— Марья, — проговорил начальник, втянув не втягиваемый живот. Он всегда пытался это сделать. Коллектив-то в основном женский. — Вы меня расстраиваете своими больничными листами. Смотрите, а то мне придется искать Вам замену. Это грустно, не находите?

— Да… — кивнула я рассеянно, заметив расхаживающую по ту сторону стеклянной двери темную фигуру. Судя по нервным движениям, это был Мишка. — Вот козел…

— Что, простите?

О боже!

— Что? — изобразила я дуру, хлопая ресницами.

— Вы сказали «козел»? — покраснел Перт Максимыч.

Твою ж мать.

И тут меня понесло:

— Я на мягкие игрушки засмотрелась. И вот что думаю, взгляните, вон тот козел загораживает обзор и…

— Это овца.

— Да? Серьезно? — я нервно расхохоталась, вконец изумляя начальника. — А отсюда выглядит как козел.

— Не думаю, что пушистая безрогая овца может быть похожа на козла. Э… Марья, прошу Вас быть повнимательнее, а то я предположил…

— Петр Максимыч! — заверещала Наташа, уборщица, выскочив из-за стеллажа с моющими средствами. — Просто невозможно так работать! Это же совершенно невозможно!

Я закатила глаза, потому что эта странная рыжеволосая женщина сводила всех с ума — вовсе не комплимент — своими высокопарными репликами и визгливыми нотками в скрипучем голосе.

— Что опять стряслось? — бросил раздраженный шеф, вмиг забыв о моем существовании.

Я быстро удалилась, все же мысленно благодаря уборщицу за своевременное появление.

***

На улице давно стемнело, и город освещали яркие оранжевые фонари, выхватывая из темноты силуэты деревьев и косые полосы дождя.

Плотнее укутавшись в шарф, я осторожно огляделась и, не обнаружив никого и ничего подозрительного, направилась в сторону метро.

— Машка! — раздалось позади, и я даже цокнула от недовольства.

Обернулась нехотя и всем видом показывая свою враждебность.

Мишка тут же насупился и отвел глаза. Впрочем, это хорошо. Хотя бы чувство стыда еще не пропил.

— Ну? Чего тебе? — поинтересовалась я, прищурившись от неприятной холодной мороси. — Быстрее, мне некогда.

Миха потоптался на месте.

— Это… ты… ну короче…

— Говори уже!

— Ну прости меня, ладно? — развел руками приятель, повысив голос. — Мне ничего не оставалось, кроме…

— …как заложить меня вместо своих долгов! — почти проорала я, кипя от злости. — Конечно! Обычно все так делают! Что это я удивляюсь?

— Маш, ну ты чего, Машка?

— Да пошел в жопу! — отмахнулась я и рванула к пешеходному переходу. Как раз загорелся зеленый свет.

Мишка догнал меня уже внизу, там, где гулкое эхо оповещало о приближении электрички.

— Слушай, Фил конечно придурок, но людей еще не убивал…

— Ага, ключевое слово — «еще».

— Ну Машка! — Миха вцепился в рукав моей парки, разворачивая меня к себе. — Реально, прости, а! Я… — он сглотнул. — …вляпался. Не хотел, понимаешь? Мне страшно…

Вот ненавижу этого гада! Всегда так делает — на жалость давит. Знает мое слабое место.

— Давай потом обсудим это, — покачала я головой, все еще не чувствуя желания говорить с приятелем.

Вокруг все загрохотало. Мне пора было идти, иначе могла пропустить свою электричку. Однако Мишка внезапно подался ко мне и словно безумец, лихорадочно сверкая глазами, прохрипел в самое лицо:

— Я на героине. Маша. Понимаешь? Я. На. Героине. Мне конец.

И, резко отпустив, слился с толпой, повалившей из вагонов.

Я проводила Миху ошеломленным взглядом, только сейчас осознав, насколько сильно он увяз. Это, и вправду, конец.

***

Похоже, сегодня я ударе. Чтобы хоть как-то успокоиться после разговора с Мишей, я по возвращении домой полночи провела на кухне, выпекая «Шарлотку» и готовя жаркое в горшочках. Кто это будет есть? Сама и буду. Всю неделю.

Когда я доплелась до кровати, часы показывали четвертый час утра. Засиделась с кружкой чая у компьютера, наевшись пирога, и только покосившись на часы, вздрогнула и отправилась спать. Давно бы пора, завтра ведь встречаюсь с Юлей.

