Спина Сильвермана стала ещё прямее.

— Я не понимаю вопроса, сэр.

— Вы ведь немецкий еврей, Фред.

— С 1934 года я гражданин США, сэр.

— По паспорту. А в душе?

— Я воевал против Германии.

— Против нацистской Германии, которой больше нет.

— Почти вся моя семья погибла в концлагере.

— Это ужасное, незабываемое, неискупимое прошлое, Фред, а как вы видите своё будущее? — Уолкер наклонился к Сильверману. — Давайте поговорим, как два хороших друга. Что вы намереваетесь делать, когда покинете УСС и станете гражданским?

— Вернусь в Германию.

— Ага, всё же так. Как Фридрих Зильберман. — Уолкер откинулся на спинку кресла. — Как мне докладывают, вы хотите заняться активными поисками исчезнувшей Янтарной комнаты.

— Не только этим, сэр. Я хотел бы найти как много больше художественных ценностей, разграбленных нацистами, и вернуть их законным владельцам.

— Прежде всего русским.

— Так точно, сэр. Я знаю много мест, где нацисты прятали художественные ценности, и хочу проследить, куда эти сокровища делись после оккупации Германии.

— Эту информацию вы получили как сотрудник УСС и теперь хотите использовать её против США! — Уолкер повысил голос. — Вы не находите это подлым, Фред?! Воткнуть нож в спину?

— Значит ли это, что всё вывезенное американской армией теперь принадлежит США?

— Это решаете не вы и не я, решения принимают в другом месте. Вашей задачей было обнаружить места хранения, собрать сведения и передать командирам частей обнаруженные склады по списку. На этом ваша успешная деятельность закончилась. Разве вас не похвалил Эйзенхауэр, а Паттон и Брэдли и не пожали вам руку?

— Да. В Меркерсе, есть такой город в Тюрингии. Мы обнаружили там самое большое за всю историю войны хранилище сокровищ. Но где сейчас эти сокровища?

— Разве вас это касается, Фред?

— Там находились картины Рубенса, Караваджо, Тициана, Уччелло, Мазаччо, «Мужчина в золотом шлеме» Рембрандта, голова Нефертити… Куда всё это делось?

— Это говорит ваше немецкое сердце, Фридрих Зильберман, не так ли? — Уолкер поднял руку и энергично взмахнул, как будто Сильверман хотел возразить. — Итак, я должен вас уволить, чтобы вы стали нашим противником?

— Нет, сэр, я только хотел…

— К чёрту всё это, Фред. Я произведу вас в майоры, прижму присягой, как американского офицера, и этого достаточно! Мы отправим вас атташе по культуре в посольство Новой Зеландии. Там вы никому не причините вреда и можете изучать культуру маори.

— Сэр…

— Это моё последнее слово, майор Сильверман. — Уолкер резко встал, Сильверман последовал за ним и вытянулся. — Отметьтесь в Министерстве иностранных дел. Там уже в курсе. Ваш перевод в Веллингтон в Новой Зеландии состоится на следующей неделе. Всего хорошего, Фред. Надеюсь, вы станете всемирно известным исследователем маори.

Уолкер кивнул. Сильверману оставались лишь отступление и нестройные мысли: «Они не имеют права так со мной поступить. Я не смогу раскрыть разграбление художественных ценностей. Должен быть какой-то выход, и я его найду!»

На следующий день он написал письмо Михаилу Вахтеру и отправил по адресу: Екатерининский дворец, Ленинградская область, город Пушкин, СССР.

Письмо так и не дошло.

Лена не течёт в Монголию.

В 1956 году Михаилу Вахтеру исполнилось семьдесят лет. В Екатерининском дворце и в Пушкине устроили грандиозный праздник. Михаил Игоревич, или как его метко окрестили журналисты — «душа дворца Царского села», опять стал темой дня для газет. Они описали его жизнь и жизнь его предков, поместили фотографии, на которых председатель ленинградского городского совета повесил ему на шею цветочную гирлянду, как это делают в южной части Тихого океана, и прикрепили к пиджаку медаль. А представитель Министерства культуры Агаев с желтым лицом произнёс короткую хвалебную речь, которую, покашливая, закончил словами:

— Верность для него — не только мерило, но и опора, из которой он черпал силы, даже когда не сумел достичь своей цели и вернуть Янтарную комнату в Пушкин.

