Через год Константин Васильич уступил власть в Ростове своему племяннику, Андрею Фёдоровичу, за спиной которого стояла ратная сила Москвы, уступил без спора и ратных сшибок, уехав доживать в Устюг.

Иноки Фёдор и Павел, заранее извещённые владыкой, ждали Сергия у порога княжеского дворца. Они уже имели в руках студитский общежительный устав, и на Сергия обрушили град хозяйственных и иных вопросов, которые троицкий игумен отвёл от себя, иное изъяснив, а иное возложив на упование устроителей, заговорив о главном: о воспитании иноков в навыках общежительной дисциплины, не угашая стремлений каждого, чтобы не подавить, но совокупить и направить энергию каждого на избираемое тем действование.

Обитель во имя Бориса и Глеба, князей-мучеников, погибших, чтобы не затевать братней княжеской которы, была основана в восемнадцати верстах от Ростова и процветала и умножалась с течением веков, в свой час одевшись каменной украсой, собором, ожерельем башен и стен, с тройной аркой ворот под вознесённой над ней надвратной церковью.

В троицком игумене была сила, позволявшая ему основывать всё новые общежительные монастыри, эти университеты древности, в которых знания постигались в строгом духовном обрамлении, сопровождаясь парением Духа и отречением от мирских забот, в которых готовились деятели, способные на героизм самоотречения и на Любовь, завещанную нам Учителем Истины. И вся последующая история нашей страны это история возгорания и угасания Духа, в зависимости от чего творилось и всё прочее.

Глава 21

Алексий понимал, что с Сергием надо что-то решать, Троицкая обитель хирела, в ней царили разномыслие и разброд. Алексию всё чаще приходило на ум, что Дионисий Печёрский в Нижнем - успешливее, чем он, митрополит всея Руси, ведёт монастырское строительство, ученики Дионисия основывают всё новые общежительные монастыри, а он не может преобразовать даже тех, которые состоят под его началом. Ни в одном из старых московских монастырей студитский устав не был принят полностью. Дело содеивалось и устраивалось у одного Сергия. И теперь, продумывая посыл в Нижний Новгород и, как крайнюю меру, закрытие в нём церквей, Алексий понял, что выполнить эту задачу можно лишь с помощью Сергия, тем более что он - близок с игуменом Дионисием, а без воли последнего закрытие храмов в Нижнем Новгороде сотворить невозможно.

Алексия - в своём кабинете-келье, где божница и аналой, но и книги, и грамоты, разнообразная переписка владыки, касающаяся не только церковных, но и хозяйственных, и политических, и военных дел княжества. Над рабочим местом секретаря склонился над грамотой Леонтий-Станята, из бродяги-созерцателя превращённый волей Алексия в помощника во владычных трудах.

- Я надумал Сергия воротить к Троице! - сказал Алексий, как о решённом, и Станята склонил глолову.

Говорено о том было много раз и по разным поводам, и нынешнее решение владыки - это созревший плод дум, нынче претворяемых в дело.

- Грамоту? - спросил Станята.

- И нарочитых посланцев, дабы уговорили его оставить Киржач! - сказал Алексий, кладя на аналой кулаки. - А из обители Святой Троицы должны уйти все, кто его обидел.

Оба замолкли. У обоих шевельнулась мысль: послушает ли Сергий митрополита? Оба знали: Сергия можно убедить, но заставить нельзя.

Наконец Алексий вздохнул и сказал:

- Пиши!

Станята положил перед собой вощаницы и взял в руку писало.

Алексий начал диктовать:

- "Отец твой, Алексие, митрополит, благословляет тя". Написал?

