Часы, а может, годы спустя Верховный Септон замолчал, выжидающе уставившись на неё. Почти механически Дейра произнесла положенные, практически вбитые в голову, слова. Она чувствовала, как отец снимал с неё плащ, а Висенья накидывала плащ Мейгора — точно такой же, как и её собственный, и защёлкивала большую застёжку в виде трёхглавого дракона Таргариенов у самой шеи. Дейра практически утонула в этом плаще, еле устояв на ногах. Снова заговорил Верховный Септон, потом послышались аплодисменты, и, только когда Мейгор, приблизившись, приник к её губам в поцелуе, Дейра догадалась, что церемония подошла к концу. Ну вот и всё. Теперь у неё есть муж — человек, которого она боялась и не любила с самого детства.
Путь до Великого Чертога Дейра помнила смутно, да и последовавший за ним пир — тоже. Вручение даров новоиспечённым мужу и жене, — ей и Мейгору, мелькала каждый раз в голове тревожная мысль, — пожалуй, врезалось в память лучше всего — скорее всего, из-за Висеньи, торжественно передавшей сыну Тёмную Сестру. Вино и мёд лились рекой, птица сменялась мясом, мясо — рыбой, пироги чередовались с пирогами, гости пьянели и становились раскованнее и шумнее, обычно хмурый отец повеселел, Алисса и Рейна незаметно ускользнули, сбегая от начавших зарождаться буйств, Мейгор, её муж, о чём-то лениво переговаривался с Эйнисом. Не поддались всеобщему веселью, пожалуй, только Висенья, никогда не позволявшая себе расслабиться, и сама Дейра, не замечавшая ничего вокруг.
Пир подошёл к концу, и Дейру, грубо вытащив из-за стола, окружили мужчины. Подняв её на руки, они смеялись, срывая с неё плащ, платье и сорочку, трогали и отпускали грязные шутки, а от винного духа, исходившего от них, не возможно было сделать даже вздоха. Тот момент, когда её втолкнули в спальню, стал её спасением, думала Дейра… но боги сразу же разубедили её в этом. Там, в тускло освещённом пламенем одного лишь камина помещении, её уже ждал он, её муж, полностью обнажённый, так же, как и она сама. Дейра зажмурилась.
Боль — то единственное, что запомнилось ей от первой брачной ночи. Там, в той комнате, не было ни Мейгора, ни её самой, только боль. Были и дикое унижение, и стыд, и позор, но боль возвышалась над всем этим, как королева, прочно захватившая всё её существо, как в своё время родители и Висенья завоевали шесть из семи королевств.
Едва начало светать, Мейгор, полный радости, гордости и воодушевления, унёсся оповестить весь Драконий Камень о том, что зачал сына.
Пусть так, пусть он зачал сына. Каждому ведь своё. Каждому своё. Прежней Дейры Таргариен, к примеру, больше не было, и даже тени её прежней не осталось.
========== Рейна ==========
Рейна очень отчётливо помнила всю свою довольно-таки недолгую жизнь.
Помнила, как она, девчушка трёх лет от роду, смотрела на непонятное маленькое кричащее существо, закутанное в простыни и лежавшее на руках матери. Её брат, объяснили ей, названный в честь дедушки — Эйгоном. Но он совсем не был похож на дедушку! Дедушка был большим и хмурым, а этот Эйгон — маленьким и очень смешным. Рейна помнила, как, увидев её, он, маленький братец, улыбнулся очаровательной беззубой улыбкой. И именно в тот момент сердце Рейны растаяло, и она поняла — вот он, самый любимый её человек на всём белом свете, её лучший друг, её младший брат.
Рейна помнила, как умер дедушка Эйгон. Такого большого количества людей, как на погребении, она не видела ни до этого, ни после. Она помнила погребальный костёр и юркие, непонятно чему радовавшиеся, язычки пламени, охватившие тело умершего короля, ярко-оранжевые искры, взметавшиеся в чёрное небо, и пепел, из которого, когда огонь потух, отец достал Чёрное Пламя. Помнила, как отец, покрутив огромный меч в руках, опустил его и протянул Мейгору украшенным рубинами эфесом вперёд. «Ты достоин больше, чем я», — набатом звучали в голове Рейны слова.
