– Марлен, – проговорил Илья, – а ты долго привыкал к этому времени? Ну-у… ты понял, да? Тут же все другое – еда, разговоры… Да все!

Марлен покачал головой.

– Это только так кажется, бать. На самом-то деле тут люди немного иные, да и то… Честно говоря, первые месяцы было не до привычек. Сначала отступали, потом наступали, а мы еще в разведроте служили… Совершенно не находилось времени для рефлексий, даже поговорить по-человечески некогда было. Хотя, знаешь… Спасибо фронту, у меня всю интеллигентщину выбило на передовой. Я ведь раньше как думал? Нельзя ничего менять, а то вдруг будущее изменится! Помнишь, Вика?

– Было дело.

– А тут… Понимаешь, бать, в будущем никому ничего не объяснишь, слова бесполезны. Смотрит молодняк на стариков с орденами, что звякают на кургузых пиджачках, и шуточки отпускает. А ведь эти смешные, больные, дряхлые, порою дементные деды – молодые парни сейчас. И сколько их выживет к 45-му хотя бы? А от скольких только фотокарточки останутся? Помнишь, как ходил в «Бессмертном полку»? И вот когда я тут видел таких – веселых, чубатых, зубастых, – и как их наскоро хоронили в братской могиле… Да какой могиле… Красноармейцы из похоронной команды хватали убитых за руки, за ноги и сбрасывали в воронку от бомбы! Засыпали по-быстрому, и все. Такой вот обряд. И мне уже как-то не думалось о будущем, больше настоящее интересовало. Вот и затеяли мы эту… шефскую помощь. Хотели сначала отделаться писульками, только нас быстро припахали… Вот, трудимся. А насчет будущего я уже не волнуюсь – ничего с ним не станется. Понятия не имею, как устроено время, но я точно знаю, что перемены, произошедшие здесь, никак не отражаются на наших современниках. Пример? Мы служили в дивизии Панфилова, того самого, но его не убило в декабре, генерал жив-здоров. Панфиловцы били немцев под Вязьмой, так что не случилось там котла, не окружали наших. Понимаешь? А когда я в XXI побывал, смотрю в Интернете – там все по-прежнему, как было. Видишь, что получается? Тут перемены, а никакого «эха» до будущего не докатывается, время и там, и здесь течет одинаково. Тот самый год, из которого мы все пришли, станет другим через семьдесят с лишним лет, однако люди, там живущие сейчас, наши соседи, ближние и дальние, будут к тому сроку жить в 2087-м.

– Тут свое время, – кивнул Алексей, – там – свое.

– Да нет, время-то едино для всех, просто «вчера» и «завтра» никогда не пересекаются. Мы едем в разных поездах, прибываем на те же станции, только будущее впереди, а прошлое – позади.

– Все равно непонятно, – покачал головой Владимир. – Ведь чем дальше, тем больше изменений. Верно? Допустим, построим мы Братскую ГЭС на десять лет раньше…

– И что? – фыркнул Илья. – Думаешь, в будущем сразу две плотины вылезут? Построим ГЭС тут, тут она и останется – для настоящего, а не для будущего!

– Но тогда получается, что не только времена разные, но и пространства! Миры разные! Или… как сказать? Реальности? Если в одной реальности Сталинград с Ленинградом, а в другой – Волгоград с Петербургом, то они никак не могут существовать в одном и том же пространстве!

– Ну, значит, они разные, – пожал плечами Исаев-старший. – Хотя… Да что мы знаем о времени?

– Я знаю, – сонно пробормотал Марлен, – что уже поздно. А нам рано вставать.

– И точно, припозднились мы!

– Как старший по званию… – ухмыльнулся Алексей Петрович. – Отбой!

Для работы над «МиГ-15» выбрали заброшенные цеха, когда-то выстроенные фабрикантом Гужоном. Основной корпус был достаточно обширен, да и ворота можно было сделать пошире, чтобы выкатывать собранный истребитель, благо тот не отличался большими размерами.

Илья Марленович, «крестный отец» реактивного самолета, планировал сначала отработать технологии, собрать парочку «мигарей», а уже потом разворачивать производство на авиазаводе № 1 имени Сталина. К тому времени – к лету – можно будет и группу летчиков обучить. А пока…

А пока в нетопленых цехах грохотали молотки, гремели листы дефицитного дюраля. Модельщики уже заканчивали деревянный макет «МиГ-15».

