Странно, что она вообще об этом ещё думает. Странно, что она с таким трудом к этому привыкает. Боли становится ещё больше. Всё наполняется ею, всё душит изнутри эти жгучим огнём страдания.

Что-то лопает, что-то сгорает под едким пламенем. Ты ведь могла бы это выдержать, да Лорен? Ты бы могла.

Но ты не выдерживаешь.

В панике пытаясь отойти куда-то и ухватиться хоть за какой-то предмет, девушка резко теряет сознание. Отключается полностью и впадает в бессознательное состояние своей души. Чувства покидает её. Рассудок теряет свою деятельность.

Она действительно проиграла.

- Зейн! Зейн, чёрт возьми! – Луи в панике кидается к девушке. – Зейн! Она не приходит в себя!

Он трясет тело Лорен со всей возможной силой, пытаясь хоть на секунду её заставить открыть глаза. Но она не двигается. Она не осуществляет ни движения.

- Что случилось? – Малик кидается в резком шоке и не может поверить в то, что видит прямо сейчас.

Лорен, будто мертва. Бледные складки лица. Кровь, которая едва тянется вдоль всего тела.

Томлинсон продолжает трусить девушку. Проверяет дыхание — оно есть. Слабое, медлительное, но оно есть. Она жива. Слава Богу, она жива.

- Её нужно сейчас же отвезти в медпункт, – в панике говорит Томлинсон, чувствуя, как следует действовать всё быстрее. – Она в ужасном состоянии, Зейн.

Зейн молчит. Он сжимает губы до боли и продолжает осматривать бессознательное состояние Лорен Грейсон. Нужно вести её к врачу. Срочно. Томлинсон прав.

Но Зейн. Разве он может сделать всё именно таким образом? Ни за что. Нет. Ни в коем случае. Он нервничает ещё сильнее и понимает, что не может дать действиям осуществиться в таком пугающем его порядке. Везти к врачу, значит сообщить обо всём случившемся своему отцу. А это влечёт за собой печальные для Малика события. Выговор. Отчёт о плохом выполнении своей работы.

Нет, Малик никогда не решится пойти на такое!

- Отнесём её ко мне, Луи, – твёрдо заявляет Зейн, давая понять о любом исключении возражений.

Но Томлинсон не может поверить своим ушам. Ему это не нравится. Его это злит.

- Ты серьёзно? Блять, Зейн, да она умереть может, ты понимаешь это или нет?!

Голос срывается. Нервы не выдерживают этого напряжения. Настойчивость окутывает Малика во всей своей ярости и он смотрит на своего приятеля именно так, как всегда смотрел в ситуациях, которые требуют его чёткого послушания. Ведь если Малик так сказал, значит так и должно быть.

- Ко мне, Луи, – грозно повторяет он. – Я сказал, нести её ко мне.

Всё. Разговор закончен. Пора действовать. Пора принимать хоть какие-то меры.

Луи остаётся без выбора, ведь разводить ссоры кажется слишком бессмысленно в такую напряжённую минуту. Поэтому в следующую секунду он уже бережно поднимает беспамятную Грейсон на руки и старается нести её вдоль зала так аккуратно, как только это возможно.

Он боится за неё. Как и Зейн, который слишком отчаянно пытается это скрыть.

- Милая, что опять случилось? – тихий голос мамы.

Она присаживается рядом. Лорен даже не смотрит на неё, но итак знает, что её мама Катрин выглядит очень взволнованно. Ей небезразлично. Ей единственной, кому не всё-равно.

- Я в порядке, – спокойно отвечает девочка, пытаясь бороться со своими слезами.

У неё нет настроения, но с этим стоит усиленно бороться. Делать вид, что подобное явление вполне нормально и что ничего плохого в этом совершенно нет. Только жаль, что маму никак не обмануть. Та чувствует, когда её маленький ребёнок погружен в мрачные мысли. Чувствует и делает всё возможное, чтобы подобное было можно исправить.

- Тебя что-то расстроило, Лори? – опять задаёт вопрос мама. Нежно так, ласково.

Её руки аккуратно сжимают плечи своего девятилетнего ребёнка и девочка непроизвольно расслабляется от подобной чуткости близкого ей прикосновения. Поддержка всегда дарит тепло. Она заставляет чувствовать себя лучше.

