Их было еще очень много. Я потерял счет, с ужасом ощущая, что О-сознание раздроблено и каждый захлебывается в своей капсуле в одиночку.
Сначала нас заставили ощутить всю глубину нашего ничтожества и зла, а потом, когда не осталось уже сил к сопротивлению, она нанесла удар.
Огромная резонансная волна энергии прокатилась по земле от наших антенн к границам зоны отчуждения, меняя эту горестную землю навсегда.
Мы беспомощно наблюдали со своих мест как гибнут животные и люди, как возникают странные смертоносные образования, невидимые, на первый взгляд, словно омуты на реке. Тогда я впервые увидел, что сделали с реальностью наши опыты со временем. Реальность стала многослойной. Каждый переход в будущее создавал новый "слой вероятного будущего" и все они теперь существовали в одном месте параллельно. Катастрофа воздействовала на них как остановка протяжки киноленты в проекторе, при том, что лампа продолжает гореть. Пленка при этом живет секунды две-три. Потом эмульсия вскипает, изображение съёживается... только в этом "проекторе" остановилось сразу несколько кадров. Слои искажались и "выгорали" по разному. В итоге "сплавились в один кадр" все вероятности. И те в которых мир сгорел в пламени ядерной войны, и те, где СССР существовал по сей день. Все это парадоксально перемешенное и искаженное застыло на месте бывшей зоны отчуждения, когда угасла резонансная волна.
Зона выплеснулась за свои границы на несколько километров, сметя ранее существовавшие пикеты и посты охраны вместе с ней самой. Мир тревожно застыл, пытаясь осознать случившееся...
Дальнейшее я узнавал позже. Из скупых рассказов медиков, подслушанных разговоров, подсмотренных записей... А в тот момент, когда мы утратили контроль над экспериментом, я лишь смутно ощущал происходящее с моими коллегами.
Четверо погибли сразу. Психосоматический шок оказался непосильным для немолодых и не особенно здоровых организмов. Еще несколько укрылись от реальности за стеной безумия. Четверо впали в кому. Их личности навсегда остались "там". Я остался один, как капитан на мостике гибнущего судна. Не осталось ни сил ни желания сопротивляться. Лишь одна мысль крутилась в гулкой опустевшей голове: как можно это исправить?! Если бы за это потребовалась моя жизнь я бы отдал ее не задумываясь. Но все было, несомненно, не столь просто. Впервые я осознал значение слова гордыня. Именно этот грех оторвал нас от реального восприятия действительности. Нам казалось, что опираясь на неограниченные ресурсы и силу науки мы можем изменить практически все. Преодолеть невозможное и повернуть вспять необратимое. На самом же деле мы все ближе подходили к краю бездны...
Теперь же мы смело и безоглядно шагнули за край. Тихий внутренний голос шепнул мне, что осталось лишь смириться с произошедшим и не сопротивляться непреодолимому. Лишь пережив падение я смогу узнать - сколь глубока "кроличья нора". Последнее, что пришло мне на ум прежде, чем накрыла тьма: лишь смирившись с содеянным возможно осознать всю тяжесть греха; лишь смиренному доступно покаяние, лишь отринув гордыню и уповая на Волю Господа возможно обрету я ответы.
В сознание я вернулся спустя почти неделю. С ужасом осознал, что забыл, как произносятся слова. Язык был непослушен, а гортань издавала лишь слабые сипящие звуки. Рядом, на соседних койках лежали мои коллеги. Те кому посчастливилось, а может и не повезло выжить. В углу, не видимый с моей постели, пыхтел аппарат ИВЛ. Кто-то из наших сам не мог дышать. Сначала я попытался позвать кого-нибудь, но потом все вспомнил.
Медленно проплыли перед внутренним взором картины ужаса и бессилия. Впервые за долгие годы, прошедшие с детства, когда бабушка тайком от родителей водила меня в церковь, я, убежденный коммунист, начал молиться. Я не помнил слов, забыл, как правильно креститься, не мог произнести ни звука, но искренне, захлёбываясь слезами, просил прощения за себя и всех своих товарищей. Лишь выбившись из сил окончательно, я смог заснуть.
Дальше все было похоже на диафильм: уколы, процедуры, обследования, тщетные попытки врачей вернуть мне речь... За это время умерли все, кто был при смерти. Безумцы переселились в изолятор, где их еще долго пытались лечить различными экспериментальными методами. Мне пришлось написать многостраничный отчет о происшедшем, разумно опустив свои божественные откровения. С некоторых пор я ощущал обострение интуиции. Некий, слышимый лишь мне одному внутренний голос, который предостерегает меня от опасных шагов, утешает в печали и подсказывает выход из трудных ситуаций. Не бойтесь, это не тот "голос", что слышат шизофреники. Да и доктора говорили, что энцефалограмма у меня отличная. Странно, что речевой центр не активен.
