Я страдал. Я чувствовал, как мои глаза горят, наполняясь слезами. Он был самим совершенством, в то время как я был с изъяном, и я чувствовал, что если он позволит мне обнять его, я испорчу его красоту, словно те запрещенные химические вещества, к которым он пристрастился. И мне больше не к чему было стремиться, как просто лежать рядом и прижиматься к нему. И я бы закрыл глаза и вдыхал его запах. Он был сильным и мужественным, но в то же время и таким женственным, он был идеальным. Мне хотелось ощущать его дыхание на моем затылке, в то время как он утешает меня. Мне хотелось раствориться в его объятиях, стать его заложником.

- Фрэнки, - прошептал он. - Почему ты так смотришь на меня?

Я закусил губу, чтобы она не дрожала, но безуспешно. Я не мог оторвать от него своих глаз, они были полны слез, и я знал, что если отведу взгляд, то они скатятся по моим щекам.

Джерард… я просто хочу, чтобы ты меня любил…

И я зарыдал.

Он быстро сел, изучая меня глазами полными беспокойства.

- Эй, что случилось? - его руки легли на мои подрагивающие в такт рыданиям плечи.

Я хочу, чтобы ты любил меня, хочу, чтобы ты обнимал меня. И мне очень хочется обнять тебя в ответ.

Его руки успокаивающе поглаживали меня, и я повернулся к нему. Схватив в кулаки его большой черный свитер, я тихонько плакал, уткнувшись в его грудь и беспомощно глядя вдаль.

Наконец моя мечта сбылась. Он обнимал меня, но всего лишь от жалости, а вовсе не от любви.

- Не плачь, - шептал он, его тепло защищало меня от всего остального мира. – Что случилось?

Я ничего не ответил. На самом деле я не мог, так как мой рот был полон слюней и соплей, и в любом случае это не имело бы никакого смысла. Я тихонько поскуливал и дрожал. Кроме того, я бы пускал слюни на него. Моя хватка на его рубашке ослабла, словно сила в пальцах моих дрожащих рук медленно растворялась в воздухе вокруг нас.

- Фрэнки, давай, сядь. Поговори со мной, - Джерард удерживал меня, пока я окончательно не отпустил его, и даже после этого его рука осталась покоиться на моем предплечье, хотя я уже сидел сам по себе.

Я молча размышлял о том, что думают о нас и о нашей близости люди, любой проходящий мимо человек и видящий двух взволнованных подростков. Было бы интересно узнать, что за мысли промелькнут в его голове.

Это было унизительно. Я был на улице и плакал. Незаметный, жирный, рыдающий лузер, сидящий в парке. Хуже было только то, что Джерард мог видеть мое пухлое, разбитое лицо прямо перед собой. Когда все закончится, мне будет абсолютно плевать на всех тех, кто проходил мимо и, должно быть, видел меня таким. Важным был лишь один вопрос: как мне смотреть в глаза Джерарду, после того, что он сейчас увидел и услышал?

Униженный, я вытер влажную от слез кожу рукавами своего свитера и пару раз прерывисто вздохнул. Покуда последняя соленая капля катилась по моим губам, я чувствовал, какими они стали пухлыми, горячими и влажными. Я спрятал лицо в ладонях на пару минут, все знают, как они безобразны, когда плачут. Такому как я - не стоит лишний раз и говорить - совершенно не нужно дополнительно уродовать свое лицо.

- Фрэнки, милый, покажи мне свое лицо. Не прячься, все хорошо, - мягко сказал он, все еще слегка поглаживая мою руку.

Я шмыгнул носом и снова вытер лицо, надеясь освежить его, затем медленно убрал руки. Строго нахмурившись, я уставился вниз на растущую траву. Ненавидел плакать перед людьми. Это было хорошо только в том случае, если я находился в своей комнате один, потому что тогда чувствовал себя довольно хорошо, чтобы выплакаться. Когда никто не наблюдает за твоим каждым движением, ты чувствуешь себя нормально, и это облегчает все твои разочарования и печали.

Моим тайным, запретным удовольствием было любование своими губами в зеркале, так как они слегка припухали и выглядели потрясающе. Я сидел и позировал, наблюдая, как они двигаются, смыкаются и размыкаются, пока кровь не отливала от них, возвращая тем самым им прежние форму и размер. Я всегда был очарован тем, как мои губы выглядели, но не знаю почему. Может потому, что они заставляли меня чувствовать себя сексуальным. Мне бы хотелось поцеловать кого-нибудь с такими же губами.

