За всеми этими размышлениями Висенья не заметила, что в Чертоге повисла тишина. Все взгляды — крестьян и лордов, иностранных торговцев и местных мелких лавочников, септонов и рыцарей — были устремлены на королеву в ожидании её решения. Висенья, нахмурившись, окинула взглядом стоявшего перед ней ремесленника — грязного, оборванного. Такой точно не будет просить чего-то невыполнимого.

— Твоя просьба будет выполнена. Принц Эйнис самолично проследит за этим.

— Тётя… — Висенья затылком чувствовала, как Эйнис колебался, но послушно склонил голову в знак покорности её воле и стремительным шагом скрылся за неприметной дверью в дальнем углу Великого Чертога, поманив за собой ремесленника.

— На сегодня аудиенция окончена, — поднявшись с кресла, Висенья обвела взглядом собравшийся люд. — Продолжим завтра.

Народ возмущённо зароптал, но безмолвные стражники быстро успокоили волнения. Дождавшись, когда зал опустеет, Висенья оправила платье и, опёршись на руку Мейгора, вышла из Чертога путём, которым прежде скрылся Эйнис. Некоторое время они шли молча, прежде чем Мейгор нетерпеливо поинтересовался:

— А что ты думаешь по поводу Мечей и Звёзд, матушка?

Висенья ждала этого вопроса, и ответ на него у неё уже был готов.

— Эйнис прав в своём мнении, что отец будет против карательных кампаний…

— Матушка! — зазвучавшие в голосе сына возмущение и недоверие рассмешили Висенью, но вида она не подала.

— Дело в том, Мейгор, что Эйнис боится выступать против Мечей и Звёзд, я же в свою очередь не хочу, чтобы ты терял благосклонность короля — ни сейчас, ни потом.

Мейгор упрямо молчал, прекрасно, впрочем, понимая, что на всём белом свете не было человека мудрее и умнее его матери, который одновременно любил бы его всем сердцем. Убедившись, что сын принял к сведению её слова, Висенья довольно кивнула и как ни в чём не бывало продолжила:

— А теперь расскажи мне, как поживает Цериса?

Медленно шагая по таким родным коридорам Драконьего Камня, Висенья сочувственно выслушивала жалобы Мейгора на то, что они с Церисой всё никак не могут зачать ребёнка, и его сомнения в том, что жена вообще была способна к деторождению. Мейгор хотел сына. Каждый раз, когда кто-то из детей Эйниса попадался ему на глаза, он становился ещё мрачнее и жёстче. Эйгона и Визериса, старших мальчиков, он просто терпеть не мог, родившегося меньше года назад Джейхейриса старался избегать изо всех сил, и лишь к юной Рейне питал симпатию и даже некую слабость. В то время как Мейгор изливал душу матери, а Цериса денно и нощно молила своих богов о сыне, Висенья была спокойна и отвечала всегда одно и то же: когда наступит время, у Мейгора родится ребёнок, мальчик, такой же крепкий и сильный, как его отец. Ведь, в конце концов, Висенья и сама, поглощённая кровью и огнём, родила поздно.

— Висенья!

Окрик настиг их у самого входа в хозяйскую часть замка. Взгляду медленно обернувшейся Висеньи предстали Эйгон в развевавшемся за спиной чёрно-бордовом плаще и спешившие за ним белогвардейцы.

— Эйгон.

— Отец.

Одновременно с Мейгором она приветствовала мужа и брата, только вот её приветствие разительно отличалось от приветствия сына — в его голосе звучали уважение и почтение, а низко склонённая светловолосая голова служила символом покорности и послушания, её же голос был ровным, и обращалась Висенья не к милорду, а к равному.

— Мейгор, — Эйгон кивнул, будто признавая тот факт, что у него вообще был такой сын, и снова взглянул на Висенью — холодно и отчуждённо, как всегда, впрочем — тепло в их отношениях, если и присутствовало, то было в далёкой юности. — Нам нужно поговорить.

Висенья сухо кивнула. Жестом дав понять сыну, что его присутствие более не потребуется, она развернулась и широким шагом направилась в сторону своих покоев. Эйгону было что-то нужно, и он последует за ней, если действительно хочет это получить. Позади послышался лязг доспехов двинувшихся вслед за своим королём стражников.