Вахтер воспринял это предложение, как наглость. Николой и Яна с трудом уговорили его не возражать.

— Товарищ Агаев сам сожалеет. Если бы его ведомство выделяло столько же денег на Янтарную комнату, сколько платят бесполезным чиновникам, мы бы уже давно стояли перед этим чудом.

Он ничего не сказал, продолжил праздновать, позволил себя целовать, тряс бесчисленные руки и потом вернулся в Пушкин, где уже был готов большой праздничный ужин.

В течение прошедших одиннадцати лет мира произошли более или менее значительные события, в зависимости от того, с какой стороны на них смотреть и из какого государства. Горожане всё ещё стояли в очередях в магазины. Колхозы и совхозы выполняли плановые задания, но общий уровень жизни не рос, чего многие не понимали. Однако те, у кого было достаточно денег, знали парочку лазеек и откупоривали тайные источники, где получали достаточно мяса, яиц, сала, крымского шампанского и вина, грузинского коньяка и, конечно, водки, напитка всех напитков. Так же как и муку, манную и другие крупы, лук, огурцы и грибы, квашеные, солёные, сушёные или консервированные фрукты…

Товарищи, что человеку ещё надо в этом мире, кроме как хорошо покушать, хорошо выпить и хорошо выспаться рядом с тёплым женским телом! Нам нужна роскошь капитализма? Французская мода или духи? Английский гольф? Или американский антрекот и Голливуд? Немецкий «мерседес» или отпуск на Мальорке? Поднимите ваши обкалы, друзья — через десять лет здесь всё будет выглядеть ещё лучше. Мы можем сделать миру самый большой подарок: время. Времени, товарищи, у нас достаточно…

Это была идея Николая — поставить праздничный стол в пустой Янтарной комнате. На голые, разграбленные стены натянули жёлтую ткань, свет от множества ламп сиял на потолочных росписях и освещал неповторимый паркетный пол. Михаил Вахтер сидел во главе стола, а рядом с ним — его внуки Пётр и Янина, дети Яны, которых она родила девять и семь лет тому назад. Она стала красивой, зрелой, восхитительной женщиной, в свои тридцать четыре года оставаясь стройной, с некоторыми округлостями там, где им положено быть, а когда она смеялась, откидываясь назад, её блузка, платье или пуловер обтягивали их. Все мужчины завидовали Николаю и открыто об этом говорили.

В этот вечер Вахтера ожидал сюрприз, когда после ужина к нему подошла высокая, темноволосая женщина лет тридцати и представилась Василисой Ивановной Яблонской.

— Я привезла вам из Москвы прекрасный подарок, — сказала она тёплым контральто.

— Прекрасно! — рассмеялся Вахтер и поднял бокал. — Добро пожаловать, Василиса Ивановна, но если вы заметили, то мне сегодня исполнилось семьдесят. Что привело вас ко мне?

— Хочу исполнить вашу мечту. — Она помолчала и торжественно добавила: — Я должна сообщить вам решение Центральной комиссии в Москве о том, что поиски Янтарной комнаты будут возобновлены. Я назначена руководителем специальной комиссии. Мы будем работать вместе, Михаил Игоревич.

Вахтер охнул от радости, и по баварской традиции разбил рюмку о стену.

Все гости рассмеялись и подумали: «Что, дедуля, водка уже в голову ударила?», после чего их бокалы тоже полетели в стену.

Не в Москве, а в конечном счёте в Пекине, далеко от арены событий, приземлился Фред Сильверман. Генерал Уолтер, который уже три года находился на пенсии, действительно отправил проблемного майора сначала в Новую Зеландию, где тот оказался совершенно не у дел. В соответствии с древней, но снова и снова подтверждающейся истиной, время стирает все следы и через десять или тридцать лет не останется сколь-либо ценных воспоминаний или большинство свидетелей умрёт. Таким образом, Сильверман сидел на другом конце света, и чтобы хоть как-то разнообразить его жизнь, позже его перевели в Пекин. Для искусствоведа это было потрясающим событием. Он совершенно позабыл о ценностях, спрятанных нацистами в немецких и австрийских соляных рудниках.