загнанные в подземелья после долой и кровопролитной войны. Эти пленных не берут и всегда дерутся насмерть.

Я крутился среди врагов, отбиваясь фалькатой и жалея о потерянном баклере. Орков было лишь пятеро и в тесноте тоннеля они не могли толком использовать численное преимущество, так что мне практически ничего не грозило, надо бы только одного взять живым для допроса. Видит Господь, я пытался это сделать.

Поймав орка за запястье, я вывернул ему руку и подхватил хорошей работы карабеллу, что он держал. Быстрый разворот — безоружный падает с рассеченным горлом, а его товарищ, целивший мне в спину, отлетает на остальных, валя их на пол. Тот, что остался на ногах, ринулся на меня, потрясая ятаганом. Ткнув его в живот трофейной карабеллой, я опустил фалькату на череп поднимающегося орка. Как все-таки приятно драться с обычными, простыми и понятными, врагами!

Я отступил, отбросив карабеллу — слишком мало я тренировался фехтовать парой сабель. Орки поднялись и тут же бросились в атаку, мешая друг другу. Я шагнул к ним, опережая события, ударил вертикально снизу вверх, вспоров орка как свинью на бойне. Последний попытался достать меня ятаганом, но я увернулся, рубанул его по ноге и, когда он рухнул на колено, взвыв от боли, выбил из его рук оружие. Приставил к горлу фалькату. Но прежде чем я успел задать хоть один вопрос, орк резко подался вперед, насадив себя на клинок.

Я покачал головой. Самоотверженность, граничившая с фанатизмом, орочьего племени давно вошла в поговорки и присловья.

Досконально обыскав всех, я не обнаружил ничего интересного — это были самые тривиальные рейдеры из клана, обитавшего под Ниинскими горами. Узнав о землетрясении, их тан решил поудить рыбку в мутной воде — ничего удивительного, просто следует быть осторожнее. Однако обглодать кости, лежащие в камерах, они обглодать не могли — зубки не того размера, — и кто же сделал это? Так что фалькату убирать рано.

Ответ на мучавший мня вопрос в двух десятках шагов от места схватки с орками. На полу коридора распростерся здоровенный огр — трехметровый великан-людоед из тех, что регулярно тревожат набегами родную Иберию, Билефельце и особенно Виисту. Это удивительное племя облюбовало горные долины Ниин и Ферриан, хотя родом происходило из далекого Северного Загорья и большая их часть обитала именно там. Огры обладают странным и бесконечно далеким от нашего разумом и по причине отсутствия Церкви владеют какой-то магией, какой именно — неизвестно, по причине наличия Церкви у нас.

Вот кто полакомился несчастными заключенными, огры почитали человечинку отличным деликатесом и в их языке, с азами которого я был знаком, слово "человек" означало примерно то же, что в иберийском — "свинка".

Пройдя еще несколько сотен шагов, размышляя о гастрономических пристрастиях огров, я набрел на караулку, где раньше отдыхали после смены стражи подземной тюрьмы и от одного вида ее у меня забурлило в желудке и рот наполнился слюной. На столе стояли несколько глиняных мисок с мясом разного рода и лепешками — словом все выглядело так, будто охранники куда-то вышли, позабыв свой ужин. Я принюхался к еде, но ничего подозрительного не учуял и взял одну лепешку, не смотря на зверский голод, откусил маленький кусочек. Практически безвкусно, но во-первых есть еще мясо, а во-вторых, бал побери, я не помню когда ел в последний раз!

Умяв облюбованную лепешку, я присел на длинную лавку, стоящую рядом со столом и потянулся к оловянному стакану. Удивительно, но в нем оказалась вода, а не вино, что совсем не похоже на доблестную тюремную стражу, не числилось среди них трезвенников. Я взял вторую лепешку и съел ее, запив водой, и уж было собрался приниматься за мясо, когда в косяк дверного прохода постучали.

Я тут же взлетел на ноги — фальката в одной руке, недоеденная лепешка — в другой; будь у меня арбалет, точно выстрелил бы на звук. А вед на пороге стояла Лучия Мерлозе собственной персоной.

— Привет, — бросила она мне, всходя. — Ты бы с едой полегче, не понял из чего она?

— Ты о чем? — совершенно сбитый с толку столь странным вопросом, я воззрился на лепешку. Все гневные речи и ехидные замечания в ее адрес разом вылетели из головы.

— Огра ты видел, — усмехнулась Мерлозе, — не видеть не мог. Так это его логово. лепешки из костной муки, а мясо — думаю, сам уже понял. — и она швырнула в меня чем-то, что лежало у остывшего очага.

Я легко поймал этот предмет, отбросив лепешку прочь — это оказался человеческий череп. Вот тут-то все встало на свои места — и я едва успел добежать до отхожего места. Вроде бы и съел немного, а рвало меня долго и страшно, казалось, сейчас вывернет наизнанку. Обратно к столу возвращался, ковыляя как паралитик. Мерлозе устроилась по другую его сторону с фальшиво участливой улыбочкой. Я плюхнулся напротив, картинно сплюнув на пол, и приложился к стакану с водой. Да уж, следовало бы догадаться сразу, огры вина на дух не переносят.

— Хорошо хоть до мяса не добрался, — прохрипел я. — Спасибо за предупреждение.

— Всегда пожалуйста, де Соуса, — все еще улыбаясь произнесла она. — Вижу, Брессионе уже поиграл с тобой.

— Не без того, а вот ты что здесь делаешь?

— Работаю, — пожала плечами Мерлозе, — я аналитик, не забывай. Я собираю информацию о Брессионе и Культе Кайсигорра, а в особенности, его предводителях — Лосстароте и Хардине.