О, нет…

Я знал, что это было. Он просто планировал занять все то время, которое осталось у нас до второй недели августа. Внезапно, я понял, что даже не знал точную дату его отъезда.

Может это и к лучшему – у меня не будет возможности отсчитывать дни в обратном порядке. Но я хотел знать. Я предпочел бы знать, когда именно наступит утро, в которое он появится у моего дома в заполненной коробками машине, чтобы обнять меня на прощание.

- Когда точно ты уезжаешь, Джерард? – осторожно спросил я, стараясь выглядеть не слишком навязчивым.

- Девятого августа. Но мы не будем об этом думать, хорошо? Хочу, чтобы мы весело проводили время, ни о чем не беспокоясь, - он наклонился ко мне чуть ближе, потому что гул голосов вокруг стал громче. – Мы будем притворяться, как будто этим летом ничего не изменится, и наслаждаться каждым проведенным вместе днем, хорошо?

- Хорошо, - согласился я, не уверенный, что у меня вообще был выбор.

Он только что накормил меня таким количеством обещаний, что просто хотелось ему поверить. Я очень надеялся, что у него действительно получится отвлечь меня от постоянных мыслей о его скором отъезде.

Я знал, что он говорил мне все это не просто так. Я понимал, что он думал так же, как и я – теперь, когда школа была официально окончена, мы лишились того последнего чувства надежности, что она нам давала. В то время, как мы ходили на занятия, у нас еще была гарантия на то, что до августа оставался целый месяц и пара недель. Теперь же, после вручения аттестатов, было страшно представить, как быстро полетят дни.

Внезапно я почувствовал себя сильно смущенным под его пристальным взглядом, он буквально заглядывал мне в глаза, не давая отвернуться.

- Мы проведем это лето вместе, - как клятву произнес он. – Нам еще так многое нужно сделать.

Прежде чем я успел спросить, что именно он имел в виду, Джерард быстро сжал мою ладонь еще раз и пообещал, что мы поговорим об этом позже. Гэри и Донна стояли недалеко от дверей – их недовольные хмурые лица давали понять, что ему лучше было бы поторопиться, потому что вряд ли они хотели задержаться в этом месте хотя бы на одну лишнюю минуту.

По пути домой моя мама была вся в слезах.

- Ты и Джерард… Вы так красиво смотрелись вместе.

- Спасибо.

Мне нравилось слышать, что мы хорошо выглядели рядом друг с другом.

- Так жаль, что отец не смог увидеть тебя таким. Ты так быстро вырос… И я знаю, что сейчас он наблюдает за тобой, я знаю, что он гордится своим сыном… - ее голос дрогнул, и вот дерьмо, она снова начала плакать.

Я только что, черт возьми, окончил среднюю школу, но по каким-то непонятным причинам я не ощущал ничего, кроме апатии. Я всего лишь принял этот факт как должное, как что-то, что приходит и уходит, оставаясь в прошлом; просто очередной шаг навстречу взрослой жизни, которая чертовски пугала – мне было почти восемнадцать, скоро я должен буду искать работу, поступать в колледж, планировать карьеру. Моя жизнь, по сути, только начиналась. Блять.

Я отлично понимал все это, но почему-то оставался убийственно безразличным. Моя мама сидела за рулем с красным носом и слезящимися глазами, и что, блять, я должен был сделать? Почему она раздувала такую трагедию из сегодняшнего вечера? Я просто получил какую-то жалкую бумажку с оценками… вот и все, ничего сверхъестественного.

Наверно, причина в том, что я был занят совсем другими мыслями.

Ее слова об отце нашли незамедлительный отклик в моей голове. Я ненавидел говорить о нем. И дело не в том, что я все еще скорбел или замыкался в себе, просто любые упоминания о нем приводили меня в отчаяние. Я был лишен возможности расти на глазах у своего папы, я потерял его, когда мне было восемь.

Единственное, что у меня осталось от него, это всего лишь одна наша совместная фотография. Я хранил ее в своей коробке памяти. Мы сидели на земле, мне было семь лет, и мы оба широко улыбались, смотря в фотоаппарат, который держала мама. Я был рад, что она сделала тогда этот снимок, потому что теперь, посмотрев на него, я мог оглянуться назад и восстановить в голове некоторые воспоминания, которые со временем постепенно стирались.

