- Слыхал, - сказал Стефан, - и могу повторить здесь доводы, изложенные Паламой! Энергия Бога - это невидимый образ Красоты Бога, который боготворит человека и удостаивает сближения с Богом; Царство Бога, превосходящий Разум и недосягаемый Свет, Свет Небесный, Бесконечный, Вечный, обожающий тех, кто Его созерцает. Так глаголют святые отцы! - сказал Стефан. - Бог обнаруживается не по СУЩНОСТИ, ибо никто никогда природу Бога не видал и не раскрыл, но по Силе, Благодати и Энергии, Которая является общей Отцу, Сыну и Святому Духу. СУЩНОСТЬ Бога - отлична от присущей ЕЙ Силы и Энергии, во-первых, тем, что Энергия истекает из СУЩНОСТИ, а не наоборот; во-вторых, такожде, как всё непознаваемое и познаваемое, мы в нашем зримом мире можем воспринять лишь зримые следы работы ВЫСШЕГО БОГА; СУЩНОСТЬ Бога является трансцендентной, а Энергия Бога - имманентна (последнюю фразу Стефан произнёс по-гречески); СУЩНОСТЬ Бога - выше Энергии: ОНА - токмо проста, Энергия - же проста и многообразна; СУЩНОСТЬ - едина, Энергии же считаются множественными; СУЩНОСТЬ и Энергия - различны, как реально - сущее и присущее, присуща же - Энергия Бога. Энергия Бога, как и всё, что применительно к Богу, считается относящимся к СУЩНОСТИ и вечным, ибо ОНА - не сотворена, а извечна. И Свет, просиявший на Фаворе, - видимое проявление Энергии Бога, как и считали древние святые отцы!

Таким образом, через осияние нетварным Светом, Энергией Бога, человек может, возвысившись над двойственностью, достичь рая, стать Богом и постичь мир изнутри, как Единство, ибо только благодаря Этой Энергии - един столь дробный и множественный в своих формах мир...

Беседа уже перешла за ту грань, где беседуют владыка с просителем или подчинённым, и уже время приближалось к полуночи, Когда, наконец, Феогност прикрыл глаза, а Стефан, опомнясь, умолк на полуслове, беспокоясь, не утомил ли митрополита.

"Всё - возможно! - думал Феогност. - Возможно и то, что из таких, как эти двое, возникнет и процветёт русская Фиваида, и не погибнут, и спасены будут откровения афонских старцев, а с ними не померкнет и гаснущий огонь Византии, и православие прозябнет и расцветёт в этой северной стороне". Теперь, на склоне лет, он более был расположен поддерживать Вечное, Духовное, То, Чему нет предела и смерти, чем тленные и сиюминутные подвиги кесарей и князей...

Феогност припомнил свой ордынский плен и повёл плечами. Надо укреплять церковь!

- Добро! - сказал он. - Пошлю с вами иереев с антиминсом, да освятят выстроенный вами храм!

Феогност помолчал и осмотрел Стефана:

- Однако и то примолвлю, сыне! По всякий час, когда умыслишь о том, жду тебя у Богоявления на Москве, понеже и нам у себя надобны таковые, как ты, мнихи! И ты, отроче! - повернул он взор на младшего. - Помысли о своём пути! И тебе не закрыты врата в обитель Богоявления! Притужен и суров - подвиг пустынножительства!

Младший улыбнулся и в третий раз отверз уста, сказав:

- С детских лет ещё хочу, владыко, узрети Фаворский Свет! - Он не договорил до конца, смутясь, и улыбнулся, глядя на митрополита, и слов возразить ему у Феогноста не нашлось.

Глава 7

Валили деревья. Дорубали подклет, ладили крыльцо на стояках. Казалось, это никогда не кончится. Оба вымотались, но Стефан гнал. Варфоломей старался, угождая брату, делал подчас лишнюю работу, так хотелось услужить Стефану, и была надежда привязать его тем к их обители. Варфоломей даже не подозревал о тех страстях, которые бушевали в душе брата. Почему и старался Стефан сделать всё погоднее, дабы младшему брату легче было потом, когда... Варфоломей чувствовал, но не хотел верить, что Стефан уйдёт, а Стефан чувствовал, что брат останется, хоть и не говорил с ним об этом. Так вот и шло. И подошло, наконец, жданное, когда на исходе дня в лесу послышались голоса, конский топот и голос Петра, окликающего братьев. Пётр выбрался из леса сияющий:

- Ведь едва нашёл! Затёсы ти смолой залило, не видать! Попов в болото увёл, еле выкарабкались оттудова!