Удивительно, однако уснула я мгновенно. Спала крепко и без удручающих сновидений, что не могло не радовать. И даже утром чувствовала себя хорошо. Но у меня всегда так: чем меньше сплю, тем лучше мое состояние. Однако у этой системы был один неприятный побочный эффект — безумная усталость во второй половине дня. То есть можно и не доспать раз-другой, а то и третий, но потом организм скажет: «Извини, человек, но ты меня поизносил, очень сильно поизносил», и придется послушаться — отказаться от гулянок. Собственно, я не отказывалась никогда, поскольку меня редко куда приглашали, а усталость я отметала с мыслями о том, что молодость не вечна. Всему приходит конец, нужно все успеть, наверстать, попробовать. Хотя…

С последним утверждением была проблемка. У меня имелся целый список того, что пробовать строго-настрого запрещалось. И ситуация с Мишкой являлась тому примером.

Кстати, Костя, позвонив прошлым вечером, рассказал о состоянии Михи. Ничего хорошего. Все по закону жанра — поиски денег на дозу.

В связи с этим у меня возникло скрытое злобное отношение к Филатову, потому что виноватым во всем этом дерьме с Михой я считала именно его.

К счастью, мы больше никогда не увидимся с этим странным «панком».

***

В «Столице» мне всегда было немного не по себе, как и в метро, между прочим. Просто давление начинало слегка прыгать, от того пульсировало в висках. Вот потому я и таскала Юлю из одного магазинчика в другой, мечтая поскорее с этим покончить. Подруга уже начинала нервничать и постоянно говорила мне, что вот-вот разозлиться и уедет домой.

— Все! — затолкав меня в очередной обувной магазин, рявкнула Юля и добавила: — Сейчас же примерь… что-нибудь! Я устала. Хватит. Покупаешь тут или я, серьезно, сваливаю. Между прочим, хотела с тобой в кафе позавтракать.

Последнее было брошено обиженным голосом, и я сдалась, к своему счастью выхватив приличную парочку темно-рыжих ботинок. Примерила, размер сразу не подошел. Консультант принесла чуть большую пару.

— О! — воскликнула я, вертясь перед зеркалом. — То, что нужно! Очень удобные.

На том и остановились. Покупка была совершена.

Уже спустя полчаса мы сидели в кафе «Гуд Бургер», что располагалось наверху, рядом с площадью Ленина. В подземной кафешке я не смогла бы находиться долго.

Поедая вкусные блинчики и запивая это дело крепким кофе, я поглядывала на Юлю, которая угрюмо рассказывала о Мишке. Тот утром загремел в больницу. Отец его обнаружил в жуткой лихорадке, когда вернулся из командировки. Мать, бестолковая баба, помешанная на деньгах, и не замечала, что с сыном происходят странные метаморфозы. Миша зачах на глазах…

— Врачи сказали, если б сердце не было молодым и здоровым, то Миха не выжил, — покачала головой подруга, и подняла глаза на меня. — Дурак он, Маша, абсолютный дурак.

— Знаю, — кивнула я и, мрачно пялясь в стену за спиной Юли, призналась: — Мне довелось провести ночь в квартире его дружка. Они там все наркоманы.

— Так ты тогда все-таки поехала?

— Конечно, — моргнула я и непонимающе уставилась на подругу. — А как иначе? Бросить его нужно было, что ли?

Юля поджала губы.

— Нет, но теперь эти придурки могут и к тебе пристать.

— Знаешь… — задумалась я. — А ведь Фил, тот парень из квартиры, на героинщика-то и не тянет, — подруга цокнула. — Нет, серьезно, возможно, они там не все балуются этой дрянью.

— Эх… главное, чтобы Миха выкарабкался.

— Не сможет, — тихо ответила я и перевела взор на свою чашку. — От героина не лечатся. Это навсегда.

Юля удивленно фыркнула:

— Откуда ты знаешь? Многие артисты «спрыгнули» с иглы.

Я кивнула.

— Верно. Однако никто не смог избавиться от зависимости. Всю жизнь ты будешь маяться с этим зудящим внутри чувством. Да почитай, Юль, признания наркоманов…

— Назови хотя бы одного, который рассказывает об этом честно, — заупрямилась подруга.

Цокнув, я выдала: