Выждав еще секунду, я убрал руки от лица, чувствуя при этом, как натягивается опаленная кожа на локтях.

Костер под котлом был крошечный, напротив меня сидела Нора с залитым слезами лицом и ужасом в глазах. Она прижала руки ко рту, увидев меня.

- Ну... я это заслужил, - сказал я, осматривая себя.

Рубашке был конец, огонь прожег рукава и плечи, на коже пузырились свежие ожоги. Боль была сумасшедшая, но... на самом деле, бывало и хуже.

- Послушай меня, - я снова обратился к всхлипывающей Норе. - Ты одна из самых талантливых жриц, у тебя удивительный дар к врачеванию. Что бы о тебе ни говорили и ни думали, гораздо важнее то, что ты делаешь, а не то, что с тобой происходит! Сейчас все ужасно, вокруг творится непонятно что, но ты справишься, потому что справлялась с вещами и похуже. Ты можешь и дальше обвинять во всем этом меня или Яшму, но мы просто люди и меньше всего мы хотели тебе навредить. Мы, как и ты, не могли изменить обстоятельств. Иногда они просто выше нас.

- Уходи!... - прошептала Нора, заходясь рыданиями. Но на этот раз это были холодные, очищающие слезы, а не яростная истерика. - Просто уходи, дай мне побыть одной...

Я встал и, стараясь особенно не двигать руками, вышел.

Совершенно случайно, как это обычно бывает у оранжевых, возле шалаша по делам собралось полстаи. Когда я показался наружу, в меня впилось не меньше сотни любопытных глаз, кое-кто тут же в горло заржал.

Не обращая на них внимания, я поплелся к желтым, надеясь, что у них есть что-нибудь от ожогов.

- Ого!... Га-га-га-га!!!... Вы это видели!?

У костра, где разместилась троица, меня встретили неуемным гоготом.

Пока ржали, они освободили мне место, дали еды и налили в стакан настойки. Потом, продолжая ржать, выпили по стакану, и только после этого почувствовали, что на время их животам хватит.

- Ты можешь даже ничего не объяснять! - сказал Шляпа, обессилено валяясь на спине согнувшейся от хихиканья Орки.

Я вздохнул и провел рукой по голове. К счастью волосы я закрыл кулаками, так что хотя бы лысины у меня не было. Зато скулы, уши, плечи и предплечья, - все, что я не мог закрыть, - были ярко-красными.

- Где Яшма? - спросил я, закончив с первой миской и наливая себе вторую. Настроение было паршивее некуда... что мне сейчас было по-настоящему нужно, так это отдых в тишине и покое. Но от этого отдыха меня отделял еще один разговор, возможно, не менее приятный, чем тот, что у меня уже был.

- Она с Барракудой куда-то пошла, - сказал Борода, довольно прихлебывая настойку. - Странная девочка сказала, что хочет побыть с нами. Сидела весь день немая, как рыба, но от настойки не отказывалась... Потом увела Яшму гулять. Их уже час нет.

- Барракуда пьет настойку?... - я хотел удивиться, но это оказалось очень больно. Чем больше проходило времени, тем сильнее начинали ощущаться ожоги на лице.

- Кто она такая, кстати? - спросил Вадик. - Она ничего про себя не рассказала, а вела себя странно... казалось, иногда она была не с нами.

- Она и правда необычная. Для нее мариний что-то вроде живого человека и воображаемого друга-помощника одновременно, - охотно объяснил я. - Я работал с ней в шахтах, но всего один день. Еще она... ну... Погодник без памяти влюблен в нее уже четыре года.

- Погодник!?... - Шляпа с Оркой покатились в новом залпе смеха.

Видимо, грибную они тут уже попробовали.

- Бедная девочка!... - Борода чуть не подавился.

- Бедный Погодник! - усмехнулся я, стараясь не особенно напрягать щеки. - Он в море готов броситься от отчаяния: она его в упор не видит. Хотя, судя по тому, что она ходила навещать его в лазарете... я давно не говорил с ним, может, что-то изменилось.

Тут из темноты к костру подошла Яшма. Она выглядела сильно озадаченной и даже не заметила меня. За ней появилась криво усмехающаяся Барракуда.

- Увидимся, - ласково сказала она Яшме и снова скрылась в темноте, видимо, пошла к своим.