Посланцев Феогноста было четверо. Два священника, псаломщик и дьякон. Старик священник ехал верхом, горбясь в седле, прочие шли пешком. Всемером в хижину едва влезли, едва разместились.

Посланцев владыки надо было накормить, и Варфоломей, ублаготворяя гостей, нарезал остаток принесённого Стефаном копчёного осетра, достал испечённые к этому часу калачи, сварили укроп из прежних дарений. Гости принесли сыр, яблоки и ещё мягкий ржаной хлеб. Трапеза получалась отменная.

Впрочем, старый священник, отстранив трапезу, полез осматривать церковь. Долго выяснял, положен ли в основание алтаря четвероугольный камень, да как поставлен крест, да содеяны ли надрезы на столпах престола, да есть ли отверстия для гвоздей, да добыты ли гладкие камни для их забивания. По мере того как обнаруживалось, что братья всё сделали по канону, лицо старика прояснялось и он уже смотрел благожелательным оком, разрешив себе даже присесть. Но и тут предложил пока отложить трапезу, и на последних каплях вечернего света совершить полагающуюся накануне освящения церкви малую вечерню со всенощным бдением.

Спутники старика не очень обрадовались отложению трапезы, Пётр нахмурился, а у Варфоломея пересохло во рту и забилось сердце: вот оно, подошло! То, ради чего были все труды в надрыв и свыше сил, то, чему он порой почти переставал верить. О трапезе он забыл.

Вступили в церковь. Задёрнули завесу алтарной преграды. Зажгли свечу, ибо стемнело уже и багряные светы солнца в окнах церкви не позволяли различить строки "Служебника".

Вот в пахнущем сосной воздухе храма потёк аромат ладана. Священник, крестообразно взмахивая кадилом, осенил закрытые царские врата.

- Слава Святей Единосущной Животворящей и Нераздельной Троице, всегда, ныне и присно и во веки веков!

Дьякон, стоя лицом к священнику, подхватил:

- Приидите, поклонимся Цареви нашему Богу! Приидите, поклонимся и припадём Христу, Цареви нашему Богу! Приидите, поклонимся и припадём Христу, Цареви и Богу нашему!

- Цареви и Богу нашему! - повторил про себя Варфоломей, удерживая слёзы. И уже дружно, хором, они подхватили строки сто третьего псалма:

- Благослови, душе моя, Господа! Благослови еси, Господи! Благослови, душе моя, Господа! Господи, Боже мой, возвеличился еси зело, благословен еси, Господи! Во исповедование в велелепоту облёкся еси, благословен еси, Господи! Творя ангелы Своя духи и слуги Своя пламень огненный. Дивна дела Твоя, Господи! На горах станут воды. Посреде гор пройдут воды. Дивны дела Твоя, Господи! Вся премудростию сотворил еси. Слава Ти, Господи, сотворившему вся! Слава Отцу и Сыну и Святому Духу ныне и присно, и во веки веков. Аминь. Аллилуйя, Аллилуйя, слава Тебе, Боже! Аллилуйя, Аллилуйя, слава Тебе, Боже! Аллилуйя, Аллилуйя, слава Тебе, Боже!

Они пели и служили, а на столе уже были разложены священные предметы, надобные к завтрашнему дню: срачица на престол; другая - для жертвенника; вервие, которым будет обвит престол, знаменующее узы, которыми был связан Господь, когда Его привели на суд первосвященников; индития - верхнее одеяние престола; илитон, антиминс, воздухи, платы для отирания престола, розовая вода, церковное вино, кропило, завеса алтаря, миро и кисточка для помазания, четыре губки для отирания престола, антиминса и святой чаши, свечи, ладан, хоругвь, привезённая посланцами. Тут же Евангелие, крест, святые сосуды, лжица, копиё, гвозди для укрепления престола и четыре гладких камня для забивания гвоздей, что Варфоломей выудил в ручье. На аналое, близ царских врат, - дискос, покрытый звездицей, с мощами... Всё потребное к завтрашнему освящению храма и алтаря.