- Ничего, просто... – говорить так трудно. Голос Лорен так и срывается и произнести нужные слова почти не находится сил. Она пытается. Оборачивается к своей маме лицом и честно рассказывает о произошедшем: – Просто учитель танцев опять назвал меня бездарностью... У меня ничего не получается, мама. Опять.

Эти слова вызывают на лице Катрин улыбку. Женщина неловко позволяет себе наполниться яркими положительными чувствами и это вызывает немалый контраст с расстроенным выражением лица маленькой девочки. Почему же её мама улыбается? Почему совсем не грустит, как она сама? Это выглядит очень странно.

- Лори, — мягко произносит женщина. Сжимает ладошку своей дочери и спокойно вздыхает, надеясь набраться достаточной убедительности для нужных объяснений. – Ты, как всегда, так близко всё принимаешь к сердцу, милая. Но знаешь. Именно эта черта твоего характера мне нравится в тебе больше всего, солнышко. Ты ранимая. У тебя глубокая душа.

Мама опять улыбается. Она смотрит искренне, чувственно и голубые глаза этой женщины не могут не внушать доверия. Лорен чувствует, что ей самой становится радостно. Хоть это кажется странным, но она просто радуется тому, что её мама хоть что-то положительное видит в своём ребёнке.

- Но моему тренеру, видимо, моя ранимость не кажется очаровательной, – грустно заявляет Лорен, печально опуская взгляд. – Ему, наверное, вообще ничего во мне не нравится. Он всегда говорит, что я плохо танцую.

Ну вот. Девочка опять начинает сомневаться в своих силах. Это на неё так похоже. Эта слишком сильная восприимчивость к чужому мнению, эта неуверенность в том, что она всё делает правильно. Лорен мягкая. А мягким людям не так просто бороться с жизненными трудностями.

- Лори, послушай, – Катрин слегка повышает тон своего голоса и терпеть она говорит уже намного строже прежнего. – Ты всего год занимаешься танцами, разве твой преподаватель не слишком спешит с выводами?

Это не помогает. Лорен продолжает выглядеть убитой горем и её светлые глаза так и продолжают отдавать сильной болью. Она расстроена. И её мать понимает это чувство, но сейчас она просто должна сделать всё возможное, чтобы его уничтожить.

- Ты никого не должна слушать, солнышко, – опять говорит Катрин. Она старается не повышать тон своего голоса и придавать своим интонациям лёгкости, но моментами не удавалось. Так и хотелось строгим тоном отдать приказы своей младшей дочери, как он делала со старшей. Но, нет. Так нельзя. Лорен не Лилит. С ней такая тактика не закончится чем-либо хорошим.

- Я тоже могу сказать что-то плохое и что? Это должно заставить тебя перестать заниматься любимым делом? – вдруг произносит женщина. Глаза Лорен тут же наполняются испугом, но Катрин пытается сменить направление своих слов. Нет. Она, конечно же, не говорит это всё серьёзно. – Лори, ты просто не должна слушать чужое мнение. Не им решать, что у тебя получится, а что нет. Не им судить тебя, понимаешь, милая? Не им. А только тебе.

Она понимает. Лорен поворачивается к маме и смотрит на неё во все глаза, так и впитывая в себя каждое сказанное своим родителем слово. Да. Она понимает.

Не им судить. Не им решать.

Она просто должна в это поверить. Она просто должна это признать.

Теплота от поддержки мамы опять успокаивает и наполняет сердце Лорен нежностью. В такие моменты она чувствует себя самой счастливой на свете, ведь рядом с ней есть именно тот человек, который всегда будет верить в её силы.

Лорен любит свою мать. Любит настолько сильно, что в этот момент вне сомнений для себя признает — у неё действительно всё получится.

Глаза резко открываются. Девушка жадно заглатывает воздух и впадает в глубокий шок, не сразу понимая то, что с ней сейчас происходит. Какие-то стены кругом. Аккуратно-обставленная мебель, красивый интерьер вместе с располагающей к себе обстановкой.

А потом и широкая кровать, на которой Лорен обнаруживает своё местоположение. Кровать? Господи, что она здесь делает?

Мысли начинают лихорадочно перебегать от одной к другой и девушка теряется в своих же собственных догадках. Всё кажется чужим в этом помещении. Не тем, где она должна была находиться.