- Ты ведь комсомолец? Учетную карточку в райком отнес? - Его сейчас интересовали сугубо практические дела.

Виктора было не сбить с намеченного плана разговора, тем более он был у него благоразумно записан в особой тетрадке, куда потом он чиркнет и отчет о проведенном мероприятии. Как же хотелось многим полистать этот рукописный фолиант, но комсомольский секретарь весьма строго следил за своим имуществом.

- Нет, но попытаюсь вступить при первой же возможности.

- А в четырнадцать почему не вступил?

Беспокойная душа пламенного сторонника идей мировой революции требовала задать этот вопрос, а химический карандаш усиленно порхал над страницей. Виктор, парень был весьма бойкий и любил при случае поболтать. Причем, во время беседы не отрывал лучащихся доброжелательностью глаз от собеседника. Эта странная манера вести диалог весьма раздражала и заставляла собеседников комсомольского лидера волноваться и даже потеть. И странное дело. С кем другим да ни за что в жизни не заговоришь откровенно. Все бдишь таиться да скрытничать. С Витькой же и сам не знаешь отчего, вдруг язык, будто сам собою, развяжется да и вывалит самое сокровенное.

Вот Виктор откровенничать не любил. Никакое доброе отношение не заставило бы его открыть душу. Вместо этого он не стеснялся нести всякую чушь. Мол, узнай он, что его отец, коммунист до мозга и костей, усомнился в идеях революции, у него бы не дрогнул палец на спусковом крючке.

Впрочем, Родин был готов к подобному вопросу и ничуть не смутился.

- Перелом у меня тяжелый был. Больше года на костылях ковылял. Едва выкарабкался.

Максим мог бы в последствии подтвердить слова целым ворохом разнообразнейших справок и выписок. Эту липовую историю болезни уж ни за что было не отличить от настоящей.

- Только ведь не всякого в комсомол принимают. - Встряла в разговор Белла. - Делом надо доказать, что достоин. Общественной работой заниматься.

Виктор благоразумно промолчал. Эффективность его работы райком оценивал в зависимости от количества принятых в комсомол и в проценте охвата молодежи. Так что ни один старшеклассник не смел отлынивать от почетной обязанности украсить грудь комсомольским значком.

- Вот я и хочу найти единомышленников, интересующихся средневековьем. - Максим вернулся с того с чего начал.

- Вопрос на самом деле тонкий. История вещь непростая. Эту идею придется согласовывать.

Белла взглянула на Виктора, и тот подхватил разговор, вставив свою реплику. Было видно, что эти двое привыкли работать в паре и прекрасно чувствуют друг друга.

- Теперь о твоем желании вступить в комсомол. Считай, что школьное бюро ты прошел. Если получится, то прямо завтра пойдем в Райком. Будь готов. Присоединишься к мальчишкам из младших классов.

- Вот там и обсудишь свою идею. - Виктор, подведешь Максима к инструктору. - Белла не удержалась от начальственных ноток. Ух, как ей хотелось отомстить за мгновенье пережитого страха. Пусть ка Виктор запросит нелепого разрешения.

Вновь обретенным жилищем Родин остался очень доволен. Мария Ивановна выделила ему небольшую комнату с шикарным видом на вековой ельник. Пусть комнатка и не поражала своим размером, но там было все, что нужно для жизни. Шкаф, стол, кровать, вот собственно и вся обстановка. Знай себе живи, не тужи.

Переезд на новое место жительства неожиданно вымотал Родина. За один раз перевезти все свое барахло не удалось. Пришлось делать пару ходок. Зато не нужно будет потом жалеть, что оставил в отмытом до блеска пустом фотокружке что-то нужное, да и среди кучи вроде бесполезного металлолома вдруг отыскалось несколько архи-важных для всякого уважающего себя сантехника мелочей.

Пятница 4 сентября.

