Я убрал руку, покраснев, а он только улыбнулся. Усмехнулся, если быть точным.

Что он, черт возьми, задумал?

Затем он поднялся, заставляя меня сделать то же самое. Я встал перед ним, не шевелясь. Я ждал, что мы выйдем из моей комнаты, так как мы даже не говорили ни о чем путном. Я предполагал, что он хотел отвести меня к своей машине, чтобы мы могли немного покататься перед ужином.

Но вместо этого он снова взял меня за руку и провел ею по своей заднице.

Его зад казался прекрасным и компактным, засунутый в эти джинсы или чертовы велюровые штаны, это уже не имело никакого значения. Господи Иисусе, я так его сейчас ненавидел. Я был ужасно смущен, но в то же время мне нравилось все происходящее, и я мог желать лишь того, чтобы он схватил меня также.

Затем он оттолкнул меня, игриво делая выговор.

- Ах, Фрэнки, ты плохой мальчик. Твоя мама дома.

- Ну, извини. Трудно сопротивляться тому, к чему ты меня сам принуждаешь! – огрызнулся я в ответ, сгорая от гребаного смущения. Я неподвижно стоял на одном месте, ожидая от него каких-нибудь движений. Я не знал, что делать.

Он лишь посмеялся надо мной, прямо мне в лицо, и сказал:

- Я знаю, что тебе это нравится, - он хлопнул себя по заднице, а потом плюхнулся на мою кровать, тестируя матрас на мягкость и проверяя, как глубоко его лицо может зарыться в одну из моих двух подушек.

- Твоя подушка пахнет тобой, - прокричал он, уткнувшись в нее, но я все равно мог четко его расслышать.

- Ну, может, потому что это моя чертова подушка?

Он обернулся и посмотрел на меня.

- Не надо мне тут умничать, мальчик, - хихикнул он и забегал взглядом по моей комнате, как счастливая гребаная девочка, рассматривая мое имущество.

- Итак, я вижу, ты сегодня разоделся довольно разноцветно, - заключил я, когда мы вместе сели на кровать.

- Ага… я не хотел, чтобы твоя мама меня возненавидела, потому что многим взрослым не нравится, когда я облачаюсь во все черное. Это очень приятно, что она пригласила меня на ужин, поэтому я не хотел отнестись к ней неуважительно.

- Это очень мило с твоей стороны. Обычно тебе наплевать на такие вещи.

- Ну, когда это касается дорогих для меня людей, мне не наплевать.

Наступило секундное замешательство, пока я отвернулся, скрывая смущение.

- Ты читаешь Клайва Баркера, - заявил он, смотря на книгу, которую я читал до того, как он пришел. Я был впечатлен тем, что он это заметил.

- Да… мне нравится его стиль. Все так странно и мрачно. Он удивительный писатель. Ты читал его книги?

- Да, читал. У него всегда неожиданные повороты, это так необычно. Круто, что нам нравятся одни и те же вещи.

Я мог поклясться, он специально изящно похлопал ресницами, глядя на меня.

Он откинулся назад на локти, вытягивая свои крепкие стройные ноги к подножию кровати. На несколько секунд он опустил глаза на свою рубашку, что-то там разглядывая, и я воспользовался моментом, чтобы снова рассмотреть его по-быстрому – всего на одно мгновение, - пробегаясь взглядом по его телу сверху вниз.

О боже. Я действительно должен был с ним согласиться. Они на самом деле использовали слово «Петух» в качестве замены слова «Бог» в определенных клятвах. Все казалось так, что его чересчур узкие штаны слишком наглядно обтягивали и демонстрировали все, что под ними находилось, и из-за этого складывалось впечатление, что он был в полувозбужденном состоянии. Я задался вопросом – а не было ли так на самом деле? Так что я присмотрелся тщательнее, прищуривая глаза и пытаясь определить, был ли у него стояк или же его просто наградила природа.

- Что-то не так?

Мои глаза резко вернулись к его лицу. Ну, блять, он снова меня застукал!

- Эм, нет… - тихим хриплым голосом ответил я. Мое лицо так быстро вспыхнуло, что я был вынужден отвернуться.

- Так что у нас будет на ужин, Фрэнки?

- Эм, да так… просто паста… я думаю.

- Круто… так, ладно, чего же ты ждешь? Давай уже, покажи мне свои причиндалы!