Исаев-старший, в ватнике и ушанке, в галифе, заправленных в валенки, больше всего походил на сантехника, обнаглевшего до того, что начал что-то вещать целой группе конструкторов в пальто и барашковых шапках.

– …Фюзеляж цельнометаллический, – вещал «сантехник», – круглого сечения. Воздухозаборник в носу с двух сторон обхватывает кабину и выходит к двигателю. Крыло стреловидное, с четырьмя аэродинамическими гребнями – они предотвращают перетекание воздуха вдоль плоскости. Шасси трехколесное с носовой стойкой. Выпуск и уборка шасси, а также двух тормозных щитков в хвостовой части производятся с помощью гидросистемы. Управление самолетом тоже на гидроусилителях. Двигатель один – с центробежным компрессором. Сейчас он проходит испытания, думаем довести тягу до двух тысяч трехсот килограмм…

– И вы хотите сказать, что этот самолет сможет обогнать «Мессершмитты»? – спросил конструктор с обрюзгшим лицом.

– Легко! Скорость нашей «птички» составит тысячу тридцать – тысячу сорок километров в час. Только вот задачи у самолета не игра в догонялки с самолетами противника, а их уничтожение.

Марлен усмехнулся: батя ото всех отгавкается.

Тут за стеной поднялся вой, перешедший в рев: на стенде запустили турбореактивный двигун.

Поразительно: минул какой-то месяц, а батяня развернулся вовсю. И людей подтянул, и оборудование выбил, станки какие-то по линии ленд-лиза получил. Такое впечатление порой создается, что «мигарь» вот-вот полетит. И полетит!

– Марлен!

– Здесь я!

Запыхавшийся Мишка вынырнул из-за штабелей огромных дощатых ящиков.

– Привет! Я с Витькиным батьком побалакал насчет управляемых ракет. На Западе тоже над этим думают. В общем, про инфракрасную головку самонаведения надо забыть – такие штуки смогут наводиться только с задней полусферы на сопло реактивного двигателя, а у немцев они пока не водятся.

– А на поршневые моторы никак?

– Никак! Очень слабое тепловое излучение.

– Понятно… Ты там что-то про Запад тол-ковал…

– А, ну да! В общем, картина такая. Через три-четыре года и в Германии, и в Англии, и в Америке должны будут появиться первые ракеты «воздух – воздух». Управляемые, я имею в виду. У немцев – «Руршталь», весом шестьдесят кило, но управляться будет по проводам, да и дальность всего три с лишним километра. У англичан – «Артемис»…

– Ты, главное, про управление.

– У «Артемис» наведение автоматическое, полуактивное радиолокационное. Истребитель подсвечивает цель радиолокатором, и ракета наводится. Там на ракете такой спойлер специальный стоит – когда на детектор попадает сигнал от самолета противника, спойлер сразу выдвигается, направляя ракету на цель. Американская «Тиамат» наводится… будет наводиться по лучу радара. Она тяжелее «Руршталя» раз в пять, зато и дальность – пятнадцать кэмэ. И еще одна штатовская ракета – «Горгона». Здоровая, но бесполезная – ею хотели управлять с помощью радиокоманд, наблюдая за полетом через видеокамеру на самой ракете. Провал полный – ни черта не разобрать в тутошние камеры.

– Короче, будем клепать свою, с наведением по лучу локатора с самолета. Или с подсветкой радиолучом.

– Так вы ж уже сварганили с Королевым эту самую… с наводкой!

– А толку? Велика больно – семь метров в длину, весит тонну. Куда такую? Ею только «Б-52» сбивать, цель достойная, так ведь не построили пока ни одного «Стратофортресса», рано еще. Да и какая там наводка? С земли! А нам-то нужно, чтобы с борта самолета. Значит, автопилот ракете подай, а самолету-ракетоносцу только РЛС – четыре штуки.

– Многовато что-то…

– А ты посчитай. РЛС обнаружения воздушных целей – раз. РЛС опознавания – два. РЛС автоматического сопровождения цели и наведения ракет – три.

– Ну! Три. А четвертая зачем?

– Так получается – после старта ракета «проседает» метров на сто, и надо ее ввести в луч. Вот для этого и четвертая РЛС. А у нас даже радиоприцела нету! Наши из НИИ-20 только начинают кумекать над бортовым радаром «Гнейс-2», и ставить его будут не на истребители, а на двухмоторную «пешку» – вес большой, полтонны. Штука хорошая и все такое, но мне надо полегче и получше. И побыстрее! Уже к этому лету.