Наши колени и бедра постоянно соприкасались, пока мы лениво переставляли ноги. Мы не планировали движения, все происходило совершенно естественно, пока мы танцевали посреди комнаты.

Я цеплялся за него все отчаяннее, прижимался все ближе, заполняя свои легкие странным комфортом при каждом вдохе. Сегодняшним вечером он не пах сигаретами. Мне нравилось, когда от него пахло чем-то другим, не дымом, потому что тогда его запах не напоминал запах смерти. В такие моменты он был слишком живым. Я продолжал таять в его объятиях, обнимая и зарываясь лицом в шею.

Сегодня я должен сказать ему все. Эта гребаная песня словно посылала моему сознанию тайные сообщения, перекрывая силу воли. Мое тело дрожало с каждым ударом взволнованного сердца.

Я не хотел, чтобы мной повелевало только лишь отчаяние, я не хотел опускаться до этого. Я хотел бы произнести эти слова в другом месте и при других обстоятельствах, чтобы они не звучали так, как будто я был вынужден их произнести… он просто может подумать, что я пытаюсь привлечь внимание, но я не мог бороться с собой… я нуждался в нем так чертовски сильно…

Музыка вызывала во мне чувства и слова, которые я отвергал в течение всего лета, и вытягивала их наружу. Я больше не мог контролировать все это. Мы были поглощены, растворены в мелодии, мы парили под музыку, словно духи, растворяясь в словах. Он сам был тем тайным сообщением в моем подсознании, потому что он был в музыке. Он был моей музыкой. Он был причиной, почему я сейчас находился здесь и слушал эту музыку, и оно – тайное послание в голове – снова и снова повторяло мне, что я был в отчаянии, что он скоро уедет… все это, скорее, выглядело, как напоминание.

Волна глупого любопытства накрыла меня; и уже в следующий момент кончик моего языка, протолкнувшись через губы, вдруг медленно заскользил по его плечу. Единственной реакцией на этот жест были мурашки, мгновенно покрывшие его кожу. Я пытался ненавязчиво качаться бедрами навстречу его телу, как можно аккуратнее и медленнее. Мне было трудно координировать свои движения.

Испытывая непонятно откуда взявшуюся храбрость, я засосал маленький участок кожи на его плече. Я чувствовал, как она натягивалась между губами, слегка солоноватая на вкус. Но мне нравилось это. Я просто хотел ощутить каждую эмоцию, проходящую сквозь меня, я хотел запомнить его кончиками пальцев и линиями наших соприкасающихся тел. Я знал, что он защитит меня.

Орган продолжал преследовать меня. Он словно несся по моим венам и выталкивал наружу чувства, сидящие глубоко под кожей, а песня все играла и играла… снова и снова…

Я убрал с его шеи одну из рук и просунул ее между нашими телами, а затем коснулся его. Мягко накрыв ладонью его ширинку, я слегка надавил, сгибая кончики пальцев.

- Почему ты трогаешь меня там? – спросил он, моментально напрягаясь. – Фрэнк, не делай этого… пожалуйста.

Мои чувства постепенно выстраивались и мчались на поверхность, словно пузырьки в кастрюле с кипящей водой. Кожа горела и чесалась, когда они все собирались под ней, ожидая подходящего момента, чтобы наконец вылиться на свободу. В итоге эти пузырьки просочились через глаза и потекли по щекам горячими струйками под непрекращающуюся музыку, которая и стала их причиной.

Вторая рука также ослабила хватку на его шее и открытой ладонью оперлась на плечо Джерарда.

- Ты хочешь лечь со мной? – спокойно спросил я, все еще не убирая руки с его паха.

Про себя я отметил, что он не предпринимал попыток поддаться или продолжить контакт. Он не двигался вообще. А еще совершенно не был возбужден.

- Что?

- Ты хочешь переспать со мной? – повторил я громче, смерив его твердым взглядом.

Он покачал головой.

- Я… нет, Фрэнк, нет, я не хочу. И, пожалуйста, прекрати меня трогать.

- Пожалуйста… мамы нет дома… мы можем сделать это. Мне нужно прикоснуться к тебе, я хочу. Разве ты не говорил мне это прошлой ночью в своем признании?

Несмотря на его протест, я продолжал трогать его. Я собирался снова заставить его чувствовать себя хорошо. Одной ночи было недостаточно. Он заслуживал большего.

- Фрэнки, нет, я просто пошутил. Я не хочу заниматься сексом.