Станята кивнул, выдавливая на воске буквы послания. Алексий, больше не останавливаясь, додиктовал до конца:

- "Зело взвесилихся, слышав твоё житиё, еже в дальней пустыне, яко и тамо от многих прославится имя Божие. Но убо довлеет тобой сотворённая церковь и Богом собранное братство, да его же вели в добродетели искусна от своих ученик, того постави вместо себя строителя монастырю. Сам же пакы возвратися в монастырь Святыя Троица, яко да не надлезе братия, скорбяще о разлучении святого ти преподобия, от монастыря разлучаться. А иже досаду тебе творящих изведу вон из монастыря, яко да не будет ту никого же, пакость творящего ти; но токома не преслушай нас! Милость же Божия и наше благословение всегда - с тобой".

Пока Станята переписывал грамоту на пергаменте, Алексий ждал, откинувшись в кресле. Потом приложил к грамоте серебряную печать со своим оттиском и поставил подпись: "Алексие".

- Архимандрита Павла и игумена Герасима пошлю! - сказал Алексий, размышляя вслух, что он позволял себе только в присутствии Станяты.

- Старцы достойные! Созови!

И пока не пришли позванные, Алексий всё сидел и думал: прав ли он и послушает ли его Сергий?

Клирикам Алексий велел разговаривать с Сергием, имея уважение в сердце и на устах, и через них пригласил Сергия посетить его, Алексия, ради некоей сугубой надобности во граде Москве.

Вечером на молитве и ещё позже, укладываясь в постель, он всё думал, согласится ли Сергий отправиться по его зову в Нижний Новгород. И прав ли он, возвращая Сергия к Троице? Пока не понял, наконец, что прав! И уже не думал и не сомневался больше.

Сергий, повелев братии принять и накормить посланцев митрополита, сидел и думал. Стояло лето. Кусты трепетали над водой. Близилась осень, когда кусты пожелтеют и опадут, расцветив воду потока. Уже и к этому месту прикипело сердце Сергия! Умом он понимал Алексия и чувствовал, что владыка - прав. Но всё сидел и медлил, не в силах собрать на совет братию, известить её, что уходит отсюда назад...

Исаакий отказался стать игуменом новой обители. Тогда Сергий обратился к Роману. Тот попросил у Сергия времени подумать, до утра.

В эту ночь Сергий, да и все пришедшие с ним радонежане молились. Они собрались под утро кучкой, спутники Сергия, готовые идти за своим учителем на край света. Ждали Романа, наконец, пришёл и он. Сергий поднял на него взор, который не могли забыть, однажды увидев, многие. Будто в живом, смертном муже таился ещё другой, иной, наблюдающий этот мир, терпеливый и мудрый. Глянул и всё понял. Роман рухнул на колени.

- Благословляю тебя, чадо, на сей труд и радую за тебя! - сказал Сергий.

Романа ещё надо было ставить в священники, потом в игумены, но это всё будет позже! Теперь он отправится с Сергием в Москву. Остальные же побредут к Троице с вестью о возвращении игумена.

И снова Сергий прислушивается к себе, а река всё несёт воды, ударяя в берег, и высится церковь у него за спиной...

Он встал, велел созвать всех, троекратно облобызал каждого из иноков. Принял посох. Выходя из ворот, снова осмотрел творение своих рук, осмотрел столпившуюся братию, привыкшую к нему, как к своему наставнику, и понял, что совершил ещё один подвиг, надобный родной земле, и с просветлевшим лицом благословил обитель. Потом повернулся и пошёл, уже не оглядываясь. Роман и московские посланцы поспешали следом. Архимандрита с игуменом в ближайшем селении ждали кони. Сергий же с Романом намерились путь до Москвы проделать пешком.

Глава 22

Алексий ждал и принял Сергия, отложив прочие дела. Назавтра днём рукоположил в дьякона, а затем в пресвитера ученика Сергея, Романа, и отослал его игуменствовать на Киржач.

Когда уже всё было свершено, пригласил радонежского игумена к себе в келью с архимандритом Павлом.

- Труднейшее хочу поручить тебе, брат! - сказал Алексий, не ведая ещё, как вести разговор о нижегородских нестроениях.