О мой бог. Он хотел это сделать. Он хотел, чтобы я снял с себя одежду и устроил для него шоу. Я слишком резко повернулся к нему, смотря на него с недоверием.

- Что ты сказал?

- Покажи мне, что у тебя есть. У нас еще полно времени до ужина…

Я покраснел еще сильнее, округляя глаза.

- Я не хочу… - пробормотал я.

- Почему нет? Ты что-то скрываешь? Ты хранишь там наркотики или что-то еще?

Запутанным взглядом я снова смотрел на него. Наркотики? В моих штанах? Что за фигня?

- Нет, ничего я не скрываю…

- Я должен попросить? Хочешь, чтобы я встал на колени? Мы должны чем-нибудь заняться, пока не будет готов ужин, правильно? И я не понимаю, почему ты вдруг стал таким застенчивым… я не предложил ничего такого.

- Эм, на самом деле предложил… - прервал его я, немного рассердившись. Я не был к этому готов. Это было так внезапно, и, господи, моя мама находилась внизу… и о нет, нет, нет, он собирался воспользоваться мной, потому что я был слаб. Я не мог – не хотел – этого делать. Я любил его больше всего на свете, наверно, даже больше, чем свою маму, но… блять. Я был к этому не готов. Я не знал, как… - Джерард, я… я не хочу снимать свою одежду, - прошептал я. – Я не хочу это делать.

Он уронил челюсть, отчего его рот слегка перекосило.

- Ты не должен раздеваться, чтобы показать свою комнату, Фрэнки.

- Что? Вот дерьмо, извини… я думал, что ты имел в виду… мои причиндалы и… показать их… о мой бог, - я закрыл лицо ладонями, качая головой, ведя себя как малолетка.

- Забудь о своих грязных мыслишках, извращенец! - засмеялся он.

Мы просто возились со всякой ерундой (не так, как я первоначально это себе представлял) в моей комнате в течение нескольких часов, убивая время. Это было странное чувство – позволить кому-то окунуться в твой мир, показывать ему некоторые вещи, которые у тебя были, или книги, которые тебе нравилось читать.

Но все же я пока не спешил рассказывать ему о своей коробке памяти. Никто никогда ее не видел. Я был вполне уверен, что даже моя мама не знала о ее существовании. В ней я хранил фотографии и всякие каракули, нарисованные во время уроков; иногда я мог смотреть на них и огораживаться от реальности. У меня не было фотоальбома, так что я просто скидывал в коробку все свои фотографии. Она была надежно спрятана под кроватью. Я не хотел, чтобы кто-то знал о ней, потому что наличие секрета заставляло меня чувствовать себя особенным. Никто не знал о коробке, но я, конечно же, хотел рассказать о ней Джерарду. Я действительно доверял ему и не боялся перед ним открыться. Возможно, тогда он счел бы меня более интересным.

Когда я размышлял об идее поделиться с ним секретом, мама позвала нас вниз, объявив, что ужин готов.

Мы сели за стол рядом друг с другом, и я молился Богу, чтобы не размазать чертов томатный соус по своему подбородку.

Как только наши полные тарелки оказались перед нами, он сморщил нос и наклонился вперед, глубоко вдыхая исходящий от еды аромат.

- Ммм! Чувствую, будет вкусно. Я умираю с голода, - оповестил он.

- Вот и хорошо. Тогда кушайте, - приветливо ответила мама, горя желанием, чтобы у меня был друг для поглощения ее еды.

Этого не происходило в течение нескольких лет. И этот момент был особенный не только для меня, но и для нее тоже, так что она сполна собиралась им насладиться. Иногда мне было ее жаль. Я спрашивал самого себя, каково это – жить под одной крышей со своим странным ребенком, который едва ли разговаривал с ней или кем-либо еще.

Все время ужина она расспрашивала Джерарда, задавая ему все эти раздражающие родительские вопросы, благодаря которым они пытались узнать как можно больше о ваших друзьях. Типа «Где ты живешь?» или «Как дела в школе?», но он очень вежливо отвечал на каждый с этой миленькой улыбкой на своем гребаном идеальном лице. Мама посмотрела на меня взглядом «Фрэнки, я одобряю», а я впился в нее ответным взглядом, читающимся как «Мама, отвали. Мы не встречаемся».