И сейчас Рейна смотрела на Чёрное Пламя, казавшееся в темноте ночи даже чернее, чем было на самом деле, и думала… думала, что, если бы отец не отдал меч, если бы не старался во всё угодить брату, если бы…
Рейна помнила, как Эйгону, её уже такому взрослому, но всё ещё младшему братцу, даровали титул принца Драконьего Камня. Только тогда она взглянула на него совсем по-другому — не как на мальчишку, над которым она некогда подшучивала, о котором заботилась больше всех на свете, и даже не как на её маленького рыцаря, как он сам себя называл. Нет, теперь это был уже юноша, подававший большие надежды, наследник шести из семи королевств, её будущий король. Рейна была горда, — о, как она была горда! — но отчего-то в тот момент ничем не обоснованная грусть сковала ей сердце. Но не все радовались этому так же, как она. Мейгор и королева Висенья кипели яростью. Оскорблённая, Висенья, не дождавшись официальной церемонии, удалилась на Драконий Камень, а Мейгор и Цериса улетели в неизвестном направлении верхом на Балерионе. В очередной раз за какие-то пару-тройку дней двор был потрясён, снова начались пересуды, поползли сплетни — ни у кого не было сомнений в том, что Чёрный Ужас больше никогда не будет оседлан, и, как оказалось, зря.
Рейна помнила, как отец сказал ей, что она выходит замуж за Эйгона. Помнила своё удивление и спонтанное желание рассмеяться. Она! И Эйгон! Конечно, он уже не был мальчиком, да и вообще очень сильно изменился за те два года, что прошли с дарования ему титула. Возмужал, вырос, похорошел… но всё ещё был её маленьким младшим братцем! Она могла признать его своим будущим королём и сюзереном, но не мужем! Тем не менее, тогда Рейна спокойно приняла этот факт, не относясь, впрочем, к нему серьёзно.
В том же году Мейгор взял себе вторую жену, с которой венчался по древнему валирийскому обряду. Драконий Камень тогда буквально взорвался возмущением и негодованием. Рейна помнила ярость отца и его прилюдный ультиматум: либо Мейгор оставляет «девчонку Харровей» и возвращается к законной жене, либо отправляется в изгнание в Пентос. И Мейгор, уже всерьёз сомневавшийся в способности Церисы родить ему наследника, предпочёл отправиться в Пентос… с Алис.
Рейна помнила свою свадьбу — роскошную церемонию с тысячами цветов, громкой музыкой и увеселениями. Помнила неловкий, но до ужаса милый танец Джейхейриса и Алисанны, помнила и другой танец — её с Эйгоном. Помнила, как сразу же после церемонии изменилось поведение брата, дразнившего и задиравшего её вплоть до того момента, как они встали друг перед другом у алтаря. Как будто за несколько часов Эйгон стал взрослее и спокойнее, терпеливее и уважительнее. С этой стороны Рейна увидела его впервые в тот момент.
Рейна помнила свою первую брачную ночь. Помнила свои ожидания — и смех, распиравший её изнутри при одной лишь мысли об Эйгоне в её постели. Но всё оказалось не так уж и плохо, на самом деле, и даже вовсе не плохо. Её маленький братец действительно стал её мужем… и теперь Рейна вовсе не была против.
Рейна помнила свои роды. О, как она была зла на Эйгона за эту адскую боль, за это унижение, за эти бесконечные часы мучений, крики и суету. Но когда она услышала первый крик, а через несколько минут — второй точно такой же, Рейна забыла и о пережитой боли, и о злости, и об изощрённом плане мести для драгоценного мужа. А когда Эйгон практически влетел в душную комнату, и его взгляд упал на дочерей, и во взгляде этом засияло счастье и облегчение, Рейна осознала, как же сильно она его любила — не брата, а мужа.
Рейна отчётливо помнила и бережно хранила в памяти первые шаги и слова Эйреи и Раллы и восторг Эйгона, с которым он за всем этим наблюдал. Рейна долгое время была единственной «маленькой принцессой» Эйниса. Отец любил и лелеял её, во всём потакал, но эта любовь не шла ни в какое сравнение с любовью Эйгона к их дочерям. И из-за этого Рейна любила его ещё сильнее.
Рейна помнила, как умер отец. После долгой болезни, да, но ему становилось лучше, и все думали, что опасность уже миновала, но одна-единственная ночь полностью изменила жизнь всего королевства — и её жизнь тоже. Она помнила, как вернулся из изгнания Мейгор — с Алис и ещё одной, новой, женой, дикаркой-пентошийкой Тианной. Вернулся, увенчанный короной Завоевателя, верхом на Балерионе и с Чёрным Пламенем наперевес. Вернулся и объявил себя королём. Знать возмутилась, головы полетели с плеч — Мейгор доказывал свою правоту, власть и могущество.