Несколько месяцев пробившись со мной, медики стали терять интерес. Новых забот было предостаточно. На поверхности, возле комплекса, несколько раз высаживались десанты военных. Новые установки позволили эффективно их обезвреживать, даже вербовать и использовать в последствие выживших в качестве охраны. Группа, занимавшаяся автоматическим модулятором, на основе аналогового вычислителя, как раз закончила и испытывала свою установку. Излучатель разместили прямо в реакторной камере 4го энергоблока. Специфическая оболочка позволяла ему напрямую питаться энергией радиоактивного распада, делая при этом абсолютно недоступным для любых атак.
Излучатель успешно транслировал идею мрачного религиозного культа и исправно преумножал ряды его сторонников. Внутрь лабораторного комплекса его излучение не проникало, но подвергшиеся воздействию еще долгое время оставались в измененном сознании, не нуждаясь в повторном воздействии. Окрестности комплекса перекрыли зоной облучения вспомогательных установок, "подготавливавших" сознание нарушителей периметра к внушению пси-программы. Диапазон и мощность излучения были настроены на эффективную "обработку" транспортных средств с десантом. Попытка преодолеть периметр пешком приводила к необратимым последствиям для психики, вплоть до летального исхода.
За созданием всего этого я молча, с великой грустью, наблюдал со стороны. Медики так и не дали мне допуск к работе. Но я ничуть об этом не жалел. Было печально и горько наблюдать, как некогда величайший в истории научный коллектив, все глубже загоняет себя в моральный и тактический тупик. Практически с самого начала все наши исследования находились за гранью морали, но теперь все они были более чем преступны. Была утрачена та великая цель, "оправдывавшая средства". Все действия были подчинены лишь самосохранению. А масштаб нашего вмешательства оказался сравним с крошкой от сухаря, попавшей в дыхательное горло. Она может вызвать сильный кашель, но трахею никак не перекроет. Чем лучше она держится за стенки слизистой, тем дольше и мучительнее кашель.
Наши научные деятели решили, что установка О-сознания сдерживает прорыв ноосферы, и включали ее на максимальную мощность при любом возмущении пси-поля. На самом деле лишь провоцируя новые выбросы энергии.
Группа Лебедева попыталась доказать несостоятельность этой теории, но была подвергнута обструкции и изолирована в своей лаборатории. Позднее им удалось бежать, переманив охрану на свою сторону, и покинуть защищенный периметр по подземным коммуникациям, не подвергаясь воздействию пси-излучения. Дальнейшая их судьба мне неизвестна.
Я бы мог находиться в центральной лаборатории по сей день, но, к счастью, мне удалось убедить коллег привлечь меня к наружным замерам возмущений пси поля в интервалах между пиками активности. Тогда еще не была налажена система дистанционного мониторинга, а я был достаточно грамотен для работы с измерительным оборудованием. В то же время моя потеря не сказалась бы на исследовательских проектах. В общем мне выдали костюм высшей степени защиты с прототипом устройства, блокирующего пси-излучение невысокой мощности. Так я смог начать выбираться наружу и изучать возможность побега. Ведь после ухода коллектива Лебедева все подходы к подземным коммуникациям круглосуточно охранялись. А мне уже было абсолютно ясно, что в одиночку я ничего не смогу изменить в ситуации с исследованиями, находиться же далее в комплексе было невыносимо тягостно, несмотря на безопасность, лечение и хорошее питание. Понемногу мне удалось собрать запас пищи, воды и снаряжения для выхода на несколько суток на поверхность. Согласно данным проводимых мной замеров, в ближайшую пару суток флуктуаций пси-поля опасаться не стоило. И у меня возникло непреодолимое желание поближе познакомиться с недавно обнаруженным мной на поверхности венткиоском. Он не был похож на типовые воздухозаборники транспортных тоннелей, однако и к вентиляции лабораторий отношения, судя по схемам, не имел. Хоть я и видел ту схему лишь однажды, на совещании перед злополучным штурмом, но она услужливо всплывала в памяти каждый раз, как я обнаруживал на поверхности сооружения на вид связанные с подземельями. Но самым веским аргументом в пользу близкого знакомства было отсутствие вооружённых охранников и питания в цепи сигнализации. Значит сооружение утратило значение для комплекса и вероятность неприятных встреч внутри минимальна.