Шляпа и Орка, только угомонившиеся, снова заржали в унисон.

- Что это было!? - ухмыльнулся Борода.

- А-а... - Яшма открыла рот, но потом тут же его закрыла. - В пучину все, дайте мне настойки!

Только выпив, она заметила меня. На ее лице тут же расползлась ухмылка.

- Что с тобой стряслось? - спросила она. - Тебя как будто белой краской по морде полоснули!

- Потом расскажу, - вздохнул я, разглядывая содержимое своей миски. Есть расхотелось.

- Ты по дороге в костер упал, что ли? - она посмотрела на мои плечи и руки и перестала улыбаться.

- Потом, - повторил я.

К нам прибежала Лашуня. Сначала она пошла к хозяйке, но я счел своим долгом переманить ее, предложив то, что осталось в моей миске. В итоге крыса выбрала меня, разлеглась у моих ног и дала почесать пузо, так что я мог быть доволен: зверюга не забыла, кто возился с ней все это время!

Мы вшестером посидели еще немного у костра, потом Василий принес очередную бутыль грибной настойки, и всем желтым досталось по стаканчику. К своему костру мы вернулись веселее прежнего, разговор пошел о суде, потом о каких-то пустяках. Мы смеялись, пили и ели, пока нас совсем не разморило.

- Так где, говоришь, моя новая лачуга? - Яшма пихнула локтем задумавшегося Вадика, зевая. - Я с ног валюсь, спать хочу!

- Где раньше хижина была, возле старого столба, - невозмутимо ответил он. - Вещи там найдешь, в углу.

Яшма поднялся, я тоже встал.

- Я провожу, мне по пути, - сказал я. Она пожала плечами.

Мы пожелали всем пьяной ночи и пошли вдоль пустых улиц.

Большинство желтых сидело у своих костров, но мы обходили их стороной. Чтобы начать разговор, я дождался, пока мы попадем в место, где сидящие у костров нас бы не слышали, но яркий свет пламени позволял бы нам видеть друг друга.

- Может, ты все-таки останешься у меня? - спросил я, сделав над собой колоссальное усилие.

- Что? - Яшма удивленно на меня покосилась, как будто не расслышала.

- Я сильно привязался к Лашуне за это время и... в общем, мне кажется, нам неплохо было бы жить вместе, - выдавил я. Впервые в жизни я не мог вытянуть из себя ничего внятного, язык словно окаменел, но все-таки я сказал главное: - Я хочу, чтобы ты осталась у меня.

Яшма остановилась и повернулась ко мне. Она как будто не верила мне: ее взгляд был таким растерянным... Она отвернулась, и мы пошли дальше.

Она все молчала, размышляя, и я не торопил ее, удерживая расползающийся в груди холод.

- Вот, что я скажу, - наконец, произнесла она. - Случись этот разговор раньше, я бы даже не думала над ответом. Но произошло много всего. Когда на Остове мне сказали, что ты умер, я чуть ума не лишилась от горя. Твоя рожа все это время снилась мне в кошмарах, твое имя преследовало меня, как порча, куда бы я ни пошла!... Я думала, ты погиб, потому что в момент землетрясения тебя везли на Остов в хлипкой лодке. И когда после битвы я очнулась в твоем доме и увидела тебя, первое, о чем я подумала, - что я на том свете! И я была одной ногой на том свете, пока Погодник не бросил свой камень... Я до сих пор не могу поверить в то, что все обошлось, что ты жив, и моя жизнь тоже продолжается.

- Но все обошлось, и нам нужно как-то жить дальше, - сказал я, стараясь избавить от неприятного ощущения в желудке, будто что-то сжималось в тугой комок.

Яшма тряхнула волосами и посмотрела в сторону берега. Некоторое время она задумчиво изучала отблески на воде, потом облака, а потом, наконец, повернулась ко мне.

- Дай мне время, Дельфин. Мне еще ко многому нужно привыкнуть.

6. Зеленая смерть

Погодник танцевал, переступая узкими ступнями по песку, подражая ветру и набегающим волнам. Он раскидывал руки в стороны, ловя пальцами воздух, играя с ним. Вода льнула к его ногам, словно завороженное животное.

Я наблюдал за ним издалека, не решаясь помешать: что-то потустороннее, непонятное сквозило в его шаманических движениях. Что бы он ни делал, в этом был какой-то непостижимый уму смысл.