Заскочив утром в секретарскую и оставив там плату за обучение, Максим побрел на уроки. Предстояло терпеть несколько часов. Заниматься чтением посторонней литературы он пока опасался. Ни с кем из одноклассников Родин тоже еще не подружился. Да и случай для этого пока не представился. Так что и перемена превратилась в пустое времяпровождение, приправленное скукой. Зато сразу после второго урока его "забрал" комсомольский вождь. Сегодня как раз в райкоме был "приемный день". Все желающие вступить в ряды организации выстраивались в живую очередь. К неудовольствию функционеров здание наполнялись, недоумытой, скверно одетой, дурно пахнущей недоедающей подростковой массой. Само обсуждение проходило в атмосфере торопливости и где-то суетности. Мероприятие сквозило казенщиной, с весьма условной торжественностью. Если бы сюда заглянул незабвенный Генри Форд, он обнаружил бы огромное сходство со своим потогонным изобретением - конвейером. Пик столпотворения начинался часа в четыре. Тогда заполнившая коридоры и лестницы подростковая ватага выплескивалась во двор и украдкой дымила, пряча папиросы в местами прожжённых рукавах.

Признававший, созвучно со своим именем, только первое место Виктор, чтобы быть всегда впереди незамысловатым образом снимал кандидатов с последних уроков. Так было и сегодня, да к тому ж расторопный Виктор еще договорился в райкоме, что сразу после приема, Максим сможет изложить свою идею и. о. третьего секретаря. Инструктор, ответственный за школьные организации еще числился в командировке. Собственно само бюро было пустой формальностью.

Оставив группу соискателей в коридоре, Виктор устремился в секретарскую.

Семиклассники, несмотря на поговорку, что перед смертью не надышишься, продолжали зубрить, изредка заглядывая в трудолюбиво исписанные листочки. Они вполголоса перебрасывались вопросами и торопливо искали ответы в своих конспектах.

- Кто является основателем коммунистического учения?

- Кто такой целинник?

- Что такое комсомол?

- Сколько центнеров зерна планируется принять в закрома Родины?

- Почему нужна была революция?

- Кто вывел кустистую пшеницу?

- Кто руководит коммунистической партией Америки?

- Кто Иудушка?

Судя по покрасневшим глазам, мальчишки готовились всю ночь, полагая, что ожидающий их церемониал напоминает экзамен на ускоренных курсах Политпросвета, где главное успеть донести свои знания до членов комиссии, пока какая-нибудь мелочь не устареет или не будет трансформирована в связи с изменившимися обстоятельствами. Вскоре Родина и троих страдальцев из седьмого класса пригласили в кабинет, где сидела бледная дама на вид лет тридцати.

Похожая на рыбу "девушка", пожалуй, смогла бы сойти за симпатичную комсомолочку только на вечере для тех, кому за восемьдесят. Обычно при упоминании рыбы в первую очередь вспоминается внешний вид баночной сельди. Однако, здесь это сравнение не подходит. Описываемая дама была скорее похожа на сазана с большой головой и хорошо развитыми губами. Она относилась к тому типу женщин, что очень нравятся мужчинам в качестве ответственных работниц. Господь не наградил ее хорошенькими ножками, при которых не важно, что говорит девушка, зато наделил щепоткой разума. Нездоровый цвет бескровного лица компенсировался несколькими красными пятнами неумело скрытыми пудрой. Изможденный вид комсомольской дамы явно свидетельствовал, что его обладательница за несколько месяцев до этого дня тяжело и трудно болела. На самом же деле, Кетеван Вахтанговна, именовавшая себя для простоты общения Катей, отличалось выдающимся, просто феноменальным здоровьем, доставшемся ей в наследство от десятков поколений жителей гор. Ее сердце билось холодно и ровно. На его ритм не оказывали влияния ни чуждые Катеньке волнения, ни разочарования. Случись Кетеван встретить на жизненном пути поэта, он назвал бы вышеназванный орган пустым или бездушным. Фраза "зараза к заразе не пристанет" будто специально была выдумана про нее. Снулое выражение лица вкупе с живыми, похожими на буравчики маленькими глазами говорили о непростом характере. От нее так и веяло властностью и мстительностью. Эта целеустремленная женщина, считавшая, что ее предназначение подавлять и доминировать, вынуждена была действовать чужими руками, скрываясь за спиной обязанного ей всей своей карьерой человека.