Я ненавижу людей в школе, поэтому не так уж далеко и продвинулся в социальном аспекте. Но это моя собственная вина. Я все делаю так. Это та жизнь, которую я сам создал для себя. Не то чтобы у меня есть какой-то страшный секрет, нет. Просто это ужасно - не иметь родителей рядом с самого детства, но ничего, я в порядке.
Но все же я держусь в стороне ото всех, как если бы что-то скрывал от них. После, приходя домой, я ненавижу себя и плачу пока не засну, так как считаю, что все ненавидят меня – и это печально. Я и в правду плачу до тех пор, пока не усну – но это вся моя ненависть к самому себе оборачиваются против меня же, потому что я игнорирую их первым. Может быть, я действительно чрезмерно высокомерен? Кто знает, кто знает…
Но я не виню их за то, что они закрывают на меня глаза, так как я скучен и отвратителен. Не думаю, что в моей голове есть еще хоть что-нибудь, кроме безграничной депрессии, так что я вряд ли был бы им хорошей компанией.
Каждую ночь после встречи с Джерардом, я продолжал просыпаться с мыслями о нем. Мне хотелось знать, чего он хочет от меня, потому что никто никогда до этого момента не заговаривал со мной, но потом снова вспоминал, что первыми словами, сказанными им, были: «Пойдем на Pixies».
Таким образом, я снова и снова приходил к выводу: меня использовали. Бьюсь об заклад, как только его родители узнают, что ему есть с кем пойти, то сбежит от меня и забудет. А я останусь в дураках. Хах.
Я хотел, я желал, чтобы все это было не так, потому что как бы мне хотелось просто держаться с ним за руки. Я так устал от чувств опустошенности, разочарования и безнадежности.
Я думал, а что если бы мы были вместе, как пара. Уже только от одной этой мысли все внутри меня сжималось от волнения. Хотя не думаю, что это возможно. Мы не выглядим так, как должны, по моему мнению, выглядеть пары.
Он красивый. Действительно, красивый, только в несколько грубоватой форме. У него есть преимущества перед остальными, я это точно могу сказать. Я симпатичный парень – нет, вовсе не симпатичный – я выгляжу как цыпочка. Даже если бы у меня были длинные волосы и парни думали, что я девушка, я бы никогда не позволил бы себе быть втянутым в эти кошки-мышки с ними. Черты моего лица не дополняли друг друга в целом. Я словно был коллажем , что мои родители сделали из долбаного каталога “Child Attributes”, перед тем как я появился на свет, став самым омерзительным монстром, каким только вообще возможно быть.
В этот период моей жизни, все чего мне хотелось, так это любить Джерарда, и чтобы он тоже любил меня. Я бы стал нормальным и не беспокоился о своей внешности, эти чувства заполнили бы пустоту внутри меня.
Я ненавидел себя за то, что стал одержимым человеком, с которым говорил всего лишь дважды. Но это была весна, а это значило, что пришло мое время влюбиться, а моему сердцу тряпичной куклы снова быть разбитым.
С тех пор как мы с Джерардом ездили за фруктовым льдом, и он сказал, что не прочь повторить еще раз, этого так и не случилось. Прошла почти неделя, и каждый день я все ждал и ждал, когда он удивит меня новым приключением, но Джерард так и не сделал этого. На самом деле я не видел его в школе два дня и действительно начал переживать, все ли с ним хорошо, так как в последнее время он часто пропадал куда-то. Мне хотелось верить, что Джерард вовсе не игнорирует меня.
Он никогда не рассказывал, где был все эти дни, но я и не спрашивал. Просто сильно волновался. И в его прогулах не было никакой системы: просто в один прекрасный день он не приходил в школу, или же он мог ходить на занятия всю неделю без пропусков.
Тем временем, апрель подходил к концу, и мы успели несколько раз встретиться за стенами школы. Каждую ночь перед тем, как отправиться спать, я думал: «Как же мне не терпится пойти в школу». Хотя бы раз в моей жизни события развивались благополучно.
