- И сегодня утром я тому идиоту не отдал жемчужину?

- Да. Но ты сделал кое-что другое! Здесь и сейчас ты уронил свою первую слезу сострадания, став молодым драконом. Я встречал описания подобного перерождения в наших архивах, но быть свидетелем такого своими глазами - это неповторимо!

- Может быть и не первая. Я сегодня утром взрыднул просто от того, что в окно посмотрел. Жемчужина, наверное, на ковре валяется.

- Вряд ли. В этом месяце очередь силовиков, а они спуску не дают. Ты наверняка уже в федеральном розыске, с обыском по месту жительства. Нашли твою жемчужину, да ещё и первую - от старого дракона. Поэтому и плывём без погони. Ни вертолётов, ни засад. За три жемчужины вместо одной - нам ещё пару таких лодочек подарят. Не глядя.

- Что такого в этих жемчужинах? - непонимающе удивился Ставрогин.

- Ну, вот представь, живёшь ты, живёшь, каждый день на службу ходишь, ищешь-рыщешь, сажаешь. Да не каких-нибудь крутых киношных злодеев, а всякую шваль, на которую даже пули жалко. И так годами, без песни и праздника. Промывки про служебный долг и офицерскую честь хватает всего на пару лет после академки. А дальше впереди только злоба и мытарства, хоть ты и оборотень во весь рост. И бросить нельзя, так как расовое профилирование и клановые интересы. Да и зачем? На гражданке ведь тоже самое: был дерьмом - дерьмом и останешься. Только без ксивы. И теперь одна надежда - дослужиться до генеральских лампасов. Чтобы толстым, красным, с мигалкой. И чтоб коньяк в складном глобусе. И кулуары всякие важные. Благодать! А потом ты этого добиваешься. И вот если в это триумфальное время не раскусить жемчужину, то окажется, что нет в волчьей жизни настолько важных вещей, к которым надо спешить с мигалкой. И нет в мире столько коньяка, чтобы забыть, что жизнь просажена впустую.

- А если с жемчужиной?

- А с жемчужиной неважное становится влекущим. Из мудака ты вдруг превращаешься в государственного деятеля. Коньяк приобретает неповторимый, терпкий вкус мужского благополучия. И даже красивые женщины начинают искренне влюбляться в твою харю, потому что чуют, что ты твёрдо знаешь про этот мир что-то такое, чего остальные не видят и не знают. Но теперь, глядя на тебя, даже они, мелкие люди, ощущают, что есть спасение, есть лучшая доля, - Лещёв весело по-детски улыбнулся. - Вот это знание, что хорошая жизнь действительно существует и заставляет волков, вампиров, а за ними и остальное человечество, активно карабкаться по скользкому шесту социальной вертикали.

- Ну, олигархам с этим полегче будет, - заметил Ставрогин.

- Нисколько. У вампиров без нас тоже депрессняк. С жемчужиной ты завидный холостяк из Forbes Top-100 и порнографически веселишься с моделями из Vogue Top-100 на закрытых островах и в недоступных пентхаусах, а без неё - снюхаешься за полгода и вышибешь себе мозги в бассейне с видом на Burj Khalifa.

- Всем нужны скрепы, - понял Ставрогин.

- А то! Образы счастья и образцы потребления. Made by dragons.

Мужчины недолго посидели в тишине, прислушиваясь к внутреннему мерцанию смыслов в своих умах.

- А почему силовики так странно говорят, по шаблону? - вдруг спросил Ставрогин.

- У них своей речи нет. Только команды. Для широкого словарного запаса нужен богатый внутренний мир. А с внутренним Коэльо ты на шахида с голыми руками не прыгнешь, и себя вместо заложников не предложишь. Для таких вещей рефлексия противопоказана - только команды. Вот они, кроме случайно схваченных шаблонов, ничего и не произносят. Поэтому так легко можно отличить оборотня от людей.

- Чёт я не понял. Мы им жемчужины даём, за то, что они жестокие коррупционеры или за то, что бесстрашные герои? - возмутился молодой дракон.

- За всё. Такова Великая Сделка. Как говорится, мы все добрые, Степаныч, мы все злые.

- Мы тоже?

