от качков и болельщиц.
Запомните это!
И, знаю, прозвучит странно,
но если вам захочется по-большому,
терпите до дома.
В школьном тубзике можно только курить
и краситься.
Поняли?
Вот такие дела.
Уверена,
все у вас будет нормально.
Мама
– Пора, – говорит мама.
Звякнув ключами, выходит в коридор.
Волосы у нее еще влажные.
На плечах рубашки уже расцвели темные пятна.
Мама больше не сушит волосы феном
и не выпрямляет их утюжком.
Единственное, что она позволяет себе время
от времени, –
мазнуть губы блеском.
Раньше она такой не была.
Раньше она за собой следила.
А потом в университете начались
сокращения –
и папу уволили.
И мама в банке теперь работает
сверхурочно.
Не помню, когда она последний раз
листала журнал
или смотрела телик.
Не помню, когда она последний раз
просто спокойно сидела.
Вся ее жизнь теперь –
это работа,
работа,
работа.
Поэтому, несмотря на мои потные ладошки
и неприятное сосание под ложечкой,
несмотря на то, что мы с Типпи побаиваемся
школы,
мы все равно туда пойдем.
Пойдем –
и жаловаться не будем, нет.
Школа «Хорнбикон»
Здание школы белое,
потрескавшиеся стены увиты плющом,
окна крошечные
и потертые.
Школьники только и делают,
что визжат и обнимаются,
радуясь встрече после долгого лета.
Им так легко и приятно.
Но я
слежу за теми,
что стоят одни
с краю,
прижимая к груди портфели,
пряча глаза,
и учусь у них быть
невидимкой.
Среди волков
– Вас никто не бросит на съеденье волкам, – говорит миссис Джеймс, директриса,
и знакомит нас с Ясмин –
нашим проводником, советчиком…
– … и другом… на первое время, – говорит
миссис Джеймс.
Мама с папой так рады.
Да ведь эта девица
с подозрительным розовым «бобом» и
тощими запястьями
даже мотылька не сможет прихлопнуть.
– Ох ты ж! Вы обалденные! – восклицает Ясмин.
Без отвращения.
По-моему,
день уже задался.
И потом, это ведь правда.
Обалдеть можно уже от того,
что мы появились на свет.
Не умерли в родах.
И дожили до шестнадцати лет.
Только я не хочу быть обалденной
здесь, в школе.
Я хочу быть обычной и заурядной,
но вслух так не говорю,
а лишь улыбаюсь, и Типпи щебечет:
«Спасибо!»
и мы идем за нашей крошечной
розовогривой защитницей
по коридору в класс.
Взгляды
Типпи боится клоунов,
Дракон – тараканов,
а мама – мышей.
Папа делает вид, что ничего не боится,
но я-то видела,
как он прячет счета из больницы
и парковочные талоны
под ворох спама и старых газет
в коридоре.
Ну, а я
ненавижу взгляды.
Взгляды,
взгляды,
взгляды повсюду.
Еще пугает вероятность того,
что мы станем чьим-то ночным кошмаром.
В общем, когда Ясмин
открывает дверь в нашу классную комнату
и все медленно оборачиваются,
я крепко хватаю Типпи за правую руку,
как делаю, если мне страшно.
– Добро пожаловать в «Хорнбикон»! –
щебечет учительница
как можно более непринужденно.
Ясмин со стоном ведет нас к последней
парте.
И всю дорогу
нас окружает поле зияющих ртов,
множество вытаращенных глаз,
и неприкрытый, чистый, стопроцентный
ужас.
Классная комната
Миссис Джонс
зачитывает школьные правила,
выделяет шкафчики
и раздает всем личные расписания.
Ясмин тут же хватает наше –
мы с Типпи даже взглянуть не успели, –
ведет пальцем по колонкам и строчкам.
– Мы почти на всех предметах вместе.
Круто! –
восклицает
и хлопает меня по спине,
как будто бы мы знакомы сто лет.
А может, больше чем друг
Несмотря на дурацкие волосы
и тонкую кость,
Ясмин – отнюдь не хрупка и прозрачна.
Она кроет матом
любого, кто позволяет себе
косой взгляд,
и грозится переломать пальцы
одному старшекласснику,
который посмел усмехнуться.
У Ясмин нет свиты,
как у самых красивых девчонок –
грудастых блондинок с упругими попами, –
но все же никто с ней не спорит.
Похоже, у нее всего один друг –
а может, больше чем друг, –
парень по имени Джон.
Он подходит к нам на ИЗО,
протягивает руку и смотрит на нас с Типпи
по очереди,
как будто мы с ней и впрямь –
два человека.
ИЗО
– Ненавижу школу, – говорит Джон,
зевая и раскатывая шмат серой глины
в плоский блинчик.
Глаза у него цвета лесного ореха,
спокойные.
Стрижка короткая,
почти армейская.
Руки усыпаны крошечными тату –
звездочками, которые так и мерцают,
когда он мнет глину.
– Зато со мной можешь видеться каждый
день, –
сипло вставляет Ясмин
и мучает свой кусок глины,
превращая его в кривой горшок.
– Меня зовут Типпи, а это Грейс, – говорит
сестра Джону,
вещая за нас обеих.
Но я бы хотела
представиться сама.
Я хочу, чтобы Джон
услышал мой голос
(пусть он такой же, как у сестры).
Я хочу, чтобы он смотрел на меня,
как сейчас смотрит на Типпи:
спокойно
и без малейшего намека
на ужас.
На перемене
В комнате отдыха
все сбиваются в кучу
вокруг нас.
Как будто мы – обед,
а они – стая голодных зверей.
Шеи тянутся –
тугие жилы, –
они все хотят нас увидеть.
Хотя мы вроде бы не танцуем
канкан голышом,
а всего лишь стоим,
опираясь на костыли.
Но и этого им достаточно.
Их завораживает наша суть.
Зрители – девушки
с гладкими волосами,
парни
с поднятыми воротничками,
чистыми ногтями,
и все вместе они похожи
на разворот из каталога «Аберкромби
и Фитч».
Все такие гладкие и отутюженные.
Они молчат,
а Типпи говорит,
как нас зовут и откуда мы родом.
Они просто молча смотрят,
как будто не могут поверить
в наше существование.
Наконец Ясмин разгоняет толпу.