Он перехватил меня за запястье, пытаясь убрать от себя мою руку, но я был настойчив, и наконец, блять, начал чувствовать его растущее возбуждение. Мое лицо горело не только от высокой температуры, но еще от просачивающейся сквозь кожу уверенности. Я ненавязчиво подводил его к краю моей кровати, песня до сих пор играла, мои глаза слезились, и, достигнув своей цели, я усадил его и попросил откинуться назад.

- Зачем? Что за…

Ничего не объясняя, я толкнул его на спину и встал на колени между его ног. Он попытался сесть и в очередной раз спросил, что я творю, но я лишь снова толкнул Джерарда на кровать и принялся расстегивать его брюки.

- Что ты делаешь? – задыхаясь, проговорил он, напрягаясь изо всех сил, чтобы смотреть на меня. Он выглядел испуганным.

- Я собираюсь отсосать тебе.

Он издал звук, который заставил меня подумать, что он вот-вот лишится чувств. Я уже зажимал между пальцев собачку на его молнии, когда он рывком поднялся и вцепился в мои руки, отрывая их от себя.

- Даже не думай, блять, этого делать, - по-прежнему тяжело дыша, прошипел он.

- Но я хочу, Джерард.

- Нет. Я никогда не хочу снова видеть тебя на коленях перед собой, ты понял?

- Почему? Да что с тобой не так? – я плакал, сидя на полу между его все еще разведенных ног, и слезы текли по щекам, оставляя противные влажные дорожки, которые стягивали кожу.

- Это, блять, с тобой что не так? Это неправильно. Не надо, ладно? Это… отвратительная идея.

- О, так мы больше не практикуем подобные вещи?

- Какие вещи? Черт, да мы занимались сексом всего два раза!

- Ты говорил, что мы занимались любовью. Зачем ты сказал это, если ты не хочешь…

- Фрэнк, я сказал правду, все так и было, но… но мы не можем… о, боже…

- В первую гребаную ночь ты сказал, что мы разделяли дружбу, в другую ночь ты сказал, что мы занимались любовью. Что это, блять, значит, Джерард? Что значит вся эта хуйня? Друзья не трахают друг друга!

- Но мы лучшие друзья… мы партнеры… мы доверяем друг другу, и это все значит намного больше, чем…

- Нет! Даже, блять, не начинай! Оставь эту ебаную чушь про друзей! Ты, блять, знаешь, что я хочу большего! «Мы делимся дружбой», ну что ж, все, что тебе удалось сделать, это дать мне гребаную надежду, а потом причинить мне боль… это не дружба!

- Все, что я имел в виду, это то, что мы заботимся друг о друге, доверяем и… и мы не… боль…

Он всхлипнул. Я точно это слышал. Его голос всегда становился слабее и тише, когда он пытался удержаться от слез, но нет, пошло все к черту, я больше не мог это выносить. Я видел, как расширяются его глаза, а взгляд становится помутневшим на фоне музыки, которая все еще громко играла в комнате. Ну что ж, мне совсем его не жаль, может, он наконец испытает ту проклятую боль, которая разъедала меня последние четыре месяца.

- Фрэнки, ты не понимаешь, ты очень важен для меня…

- Тогда, блять, прекрати флиртовать со мной, потому что друзья не флиртуют. Эти тупые заигрывания просто усиливают сексуальное напряжение, что заставляет тебя хотеть другого человека совсем не в дружеском плане. Ты, черт возьми, должен это знать! Ты, блять, должен! Как ты можешь кусать меня, облизывать, обнимать и целовать, постоянно лапать меня, а потом утверждать, что мы просто друзья? Это все ебаная ерунда! Я, блять, люблю тебя! – прокричал я; мой голос становился более хриплым с каждым новым словом.- Ты мне нужен. Ты нужен мне здесь, рядом, а не в Нью-Йорке. Пожалуйста… - умолял я отчаянно, сжимая его колени, уже не обращая внимания на собственную гордость.

Я продолжал плакать, снова потянувшись трясущимися руками к его ширинке, чтобы уже расстегнуть эту чертову молнию.

- Фрэнки, прекрати. Серьезно. Не говори так. Я начинаю думать, что обманываю тебя, что все это неправильно, потому что я так привык, что все ненавидят меня и причиняют боль. Иногда я просто не понимаю, почему ты не относишься ко мне так же. Мне кажется, что я лишь манипулирую тобой, вызывая у тебя чувство жалости ко мне.