Белогвардейцы остались за тяжёлыми дубовыми дверьми. Висенья, сцепив руки в замок за спиной, наблюдала за мужем и братом, как-то странно подозрительно осматривавшимся вокруг. Она про себя усмехнулась: что, так давно не был, что уже и позабыл?..

Между тем, пока Эйгон осматривался, явно чувствую себя неуютно здесь, в её мире, Висенья искоса рассматривала его. Как же давно в последний раз она это делала! Эйгон был уже не молод — годы завоеваний, горя и нелёгкого правления оставили свой заметный отпечаток: лоб бороздили глубокие морщины, волосы, некогда бывшие серебряно-золотыми, стали снежно-белыми, взгляд ярко-сиреневых глаз, в котором и в лучшие времена редко можно было увидеть хотя бы заинтересованность, теперь не выражал совсем ничего. Впрочем, и её саму время не пощадило, в чём Висенья убеждалась каждый раз, когда смотрела в зеркало.

— Эйгон, — наконец, позвала Висенья, вырывая мужа из раздумий.

Он моргнул, словно возвращаясь обратно из какого-то своего мира. По-видимому, эта реальность оказалась куда как менее привлекательной, потому что выражение лица Эйгона стало жёстче, а голос — грубее.

— Ты едешь в Эйгонфорт, — он посмотрел ей прямо в глаза — такие же, как и его собственные. — И будешь следить за строительством замка на его месте, — Висенья открыла было рот, чтобы язвительно поинтересоваться, с чего вдруг было принято такое решение, но Эйгон не дал ей возможности вымолвить даже слова. — Это не просьба и не предложение. Это приказ.

— С чего ты решил, что можешь приказывать мне?! — поджав губы и яростно прищурившись, Висенья сделала шаг вперёд, вплотную приближаясь к нему. У них с братом и раньше возникали споры, и решалось это обычно во дворе — Чёрное Пламя против Тёмной Сестры, но сейчас и двор был далековато, и они уже не прежние, да и Тёмная Сестра уже десять лет как принадлежала Мейгору.

— Я твой король и твой муж.

— Я твоя королева, жена и старшая сестра! — уперев руки в бока, фыркнула Висенья.

Он окинул её нечитаемым взглядом.

— Ты, должно быть, не совсем верно меня поняла, Висенья, — медленно начал Эйгон. Каждое его слово было тяжелое, словно окованное в железо. И каждое со всей силы врезалось ей в сознание. — Я не даю тебе права выбора. Я не интересуюсь, хочешь ли ты этого, нравится ли тебе это. Ты едешь в Эйгонфорт. Ты успокоишь народ и пресечёшь любые новые попытки восстания. Ты будешь следить за строительством замка, крепости и обители будущих королей. Ты проследишь, чтобы этот замок был достоин Таргариенов.

— Эйгон… — зашипела, как кошка, Висенья. Пусть, пусть сейчас она выглядит не лучшим образом, но в эту грязную канаву она не поедет! Если ему так нужен этот чёртов замок, пусть едет и строит его сам, а она останется здесь, на Драконьем Камне!

— И либо ты отправляешься со всеми положенными почестями на Вхагар и с эскортом, — спокойно продолжал Эйгон, — либо с позором и без дракона.

— О, — Висенья криво усмехнулась. — Ты не посмеешь забрать у меня Вхагар…

— Правда? Готова ли ты поклясться в этом, Висенья?

Висенья смотрела в глаза своего мужа, своего младшего брата, человека, которого она знала всю свою жизнь, и не понимала: неужели он настолько сильно её ненавидел? Отступив назад, она прикрыла глаза и отвернулась, чтобы Эйгон не увидел этого проявления её слабости.

— Уходи, — глухо бросила она и повторила, но уже громче: — Уходи, Эйгон!

— Ты улетаешь завтра на рассвете.

Это стало последней каплей. Кроме того, что её практически выгоняют из собственного дома, разлучают с сыном, племянником и двором, так он ещё и не оставляет ей времени проститься! Схватив первое, что попалось под руку, Висенья бросила этим чем-то в Эйгона, но промахнулась. Ваза — а это оказалась именно она — пролетела на расстоянии ребра ладони от его лица.

— Проваливай, Эйгон! — яростно закричала она. — Проваливай и лучше не появляйся у меня на глазах, иначе я тебе их выколю! Проваливай, или, я клянусь, ты обретёшь врага страшнее, чем Дорн и Мечи и Звёзды! Проваливай!