Их было не так много. Например, я помнил, как однажды ехал с ним на машине. Мы направлялись к магазину видеопроката. Я сидел на заднем сиденье, а папа расспрашивал меня, какой фильм я бы хотел посмотреть.

Я был так взволнован тем вечером. Наша семья не часто могла позволить себе лишние расходы, но когда имелась такая возможность, мой папа всегда придумывал для меня что-нибудь особенное. В большинстве случаев я просто хотел, чтобы он брал меня с собой в какое-нибудь кафе с фаст-фудом. Он знал, как я обожал открывать бумажный пакет с едой и находить там очередную игрушку.

Все остальные детали, которые я мог вспомнить о своем отце в повседневной жизни, казались бы привычными и обыденными, но сейчас они значили для меня все, потому что больше у меня ничего не было. И я определенно не хотел думать об отце, сидящем за рулем. Он погиб в автокатастрофе. Пьяный водитель врезался в него, проезжая на красный свет. Мой папа умер мгновенно; серьезный перелом шеи оказался травмой несопоставимой с жизнью. Тот человек, который убил его, был доставлен в больницу в критическом состоянии и скончался в ту же ночь.

Мне было всего восемь. Я действительно не понимал, что папа больше никогда не вернется домой. Даже на его похоронах я непонимающе смотрел на закрытый гроб и постоянно спрашивал у мамы, что было «в этом большом ящике».

- Мам, что здесь делает этот большой ящик? Что в нем?

Мне хотелось раскидать в стороны огромное количество лежащих сверху букетов, таких ярких и пушистых, и когда я дотянулся своими маленькими руками до одного из них, то замер на месте. Я держал цветы прямо перед своим лицом и с любопытством разглядывал их, а потом посмотрел на маму, все еще ожидая ее ответа.

Но она ничего мне не ответила. Я видел ее глаза, распухшие от слез, и, как и любого другого ребенка, вид расстроенной мамы расстроил и меня самого. Положив руку мне на плечо, она крепко прижала меня к себе, а потом сказала поцеловать этот черный деревянный ящик. Как только я сделал это, мама увела меня на место до того, как началось отпевание.

Я не мог понять, почему всем вокруг меня было так грустно, и почему мы находились в просторном зале со стройными рядами деревянных скамеек и красивыми шторами. Эти богатые на вид шторы висели прямо позади большого черного ящика.

Я помню свою маму, которая невнятно пыталась объяснить мне, что папа, мой родной папочка, был там.

- Нет! Папа не может там быть! Это неправда! Почему он там лежит? Почему он не выходит?

Я сорвался с места и, подбежав к гробу, стал отчаянно стучать в него своими маленькими кулачками.

- Папа, папочка, выходи! Мы с мамой хотим тебя увидеть!

Но он так и не вышел.

Некоторое время после похорон я почти не разговаривал, долго стараясь понять, почему все это произошло. Теперь, когда я вспоминал себя в тот период, я чувствовал неловкость из-за того, что многое тогда не понимал.

- Мам, не плачь. - Сейчас ее слезы это последнее, что я хотел видеть.

Потеря отца в раннем возрасте не причинила мне какой-то сильной психологической травмы, возможно из-за того, что я уже привык жить без него. Конечно, было больно об этом вспоминать, но я знал, что я ничего не могу изменить или повернуть время вспять.

- Я горжусь тобой, Фрэнк. Я действительно тобой горжусь.

Я был рад видеть, что мама постепенно успокаивалась. Это означало, что мы могли вернуться в настоящее и не вспоминать прошлое. Понятное дело, что она провела много лет с моим отцом и, безусловно, любила его, поэтому ей причиняло большую боль то, что произошло, но я не хотел, чтобы она поднимала эту тему в мой выпускной вечер.

- Ты уже задумывался о будущем? Потому что совсем скоро ты начнешь взрослую жизнь.

Я закатил глаза. Удивительно, как быстро она умела менять тактику поведения – сначала плачет из-за отца, а уже в следующую минуту начинает действовать мне на нервы. Она, блять, издевается?