Джерард сидел передо мной, однако, я знал, он скорее осуждал меня и думал. Какое же я ничтожество, какой урод.

- Прости, - сказал я, не поднимая глаз. Все было не так уж и плохо, он согласился прийти на ужин, но после я начал думать о себе и мне стало грустно. Сам того не желая, я был таким эгоистичным. Мне хотелось, хоть на секунду, чтобы я смог жить моментом, позабыв обо всех своих невзгодах. - Мне так жаль.

- За что извини, малыш?

Он продолжает называть меня малышом.

- Прости за мои слезы. Я такой неудачник… послушай, если хочешь, мы можем пойти домой, – предложил я, моля Бога, чтобы этот кошмар закончился как можно скорее. Набираю очки, выставив себя полным идиотом перед таким замечательным человеком – очнись, блять, сейчас же!

- Нет-нет. Не хочу оставлять тебя. Мне хочется знать, почему тебе грустно.

О, Господи, если бы ты только знал.

- Я просто подумал кое о чем…

Он притянул меня к себе и уложил рядом с собой, обнимая при этом своей левой рукой: «А теперь скажи мне, что не так. Серьезно. Я хочу знать, потому что ты всегда ведешь себя так, как будто бы наступает конец света, и блять, друг… если мы будем захвачены, я просто обязан это знать».

Я хмыкнул и слегка толкнул его: «Ты тормоз».

- Так ответь, почему ты снова всех игнорируешь?

Я простонал, желая как можно скорее покончить с этой темой.

- Я просто хочу настоящих друзей. Помнишь, я рассказывал тебе, как они пытались заставить меня пить и заниматься прочей фигней? Так вот… я просто хочу друга, который любил бы меня таким, какой я есть.

- Ты мне нравишься таким, какой ты есть, - он понизил голос, ставший таким тихим с хрипотцой, и прижался щекой к моим волосам. – Они больше ничего не значат. Если они пытались изменить тебя, переделать в кого-то другого, то оно того не стоит.

Мое сердце внезапно ожило, глухо и жестко отдаваясь пульсом в моих венах. Я мог чувствовать его дыхание, касающееся моего затылка. Казалось, слова, что он произнес, были только для меня и больше ни для кого. Только я их слышал. Играющие внизу на площадке маленькие дети не могли слышать его голос. Кто-то прогуливающийся перед нами не смог бы расшифровать магию слов, что он шептал мне на ухо. Я был единственным человеком, которому он это говорил, причем таким откровенным образом.

- Знаю. У них появилась своя жизнь, полная развлечений и веселья. Они забыли о моем существовании, им стало плевать на меня, потому что я не такой как они.

- Не думай об этом. Они неудачники. Помнишь, как я говорил тебе, что нуждаюсь в ком-то, с кем мог бы поговорить?

- Да.

- Хорошо, - продолжал он все тем же низким голосом. – Думаю, ты должен осознать тот факт, что ты нужен, Фрэнки. Ты особенный. Но также я знаю, что и тебе тоже нужен кто-то.

- Да, – согласился я, пытаясь понять, к чему он клонит.

- Позволь мне быть твоим лучшим другом, - шептал он, обнимая меня за талию.

- Ты мой лучший друг. Ты мой единственный друг.

- Расскажи мне все, - шептал он.- Я хочу помочь тебе.

- Что «всё» тебе рассказать? – что я должен был сказать? Мои глаза кричали, что он еще должен был знать? Я неудачник и точка.

- О себе. Если мы лучшие друзья, то ты можешь рассказать мне абсолютно обо всем и можешь доверять мне. Я тоже хотел бы тебе многое рассказать.

Интересно, он почувствовал мои складочки жира? На самом деле он мог. Они были здесь, на талии, как раз там, где находились его руки. Неужели он не находил это отвратительным? Почему он не уберет руки?

- Тогда скажи мне кое-что, - сказал я, устраиваясь поудобнее в его объятиях. – Почему на самом деле у тебя нет друзей?

- Я уже говорил тебе об этом.

- Да, но…

- Что но?

Мне хотелось знать правду с тех пор, как мы встретились. Я никогда не видел его в компании за обедом, но все же…