- А как же, - фыркнул Лещёв. - Мы формируем пленительный образ всего: идеальной жизни, идеальной любви, идеальной женской красоты, идеальной бритвы с тремя лезвиями. И большая часть этих вещей, даже бритва, недостижима для конкретного наслаждения. Даже те, кто может себе их позволить, не смогут ими насладиться в полной мере без жемчужины. Помнишь? "Смогу ли я когда-нибудь быть таким же счастливым, как люди из рекламы туалетной бумаги со смываемой втулкой?" Даже туалетной бумагой они не смогут насладиться... так как мы.

- Жестоко.

- Ты только нашему дракону не говори. Он критику не любит. По официальной версии мы сеем доброе, вечное и так далее.

Они увлечённо проговорили несколько ночных часов перед тем как Лещёв ещё раз отлучился на мостик, а Ставрогин остался один, прислушиваясь к ровному гудению двигателей и плеску речной воды в окружающем яхту тумане. Раз за разом он пытался вызвать в себе то чувство предельной ясности сознания, которое посетило его утром, а потом позже при встрече с пограничником, но так и не смог.

Затем он вспомнил слова Лещёва о том, что он новый дракон, его минутную слабость преклонения и о том, что они плывут к другому, старому дракону. Что он должен сделать? Сразиться за трон? Или получить благословение и идти искать свою реку? Есть ли какой-то свод правил для всего этого?

Ставрогину не терпелось спросить об этом Лещёва, но тот всё никак не возвращался. Он уже встал и собирался идти его искать, как яхтенные моторы опять умолкли. Ставрогин инстинктивно оглянулся вокруг в поисках мобильника или пистолета и вдруг услышал зов.

Они приплыли. Великий звал его, как в тот раз на амурском дне, только теперь он был совсем рядом. Возможно всего в десятке метров за пеленой тумана.

О судовой корпус что-то мягко стукнулось. Ставрогин заглянул за борт и увидел маленький плот. Течение подталкивало его к кормовой площадке, где он и застыл в ожидании пассажира.

Ставрогин перешёл на него, и мистическая воля понесла их прочь. Pearl 75 скрылась в рассветном тумане, как и весь остальной мир.

Он не мог сказать сколько продолжалось путешествие: может быть пять минут, может быть пять часов, а может несколько столетий. Ставрогин перестал думать о чём-нибудь, кроме этого взывания к нему того, кто был безмерно могуч и мудр, кто знал все тайны мира и относился к ним как к нелепым детским секретам. Не существовало ничего, кроме этого зова, струящегося как музыка. Сорокалетний ящер вдруг понял, что зов драконов всегда был с ним. Он пронизывал все океаны и континенты. И хотя сейчас он был направлен персонально к нему, Ставрогину Фёдору Степановичу, он принадлежал всем. Всем живым существам, независимо от расы, социального положения и яркости сознания. Приглашение давалось всем без исключения и персонально каждому. Ставрогин стоял сейчас на этом плоту просто потому, что смог его услышать. Истина была проста: достаточно услышать и появится плот, который отвезёт тебя ко всем ответам.

Незаметно зов превратился в невесомую плавную мелодию. Сквозь туман стали проступать очертания твёрдых форм. Плот приблизился к берегу. На крохотном причальчике, сколоченном из почерневших брёвен сидел человек и играл на бамбуковой флейте.

Он был в том неопределимом безвременном возрасте, который принимают за зрелую мужскую красоту. На нём была какая-то полуоборванная чёрная одежда, неопределённого фасона: с равной вероятностью это могли бы быть изношенные лохмотья бродяги или новейший лук от Boris Bidjan Saberi. И хотя он определённо не был азиатом, у его ног лежала классическая соломенная шляпа-конус.

Плот уткнулся в ступеньки, исходящие из воды, и Ставрогин поднялся на крохотный причал. Он уже не хотел задавать свои вопросы. Они были слишком мелки и иллюзорны по сравнению с той пронзительной, чистой лёгкостью, в которой парила сейчас его душа. Он сел на старый ящик, собравшись слушать эти звуки вечно, но человек закончил мелодию и отложил флейту.

- Здравствуй, - сказал он. - Рад, что ты пришёл.