Я чувствовал себя… полноценным, знаю, это звучит по-дурацки, но это работает. Я буду ходить в школу, чтобы стать музыкальным продюсером. У меня есть план. У меня есть друг. Это покажется довольно странным, что я провожу время с парнем, которого до этого все время видел сидящим за столиком под часами, с наушниками, проводящим свой обед, так же как и я.
Парнем, который не был на самом деле таким уж и странным, просто другим. Он всегда носил длинное черное пальто, отороченное на манжетах мехом, и было еще в нем что-то такое загадочное, словно я никогда не смогу добраться до его мыслей, души. Вокруг Джерарда была аура, которую я не мог понять. Он был просто таким отстраненным, не таким как я. Казалось, он никогда ничего не боится, но в то же время у нас было столько общего. У нас у обоих был похожий жизненный «школьный» опыт: пытаясь найти себя, мы вновь, раз за разом, терялись.
Он немного пугал, но был добр ко мне. Казалось, Джерард всегда носил одну и ту же пару черных джинсов, но хотя бы прекратил носить его «экстравагантное» пальто, потому что, как он сказал, стало слишком тепло. Вместо этого он носил огромный черный свитер. Джерард всегда был одет в одинаковые черные вещи, и поэтому большинство людей называло его фриком, или же говорили, что он беден, что на самом деле было вовсе не так, я был заинтригован его полным равнодушием по поводу того, кто и что говорит. Мне нравилось, как Джерард одевался – он был полностью черным, начиная от его волос вплоть до самых щиколоток, но его ботинки были черно-белыми.
Думаю, он теряет около десяти готических очков за каждую не черную вещь, что надевает, бедный парень.
Несмотря на его темный и неприступный образ – не такой уж и вопиющий, я думал, он был нормальным и хорошим парнем, хотя большинство людей в нашей школе не разделяли мою точку зрения - уж слишком Джерард был дружелюбен ко мне. Его глаза становились просто огромными, особенно когда он радовался. Всякий раз, когда он заводил разговор о концерте, то начинал вопить и прыгать вокруг, а я боялся, что его глаза вот-вот лопнут. И это делало меня по-настоящему счастливым. Я чувствовал себя намного лучше оттого, что мог поделиться своими чувствами, спрятанными глубоко внутри меня, и со временем мало-помалу постепенно выбирался из своей раковины, открываясь ему.
Я продолжал чувствовать себя так в течение следующих нескольких недель. Мне уже не было страшно просыпаться по утрам. Я даже был рад ходить в школу и чувствовал себя так хорошо – не замечательно, а просто хорошо. Мы с Джерардом вместе обедали каждый день, шутили о всяких глупостях, и он всегда заставлял меня улыбнуться. Он заставлял меня улыбаться все время, что было ново для меня. Я не чувствовал себя таким счастливым уже давно.
Он много рассказывал о себе. У него были проблемы в семье. Он объяснил, каким мудаком был его отчим, желавший заполучить мать Джерарда только для себя. Я узнал, что, как и у меня, у него не было ни братьев, ни сестер, с которыми он мог бы поговорить.
В особенности я запомнил одну из его историй. И вряд ли когда-либо смогу ее забыть. Есть некоторые вещи, которые просто остаются с вами, и даже неважно что. Каждый раз, думая об этом, я чувствовал себя дико виноватым, и как бы мне хотелось сделать что-нибудь, дабы помочь ему.
Однажды ночью в парке Джерард и я сидели на нашем холме. Я закончил рассказывать о том, как умер мой отец, когда мне было восемь и что моя мама до сих пор одна. Оказалось, что его отец был алкоголиком и скрывал это в течение нескольких лет. Так называемые деловые встречи были ни чем иначе, как ночами, проведенными с любой выпивкой, какую только он мог найти.
Однажды его мать, Донна, обнаружила его напившимся прямо в гостиной, он довольно сильно облажался. Она начала кричать на него по поводу его попоек прямо в доме, где Джерард мог все видеть, на что он, закатив глаза, ответил, что тот может в любом случае слышать ее со второго этажа, и это его действительно достало, ибо он может делать все что захочет. Отец сказал, что он хозяин в доме и не будет преклоняться перед какой-то паршивой женщиной. Мать очень расстроилась и выставила его за дверь.
